Но я-то не всегда была склонна к любви, - печально говорила она. Изжога меня мучила или газы, и тогда мне надо было вести себя с ним очень осторожно. Надо было выбирать слова. Однажды я, не подумавши, ему отказала. Однажды, когда он начал обхаживать меня, я грубо отшила его. "Позабудь об этом, Чарли, хоть ненадолго, - сказала я. - Элен Стармер говорила мне, что ее муж занимается этим только один раз в месяц. Что бы тебе последовать его примеру?" Тут началось сущее светопреставление. Поглядели бы вы, как потемнело его лицо. Смотреть страшно было. Даже кровь в его жилах потемнела. За всю жизнь я ни разу не видела его таким сердитым. Тут он взял и ушел из дому. Настало время ужина, а его нет. Я легла спать, ожидая, что он придет, но, когда проснулась, кровать была пустая. Четыре ночи я ждала его возвращения, но он не показывался. В конце концов я дала объявление в газету. Мы тогда жили в Олбани. "Пожалуйста, вернись домой, Чарли!" Больше я ничего не прибавила. Это стоило мне два с половиной доллара. Ну что ж, объявление я дала вечером в пятницу, а в субботу утром я услышала его ключ в замке. Вот он поднимается по лестнице, улыбаясь во весь рот, с огромной охапкой роз и с одной только мыслью в голове. Уже десять часов утра, а работа по дому у меня и наполовину не сделана. Тарелки после завтрака - в раковине, постель не застлана. Очень тяжело для женщины, если ее любят до того, как она закончила работу, но я уже знала, что меня ждет, хотя пыль на столах была еще не вытерта.
Подчас это было для меня тяжело, - говорила она. - Это мешало моему развитию. Из-за Чарли я не посмотрела много интересного - например, после войны, когда как раз мимо наших окон проходил парад с маршалом Фошем и всеми остальными. Я ожидала этого парада, но мне так и не удалось его посмотреть. Чарли отвлекал меня, когда Линдберг перелетел Атлантический океан, а когда тот английский король - забыла, как его звали, - отказался от короны ради любви и произнес об этом речь по радио, я так и не услышала ни одного слова. Но когда я теперь вспоминаю Чарли, то вспоминаю вот таким - с печальным выражением лица, означавшим, что он переполнен любовью. Он как будто никогда не мог удовлетвориться, а теперь, господь да благословит беднягу, он лежит в холодной, холодной могиле.
Мелиса сошла вниз только в субботу. Предлагая ей погулять после обеда, Мозес заметил, как она помедлила у дверей террасы, словно опасалась, что летняя ночь положит конец ее причуде. Потом она догнала его, по многозначительно держалась в некотором отдалении. Он высказал желание пройтись по саду, в надежде, что аромат роз и звуки фонтанов восторжествуют, но она продолжала сохранять благоразумное расстояние между ними; впрочем, когда они вышли из сада, она свернула на тропинку, шедшую через сосновый лесок, которой и раньше не видел и которая вела к огороженному участку, оказавшемуся кладбищем животных. Там было с дюжину могильных камней, заросших сорняками, и Мозес, идя за Мелисой, читал надписи:
Здесь птичка певчая погребена.
Она зимой с небес упала и застыла.
Нам песенок ее совсем не слышно было,
Такою крохотной была она.
Здесь покоится прах крольчихи Сильвии.
Семнадцатого июня она была наказана Мелисой
Скаддон и умерла от побоев.
Здесь покоится прах гончего пса Тезея.
Здесь покоится прах колли по кличке Принц.
О нем будут скорбеть все и каждый.
Здесь покоится прах Ганнибала.
Здесь покоится прах Наполеона.
Здесь покоится прах Лорны, домашней кошки.
От этого участка веяло могуществом клана, подумал Мозес, и той радостью, какую он вкладывает в свои глупые выдумки. Переведя взгляд с могильных камней на лицо Мелисы, он с вновь пробудившейся надеждой увидел, что его выражение как будто смягчилось при виде этого глупого кладбища, но решил не торопиться и пошел за ней дальше по тропинке, к сараям и оранжереям, где они оба остановились послушать громкое мелодичное пение какой-то ночной птицы. В только что наступившей темноте оно звучало вдали, сверкая, как скальпель, и Мелиса была очарована.
- Знаешь, Джей Пи хотел завести соловьев, - сказала она. - Он привозил из Англии сотни и сотни соловьев. У него был специальный человек для ухода за соловьями и дом для соловьев. Когда мы возвращались на пароходе из Англии, то после завтрака первым делом спускались в трюм и кормили соловьев мучными червями. Они все умерли...
