«Ведь это моё сознание, я сам вижу и понимаю всё. Только мой мозг и есть! Ведь если я умру, что станет с ними? Куда они денутся? Останутся? Ха-ха-ха! Как бы не так! Если не будет меня, их некому будет осознать! Их всех не существует! И они знают, что это я проецирую их жизнь! Ну, конечно, как же я раньше… боже, как просто!..»
Сигдиргердылаев добежал до бетонного перекрытия, заглянул за парапет и увидел чёрные колышущиеся воды. Никого не было вокруг. Он выбросил в воду портфель, и тот, пролетев огромную высоту, ударился о бетонный изгиб канала, а затем с плеском о тёмную водную гладь.
— Значит, — проговорил Мазур, судорожно извлекая своё тело из одежд, — если я исчезну, мир вокруг перестанет существовать! Боже, как всё просто! Ведь это я! Я всё могу! Ведь их нет никого! Пустышки, клоуны на веревочках! — ликовал он.
Оставшись совершенно голым Сигдиргердылаев вскарабкался на бетонную высь, ощутив ступнями каменную прохладу, и, раскинув руки, прогремел, словно сумасшедший император перед безмолвной толпой подданных:
— Я уничтожу вас! Всех! Всех сразу! Я вас ненавижу! Пропадите вы пропадом! В небытие! Я разрушаю этот мир!..
Ноги его оторвались от поверхности, и Мазур полетел вниз, как орёл, накачанный новокаином. Сильнейший удар поразил его голову, и тут же холодная, грязная вода хлынула в треснувший череп, смешивая мозг, кровь и частицы кости в единую хаотичную массу. В глазах потемнело, померк свет вечернего города, и бешеный свист, только секунду назад рвавший перепонки, вдруг смолк, а за ним пришла чёрная, густая как мёд, вязкая пустота. Ничего больше не было. Он уничтожил этот мир…
Секреты эволюции
В июле месяце, в десять часов утра, из подъезда шестнадцатиэтажного дома вышел молодой человек в красной майке, синих расклешённых джинсах, кедах и бейсболке. Он воровато огляделся по сторонам и быстро пошёл, а затем побежал прочь от подъезда.
Звали молодого человека Антон Лермонтон. Ударение в его фамилии приходилось на вторую букву «о», и от этого имя его звучало, несомненно, поэтично. Антон удирал не просто так. Десять минут назад он заходил в подъезд с определённым намерением. В этом шестнадцатиэтажном доме, расположенном на улице Сосновая, проживал друг Антона, Птифильчиков Стас. Проживал он на седьмом этаже, в двухкомнатной квартире, где помимо него самого, жила его мама Антонина Васильевна, и его же отец, Лаврентий Элеонорович Птифильчиков.
Антон имел намерение зайти к другу и занять у него денег. Но, как это ни печально, Стаса Птифильчикова дома не оказалось, о чём и поведала Антону мама Стаса, которую тот отвлёк от приготовления борща. Раздосадованный Антон, услышав неприятное известие, решил не ехать вниз на лифте, при помощи которого поднялся на седьмой этаж, а пошёл вниз по лестнице пешком. Когда Антон миновал четвёртый этаж и уже завернув, поставил подошву кеда на первую ступеньку лестницы третьего этажа, он увидел мужчину, лежащего на площадке возле мусорной трубы.
Мужчина был мёртв. Антон понял это по цвету лица бедняги. Вокруг не было ни крови, ни каких-либо возможных орудий убийства, но цвет лица выдавал состояние здоровья лежащего сразу. Лицо трупа было зелёным. И, мало того, что было зелёным, так ещё и застыло с такой невообразимо ужасной гримасой, от которой по спине Антона побежал холодок.
Вероятно, убитый пролежал на лестничной клетке не один день, ибо Антон, хоть и не был медиком, но всё-таки знал, что зеленеют покойники далеко не сразу после того, как душа покинет бренное тело. Это было странно, ведь дом был густо населён людьми, которые должны были заметить бездыханное тело в подъезде, которое, вероятно, должно пролежать по меньшей мере недели две, чтобы прийти в такое зеленушное состояние. И Антона осенила мысль, что, скорее всего, убийство произошло где-то в другом месте, а сюда труп подбросили совсем недавно.
Антон аккуратно подошёл к мертвецу, Вид его был настолько страшен, что Антону показалось, будто это и не человек вовсе, а какая-то человекоподобная рептилия. Антона начало тошнить. И тут он заметил, что в руке, такой же зелёной, как и лицо покойника, зажат блестящий предмет. Антон пересилил страх, и, будучи по природе человеком любопытным, наклонился поближе, чтобы рассмотреть, что это такое.
Зелёная с серыми пятнами рука сжимала небольшой желтоватый цилиндр. Антон каким-то внутренним чутьём понял, что вещь это ценная, и, возможно, уникальная. А ещё Антон подумал, что она может немало стоить, а может даже и очень много.
