Причем – очень постараться. И то, если Олег станет настаивать на своем праве на жилье в Иркутске-2. Но Олег не собирался настаивать.
Ведь он учился в одном из лучших ВУЗОВ страны, учился на отлично и спокойно мог рассчи-тывать на хорошее распределение в самой Москве или в ближайшем Подмосковье: в По-длипках, в Балашихе, в
Новогирееве, Видном, Обнинске или в каком-нибудь еще подоб-ном городе. А может даже – и в секретный закрытый город, о которых у студентов ин-ститута ходили легенды. Да мало ли куда можно будет распределиться после окончания такого института на отлично!? Главное то, что работа ему будет! А если будет работа, то будет и жилье!
Можно будет даже и в Иркутск вернуться, на его авиационный завод.
Сер-гей Афанасьевич пообещал вызов сделать, если нужно будет.
Так что, возможностей у него после института – море! И на одном
Иркутске ему "зацикливаться" не слишком хотелось. Ему хотелось, все-таки, остаться в Москве. Москва ему нравилась. Москву он полюбил. И он окончательно решил связать свою будущую су-дьбу с
Москвой. И только с Юлией. А в этом случае задача значительно упрощалась. Ведь женатые молодые специалисты, прибывшие по распределению на предприятие, имели право на отдельную квартиру. И они получали ее вне общей заводской очереди через Со-вет молодых специалистов. Поэтому, зачем им Иркутск, если их ждала Москва? Вот толь-ко бы с имуществом побыстрее разобраться и придти хоть к какому-нибудь цивилизован-ному своему завершению
Все вещи из их квартиры хранились на одном из складов воинской части Белякова.. На вещи была составлена официальная опись, подписанная комиссией по похоронам и за-веренная гербовой печатью воинской части. Все, как положено. Все, как надо. И по совету
Белякова мебель. одежду, посуду Олег сдал в комиссионный магазин, оформив доверен-ность на получение денег от продажи на того же
Белякова. Драгоценности, а они у матери были, он, конечно же, взял с собой. Пригодятся. Ведь у него уже была Юлия. А, значит, будет и жена. будет и семья. И деньги наличные, а их оказалось около двух тысяч, тоже взял с собой. Как и сберкнижку с семейным вкладом, где даже после затрат на свадьбу то-же еще кое что осталось. И немалое кое что. Ведь отец с матерью были по тем временам, далеко не бедной семьей. Взял Олег себе также награды отца и матери, семейные альбомы и письма отца с матерью. Вот, пожалуй, и все, на что он мог тогда претендовать и что мог увезти с собой в Москву, в свою комнату студенческого общежития…
Сложнее оказалось с семейной библиотекой. В ней насчитывалось почти четыре тысячи томов. Отец с матерью собирали ее все жизнь.
Почти все подписные издания Со-юза были у них. Мировая и отечественная классика. Художественная, познавательная, справочная, включая энциклопедии. Не только "БСЭ" второго и третьего издания, не то-лько "БДЭ", то есть, большая детская энциклопедия,, не только энциклопедия растений, но даже и "БМЭ" или большая медицинская энциклопедия. Как раз именно то, что и нуж-но нормально развитому
Советскому гражданину, воспитанному на мировых человечес-ких ценностях, и строящего самое передовое и самое прогрессивное в мире
Социалисти-ческое государство рабочих и крестьян. Олегу жалко было терять библиотеку, в которой он знал чуть ли не каждую книжку. Пусть не все в ней он читал, но держал в руках прак-тически каждую книжку.
И не только держал, но и листал, пробегая глазами станицы., Од-нако брать ее ему было некуда. Не в комнату же общежития? Он попробовал было пода-рить ее Белякову. Подарить официально, через дарственные документы, но тот катего-риически отказался. и посоветовал передать всю библиотеку в местную школу-интернат для слаборазвитых детей, шефами которой как раз и была воинская часть Белякова.. Что Олег и сделал. И с легким сердцем и совершенно чистой совестью по поводу благополуч-ного завершения своих нелегких Иркутских дел, улетел к себе в Москву. Перед отъездом он еще раз сходил на кладбище.
Могилы отца, матери и брата с молодой женой, даже еще не женой, а всего лишь невестой, находились в старой части городского Иркутского кладбища. Место было ти-хое, спокойное и даже, в какой-то степени – уютное, недалеко от стены ограды, выполнен-ной из старинного темно красного кирпича. Вдоль стены стояли высокие и кряжистые, могучие старые березы с бугристой, сморщенной, потрескавшейся от многолетия корой. А рядом, за витой металлической оградой, отлитой из чугуна на местном "литейно" меха-ническом заводе, нашли свой последний приют четыре человека: двое взрослых, почти что уже пожилых и двое молодых, совсем еще молоденьких. Четыре могильных холмика, ровных аккуратных, старательно обложенных дерном и буквально заваленных свежими и старыми, уже высохшими и завядшими, цветами. Всякими: в букетах, в венках, в вазочках и просто россыпью. В изголовье каждого холмика стоит металлическая конусная тумба с пятиконечной звездой на вершине, окрашенные в красный цвет.. На передней стенки тум-бы – овальные рамки с фотографиями погибших. Все – Жуковы.