Взглянув затем поверх головы Мелисы на крышу сарая, где, по-видимому, примостилась ночная птица, Мозес увидел, что то была вовсе не птица - то были жалобные звуки ржавого вентилятора, вертевшегося на ночном ветру. Понимая, что это открытие может изменить сентиментальное настроение Мелисы, зарождавшееся под влиянием сумерек, кладбища и песни, он поспешно увел ее в заброшенную оранжерею и устроил на полу постель из своей одежды. Позже вечером, когда они вернулись в дом, Мозес, чувствуя всего себя обновленным и освеженным любовью, в ожидании сна думал о том, что у него будут все основания удивляться, если с Мелисой не произойдет еще какое-нибудь превращение.
Это подозрение вновь появилось у него следующим вечером, когда он вошел в их комнату и застал Мелису в постели в одном чулке за чтением любовного романа, взятого у какой-то горничной; когда он поцеловал ее и прилег рядом, от нее пахло, довольно приятно, конфетами. Но на следующий вечер, шагая по лужайкам от железнодорожной станции, он увидел нечто напомнившее ему отвратительные подробности из прошлого Мелисы, на которых любила останавливаться Джустина. Мелиса была на террасе с Джакопо, молодым садовником. Она стригла Джакопо волосы. Даже на расстоянии Мозесу стало от этого зрелища тревожно и грустно, так как ненасытность, которую он в ней обожал, могла повлечь за собой измену, и он воспылал к Джакопо смертельной ненавистью. Миловидный, охваченный вожделением, тот смеялся, пока Мелиса стригла и причесывала его, и казался Мозесу одним из тех типов, которые остаются для нас непостижимыми и разрушают в нас любовь к искренности и веру в радости жизни. Однако, как только Мозес подошел к ним, Мелиса отослала Джакопо и, здороваясь, так блестяще проявила свою любовь к Мозесу, что ни садовник, ни что-либо иное больше не беспокоили его, пока несколькими вечерами позже, проходя по коридору, он не услышал смех в их спальне и не увидев Мелису и какого-то незнакомца, которые пили на балконе виски. Это был Рэй Беджер.
Нет ничего предосудительного в том, что Беджер посетил свою бывшую жену, подумал Мозес. На его сопернике, если тот еще мог считаться соперником, был изысканно модный костюм, один глаз у него косил, волосы глянцевито блестели. Когда Мозес присоединился к Мелисе и ее гостю, Беджер старался быть очаровательным, но воспоминания, которые были общими для него и Мелисы - он ведь кормил соловьев - касались прошлой жизни в "Светлом приюте", и Мозес не мог принять участия в разговоре. Мелиса редко упоминала о Беджере, и если она была с ним несчастна, то, судя по сегодняшнему вечеру, этого нельзя было сказать. Она восхищалась его обществом и его воспоминаниями - восхищалась и была печальна, так как, когда он ушел от них, она проникновенно заговорила с Мозесом о своем бывшем муже.
- Он все еще похож на восемнадцатилетнего мальчишку, - сказала она. Он всегда поступал так, как желали другие, и теперь, в тридцать пять лет, осознал, что никогда не был самим собой. Мне так жалко его...
Мозес воздержался от суждений о Беджере, а за обедом обнаружил в Джустине свою сторонницу. Она не разговаривала с гостем и, казалось, была очень взволнована. Она объявила, что продает все свои картины музею "Метрополитен". Хранитель музея приедет завтра к ленчу, чтобы оценить их.
- Нет никого, кому я могла бы доверить ведение своих дел, - сказала она. - Я никому из вас не могу довериться.
После обеда Беджер угостил Мозеса сигарой, и они имеете вышли на террасу.
- Вы, наверно, удивляетесь, зачем я снова приехал сюда, - сказал Беджер. - Могу объяснить. Я занимаюсь производством игрушек. Не знаю, слышали вы об этом или нет. Недавно мне очень повезло с одним делом. Я получил патент на копилку - это пластмассовый вариант старой железной копилки, - и фирма Вулворта дала мне заказ на шестьдесят тысяч штук. В Нью-Йорке я получил подтверждение заказа. Я вложил в это дело двадцать пять тысяч собственных денег, но как раз сейчас мне представился случай приобрести патент на игрушечное ружье, и я готов продать начатое мною дело с копилкой за пятнадцать тысяч. Я ломал себе голову, кому бы продать его, и подумал о вас и Мелисе - я прочел о вашей свадьбе в газете - и решил приехать сюда, чтобы сделать это предложение вам первому. Только на заказе Вулворта вы удвоите свой капитал, а можно рассчитывать еще на шестьдесят тысяч штук для магазинов канцелярских принадлежностей. Если завтра под вечер вы можете быть в "Уолдорфе", мы бы вместе выпили и я показал бы вам патент, чертеж и переписку с Вулвортом.
