за ладошку. Посмотрела снизу-вверх.
– Папа очень хочет, чтобы ты осталась с ним, – выведя её из детской, посмотрела серьёзно. Знала, что накануне Яков поговорил с дочерью, но так, чтобы не давить. Она и сама всё понимала. Только как ей было выбрать между отцом и матерью? Даже мне этот выбор казался ужасным. Я коснулась живота. Это вышло как-то само собой, хотя я всё ещё до конца не осознавала, что теперь не одна. Что теперь никогда не буду одна.
– Я маму люблю, – вздохнула Майя тяжело, грустно.
У меня защемило сердце, и только я хотела сказать, что знаю это, она продолжила:
– Но папу я тоже люблю. И тебя люблю. А ты с папой, так что я тоже хочу быть с папой.
– Солнышко…
Я остановилась. Присела перед ней. Сердце разрывалось от ещё не совершившегося предательства. Но всё, что я могла – крепко-крепко обнять Пчёлку и мысленно попросить у неё прощения за то, что не смогу остаться с ней. Нет, не с ней – с её отцом.
Майя обняла меня в ответ. Разжав руки, я дотронулась до её щёчки. Поднялась и молча повела её дальше. В сумке у меня лежал тест с двумя полосками. Мальчик или девочка?..
– У тебя болит живот? – вдруг спросила Майя, и я удивлённо посмотрела на неё.
Вдруг поняла, что опять дотронулась до живота.
– Нет, – поспешила ответить. – Это я так… Немножко волнуюсь.
– А я не волнуюсь, – она выпустила мою руку и сбежала на несколько ступенек. – Совсем не волнуюсь.
Вместе мы спустились вниз. Якова я сегодня не видела. Как сказала горничная, уехал он очень рано, ещё до того, как я проснулась. Я надеялась, что он вернётся за нами, и на заседание мы поедем вместе, но в холле нас встретил Константин.
– Добрый день, – поздоровался он. – Готовы ехать?
– Да, – сказала, хотя готова я не была. Неожиданно меня охватило чувство тревоги. Что, если я сделаю что-то не так? Что, если не смогу?
– Тогда пойдём, – направился он ко входной двери.
– Ты всё взяла? – спросила, придержав Майю.
– Ага, – нетерпеливо отозвалась она.
Я положила телефон на тумбочку под зеркалом и взяла её рюкзак. Проверила: пакетик с соком, запасные иглы для шприца.
– Где инсулин? – не найдя само лекарство, качнула головой.
Майя виновато насупилась. Обычно она сама брала всё, что ей нужно, но я обязательно перепроверяла. Когда Яков первый раз сказал мне, что она положит всё сама, я удивилась. Теперь понимала – так правильно. Она должна была понимать, что ей нужно и учиться жить с болезнью.
– Я… забыла.
– Забыла ты, – мягко пожурила. – Знаешь же, что тебе нельзя забывать такие вещи.
Попросив подождать, быстро вернулась в комнату и взяла ручки. В холле уже никого не было. Выйдя на улицу, увидела Майю возле машины.
– Теперь можно ехать, – убрав инсулин, сказала Косте. – Хотя… Господи…
– Что случилось? – он обеспокоился.
– Телефон, – показала на дом. – Оставила на тумбочке.
Да что же за день такой?! Хотела было вернуться, но он открыл дверцу:
– Садитесь, я принесу.
– Спасибо.
Помогла Майе устроиться в детском кресле, проверила ремешки.
Константин вернулся как раз в момент, когда я обошла машину и устроилась рядом на заднем сиденье. Подал мне мобильный.
– Спасибо, – убрала в сумку.
Охранник сел за руль, а я посмотрела в окно. Тревожное чувство не покидало меня, неожиданно стало не по себе до такой степени, что меня начало мутить. Беременность дала о себе знать в самый неподходящий момент, хотя удивляться этому не стоило. Вначале неприятный разговор со Стасом, потом две полоски…
Мы выехали за пределы территории. Я перехватила взгляд Константина в зеркале заднего вида и вымучила улыбку.
– Сегодня такая хорошая погода, – сказала только, чтобы разбавить тишину.
Охранник кивнул, на лбу его появилась складка.
– Что-то не так?
– Почему Вы спрашиваете? – снова взгляд в зеркало.
Я мотнула головой, разгладила подол.
– Нет… Просто…. Показалось.
Посмотрела на него, но ничего больше не заметила. Складка исчезла. Наверное, действительно показалось.
Поначалу я не обращала на дорогу внимания. Майя рассказывала о тренировках, о том, какие они с тренером делали упражнения и для чего они. Я почти ничего не понимала, но слушала её с неподдельным интересом. В какой-то момент вдруг подумала, что пройдёт совсем немного времени, и та крошка, которая сейчас размером, наверное, не многим больше головастика, будет точно так же рассказывать мне о том, что для неё важно.
– Ой, – Майя едва успела ухватить свой рюкзачок, когда машину подбросило.
Я посмотрела в окно. Странно… В зале суда с Яковом я не была ни разу, но в моём представлении он должен был находиться в черте города. Я присмотрелась внимательнее. Между деревьев мелькнул фасад дома, потом ещё один. Не помню, чтобы когда-то бывала тут. То ли ближайший пригород, то ли один из спальных районов с наляпанными тут и там безликими многоэтажками.
– Долго ещё? – спросила со вздохом.
Дурнота стала меньше, но до конца так и не прошла. Меня никогда не укачивало в машинах, а тут на тебе.
– Скоро будем, – отозвался Константин.
Мне бы хотелось большей определённости, нежели это «скоро». Но уточнять я не стала. Открыв сумку, нашла упаковку мятных леденцов. Один дала Майе, второй взяла себе.
– Странно, – посмотрев на время, поняла, что телефон просит вставить сим-карту.
Поискала что-нибудь, чем можно было бы поправить её – ничего подходящего. Ни булавки, ни иголочки.
– У тебя нет чего-нибудь острого, – опять обратилась к охраннику. – Что-то с сим-картой.
Он отрицательно мотнул головой. Тревожное чувство, которое охватило меня ещё дома, то отступало, то возвращалось. Вот опять. Только теперь оно стало таким неприятным, что у меня похолодели руки.
Мы проехали мимо нескольких однотипных домов, свернули на широкую, безлюдную улицу. Всё вокруг словно вымерло. По обочине одиноко брёл мужчина с лохматой собакой, вот и всё. И это несмотря
