Когда последнее облачко темноты оказывается в бутылке, Мильтон закупоривает ее, встряхивает, как будто смешивая коктейль.
— Готово, — говорит он.
Но как он узнал, что нужно сделать? Как Доминик узнал? Каким образом я вообще жив, если Грэйди заперт в бутылке, и во мне его частицы не осталось? Как много нужно узнать.
Я говорю, наконец:
— Привет, Доминго.
И втягиваю носом холодный и вкусный, как фруктовый лед, ночной воздух.
Есть такое удивительное чувство: ты сделал все важное и нужное, а теперь можешь возвращаться домой.
Никогда до этого момента я не испытывал его с таким первобытным восторгом. Может быть, дело в том, что кровь все еще льется из моей раны на плече, и кровопотеря делает сознание легким, а может быть я правда так счастлив оттого, что все закончилось.
До наших машин мы бредем в полном молчании. Морриган ведет Доминика за руку, и мне думается, что это вершина материнской нежности, которую она может себе позволить. Меня поддерживают папа и мама, а Мильтона Ивви и Итэн.
Только Морин вышагивает впереди в гордом одиночестве и осознании, видимо, собственной значимости как самостоятельной личности.
Наверное, надо будет заехать в больницу. Наверное, надо будет расспросить папу обо всем, что случилось, потому что папа все знает.
— Ты держишься, слюнявчик? — спрашивает мама. И я вдруг ловлю себя на том, что опять и опять мысленно называю Мэнди мамой.
— За исключением того, что довольно обижен, потому что ты обзываешься?
— Да, милый, за этим исключением, ведь никого не волнуют твои чувства, — улыбается папа. И я слышу, как он беззастенчиво лжет.
Ноги я переставляю со значительным трудом, но есть одна мысль, которая придает мне сил.
Мы возвращаемся домой и, если врачи в больнице будут достаточно расторопны, сшивая края моего боевого ранения, я смогу успеть на повтор «Событий прошедшей недели с Джоном Оливером» в шесть утра.
Глава 13
Зоуи ждет меня в мире мертвых, темном и бесприютном. Сегодня здесь Дублин, лишенный всяких огней. Я иду по мостовой, какой ее помнит Зоуи и смотрю на дома, какими их помнит Зоуи. Дублин — яркий, цветной город, но здесь нет цветов.
Впрочем, я уверен, Зоуи любит свой дом и таким.
Она качается на качелях в одном из дворов. Это ведь город Зоуи, здесь все, что она когда-либо помнила в том порядке, в котором она хочет. Я слышу далекий шум моря.
Качели цепочные и поскрипывают жалобно, нежно, будто о чем-то своем поют.
Я сжимаю в руке бутылку с Грэйди Миллиганом. Мне стоило некоторых усилий перетащить ее в мир мертвых, но мы постановили, что так будет безопаснее.
Зоуи говорит:
— Здравствуй, Франциск.
Она резко останавливается, тормозит, упершись ногами в землю, подняв песок вокруг туфелек. Ее рассеченная щека обнажает белые зубы, как жемчужины в алом бархате.
— Все еще кровоточит? — спрашиваю я.
— И всегда будет. Я ведь братоубийца.
— А вот, кстати, и твой брат, — говорю я, протягивая ей бутылку. Она берет ее в руки, рассматривает, прикладывает к уху, как раковину, чтобы услышать море.
— Спасибо, Франциск. Я буду ее беречь.
Глаза у нее вдруг становятся совсем грустными, и она отворачивается. Теперь я вижу только прекрасную сторону ее лица.
— Ты молодец, вы все молодцы.
— Он не вернется? — спрашиваю я.
— Чтобы он вернулся, нужно найти бутылку, провести обряд и разбить ее. Без обряда с ней сделать ничего нельзя. Словом, все довольно надежно, если я правильно понимаю.
— Почему ты выбрала именно меня? Почему ты говорила со мной, Зоуи?
Она молчит, некоторое время рассматривая что-то далекое, чего не видно мне.
— Ты меньше остальных похож на него внутри. В тебе меньше всего Грэйди. Это забавно, потому что в тебе больше всего его крови.
— И именно эта кровь в бутылке, — говорю я. — Потому что в ней был Грэйди. Какая ирония.
— Частица его темноты, соединившись с которой, он пытался попасть в круг. Часть притягивает целое.
Я смотрю на качели, продолжающие качаться без Зоуи.
— Но как об этом догадались Мильтон и Доминик?
— Мильтон слышал все мысли Грэйди, но кроме того и мысли всех убитых им. Думаю, он проделал неплохую умственную работу, чтобы вычленить нужное. Мои комплименты.
— А Доминик?
— Не знаю, Франциск. Спроси у него сам.
Мы оба молчим. Зоуи поворачивается ко мне, но ее длинный шрам вовсе не вызывает у меня страха и отвращения. Я улыбаюсь ей, и она улыбается мне, как самая красивая девочка может улыбаться самому счастливому мальчику.
— Забавно, до чего ты похож на Грэйди внешне.
— У меня неликвидные рога и глаза цвета мультяшного дьявола?
— Нет, но однажды Грэйди был человеком.
Она вдруг подается ко мне, и мне кажется, будто сейчас она меня поцелует. Но Зоуи только хлопает меня по плечу, говорит.
— Если что — заходи. Мы ведь семья.
Утром я просыпаюсь довольно поздно и с удивлением осознаю, что плечо не ноет. Наверное, начинает привыкать к неудачам с ним приключающимся. А может быть, обезболивающее еще действует.
Первым делом я захожу в комнату Мильтона. Он валяется на кровати в окружении пустых пачек из-под сигарет, шоколадок и орешков. Мильтон еще с ночи играет человека как минимум дважды смертельно больного.
— Твоя мать надела мне тарелку с хлопьями на голову полчаса назад, — говорит он.
— Спорим, ты был невыносим?
— Возможно.
Мильтон собирает автомат, части его валяются среди цветастых оберток, разорванных упаковок и прочего мусора.
— Вот ты свинья.
— Вот ты слюнявчик.
Я сажусь на край кровати и улыбаюсь ему.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ха! Хреново! Но банка «Доктора Пеппера», возможно, могла бы это исправить.
— Почему ты сам не можешь взять?
— Потому что мне хреново. И еще потому что на кухне твой отец и Морин ведут переговоры.
— Переговоры? — переспрашиваю я. — А Доминик там есть?
Мильтон делает круглые глаза и высовывает кончик языка.
— А вот сходи мне за газировкой и узнаешь.
— Как думаешь, дядя, что мне сказать Доминику? Он пытался меня убить, потом он меня спас, ну и вообще-то я очень странно к нему отношусь. Но он же мой троюродный брат. Что мне с ним делать? Он ведь мне не чужой человек.
Мильтон морщит нос, потом тянет:
— Вариантов два. Первый, его не рекомендую. Разберись во всем, вы же оба взрослые. Познакомься с ним поближе, постарайся найти контакт и тогда брат сможет привнести в твою жизнь что-то новое, светлое и радостное.
— Вообще-то здоровская мысль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