«Золотая, наверное» — догадался Антон, с отвращением выковыривая цилиндр из окоченевшей мёртвой руки. От прикосновения к коже пальцев трупа у Антона волосы на затылке в прямом смысле слова встали дыбом, но он, пересилив неприязнь и накатывающуюся на сознание слабость, всё-таки извлёк предмет, который выпал из пальцев и с глухим звоном ударился о грязный кафель. И тут Антон увидел, что у трупа, вместо положенных пяти пальцев, на руке всего три. Он не заметил этого сначала потому, что, пытаясь выковырять цилиндр, не отслеживал действия взглядом. На ощупь же рука не показалась ему необычной. Сейчас же Антон отчётливо разглядел: пальцы покойника походили на лапу ящерицы.
Антон схватил жёлтый цилиндр, и, выпучив глаза, попятился от трупа. Чуть не упав с лестницы, он развернулся, и в несколько прыжков достиг первого этажа.
Итак, Антон Лермонтон бежал прочь с улицы Сосновая, подальше от дома, где только что похитил у трёхпалого зелёного покойника некий цилиндр. На ходьбу Антон перешёл, только когда достиг летнего парка. От бега он весь вспотел, и часто и тяжело дышал. Антон был заядлым курильщиком, а вот заядлым марафонцем не был, и потому сердце его гулко стучало в груди, и он никак не мог надышаться жарким летним воздухом.
Присев на лавочку, Лермонтон огляделся и пощупал рукой правый карман. Цилиндр был тяжёлым, он сильно мешал Антону при беге, и, кажется, натёр ему ляжку. Сунув руку в карман, Антон вытащил добычу и принялся жадно разглядывать.
Цилиндр был совершенно гладкий, формой похож на рюмку для саке, но чуть длиннее и тоньше. В жёлтом металле имелись вкрапления серебристого цвета, вкрапления витиевато переплетались и представляли собой что-то похожее на орнамент, впрочем, это могло быть и надписью на каком-то восточном языке.
«Может, там есть что-то внутри?» — подумал Антон. Он принялся трясти цилиндр, плотно зажав между большим и средним пальцами, и ему показалось, что центр тяжести слегка меняется. Создавалось ощущение, что внутри цилиндра находится что-то тягучее, по консистенции похожее на мёд. Но, что бы там ни было, открыть металлический контейнер не представлялось возможным. Он был полностью монолитным.
В первую очередь Антона интересовала приблизительная стоимость находки.
«Если это золото, — подумал он, — то тут веса на пятьсот грамм точно!». Но, с другой стороны, продать цилиндр только как золотой лом, не убедившись, что предмет не представляет ювелирной или исторически-антикварной ценности, было глупо.
«Но как это узнать?» — отчаянно думал Лермонтон, сидя в удушливом, всё нарастающем зное парка.
У Антона не было знакомых ювелиров, или кого-то хотя бы близко работающего в этом направлении. Он подумал, что надо сходить в антикварную лавку, но вспомнил о соседе. В доме, где жил Антон Лермонтон, на втором этаже в квартире сто тридцать седьмой проживал один забавный старичок. Как его звали, Антон не вспомнил, но зато вспомнил, что как-то давно случайно попал в его квартиру, где старичок увлечённо показывал ему всевозможные старинные монеты, медали и ордена столетней давности, и пожелтевшие листки старинных документов. Старичок, насколько помнил Антон, ювелиром не был. Но, Антон был уверен, смог бы отличить золото от другого неблагородного металла.
«А может, ему и продам?» — радостно подумал он, и, сунув цилиндр обратно в джинсы, пошёл к своему дому. Антон старался идти в тени деревьев, прячась таким образом от палящего солнца. Ему очень хотелось пить, и принять прохладный душ, и он решил, что сначала зайдёт домой, постоит в ванне под эмалированным смесителем, одна струйка из которого всё время бьёт куда-то горизонтально в сторону, отчего пол в ванной после принятия душа всегда мокрый.
Антон представил себе, как хорошо будет, когда он, отфыркиваясь, оставляя на полу мокрые следы, выйдет на балкон, и, закурив, капнет с носа блестящей каплей прямо на основание сигареты.
И вдруг Антон услышал что-то странное. Вроде бы в развесистых ветвях дерева под тенью которого он находился, чирикнула птица, но это же самое чириканье сложилось в его в голове в совершенно ясную и отчётливо слышимую фразу.
— Прошу вас немедленно вернуть! — голосок был писклявым и настойчивым. Антон резко остановился и тревожно огляделся по сторонам. Никого не было.
— С какой стати? — вдруг раздался ещё один голосок, который тоже был пискляв, но по своей интонации, похоже, принадлежал существу наглому и отчаянному.