Жуков Юрий Григорьевич Жукова Зоя Федоровна,
1942 – 1987гг 1944 – 1987гг
Жуков Михаил Юрьевич. Жукова Татьяна Павловна
1967 – 1987гг 1968 – 1987гг
В передней части ограды, справа, ближе к боковой стенке, сделана дверка с поворот-ной ручкой. А сразу за дверцей, слева от входа вкопана деревянная скамейка с неболь-шим металлическим столиком перед ней. То самое место, где можно посидеть, подумать, пообщаться с памятью и душами ушедших. Можно даже и выпить и всплакнуть немнож-ко. Если уж невмоготу совсем. В таких слезах ничего стыдного нет. Такие слезы очищают, снижают боль и приносят хоть какое-то облегчение. Пусть выдуманное, пусть эфемерное, но все же – облегчение.
Но Олегу сегодня почему-то не плакалось. Хотя на душе было больно, горько и обидно. За что?! За что?! Кому они, погибшие, сделали плохо?! Ведь совсем еще моло-дые!. Жить бы да – жить. А оно вон как обернулось! И кому это нужно, чтобы умирали молодые?
Природе, где все хаотично, случайно и где властвуют дикие, животные законы инстинктов? Или – ему, который называет себя Богом? Если ты -
Бог, если ты Всесиль-ный и Всемогущий, тогда скажи мне, простому
Советскому парню, Олегу Жукову, стоя-щему у могилы четырех родных и дорогих ему людей, которых этим летом трагически и нелепо погибли, зачем ты это сделал? Для чего? Кто тебе дал право убирать с лика
Земли хороших людей и оставлять в живых всякую нечисть и всякую погань? Кто?! Живут, здра-вствуют и процветают в этом, созданном им, мире убийцы, насильники, бандиты, во-рье всякое, а хорошие, нормальные люди – погибают…
Ты что вытворяешь с людьми, которых поселил на этой неласковой
Земле. а? За-бавляешься?! Экспериментируешь? Издеваешься? Люди для тебя, что – подопытные мышки, да?! Смотри, доиграешься. Люди не
"идиоты". Иногда они прозревают. И тогда – смотри-и-и-и…Как сказал один из английских писателей, набожный католик из аристо-кратической семьи, ушедший добровольцем на фронт и после войны публично отрекший-ся от Бога.. Не помню только его имя. Джеймс
Олдридж, кажется. Так вот, он сказал в одной из своих книг устами главного героя, летчика-истребителя, сбитого над террито-рией
Германии, попавшего к фашистам в плен, отсидевшего больше года в концлагере Бухенвальд и бежавшего оттуда к французским "маки", чтобы стать в ряды Сопротивле-ния для борьбы с фашистами, такие слова:..
– Господи! Если ты есть на этом грешном свете и ты смог допустить "ТАКОЕ!" – тогда зачем ты?!. Тогда ты не имеешь никакого права на собственное существование и я – проклинаю тебя!.
Но подобных мыслей у Олега не возникало. И не могло возникнуть.
Ведь он был типичнейшим Советским молодым человеком, стопроцентным материалистом и до выс-ших небесных, в каком бы виде они не выступали, ему не было абсолютно никаких дел. Он пришел сюда, на кладбище, к могилам своих родных, чтобы попрощаться с ними, с их прахом, а заодно – с целым периодом своей жизни, с периодом своего детства, отрочества и юношества, с той частью своей жизни, которая прошла у него в Иркутске-2. Теперь у не-го начинается совершенно новый и совершенно иной период жизни – Московский, абсо-лютно не связанный с Иркутском…
В Иркутске он еще успел побывать только один раз. И с Юлией.
Через год они при-ехали сюда на производственную практику на
Авиационный завод. Приехали по вызову от завода. Вызов им сделал
Сергей Афанасьевич. И все это время они жили у него. В Со-ветское время такие студенческие поездки были не только возможны, но даже широко практиковались. Поэтому студенты Иркутского Политехнического института могли спо-койно поехать на практику на любой машиностроительный или металлургический завод Урала или Европейской части Союза И наоборот, студенты Европейских ВУЗов страны ездили на практику на предприятия Сибири и Дальнего Востока. Было бы желание.
