Чтобы попасть в зал, мне нужно было спуститься на добрых два десятка ступеней лестницы, на верхней площадке которой я топталась вот уже... собственно, пару минут, не больше. Впрочем, и этого времени хватило, чтобы одна из замаскированных фигур обратила на меня внимание. Почувствовав на себе взгляд личности в маске ибиса, изображающей бога мудрости Тота, я решительно двинулась вниз.
Решительно, но не слишком быстро. С болтающимся на поясе зонтиком запросто можно споткнуться, пересчитать ступени, а в худшем случае и сломать шею. Обошлось. Ибис-Тот равнодушно отвернулся.
Остальные не заметили моих маневров. Еще несколько шагов. Я скользнула в тень и замерла, прижавшись спиной к стене.
Когда нервы напряжены, человек теряет чувство времени. Вот и я понятия не имела, сколько часов, лет или веков прошло с начала моих ночных похождений. Но одно я знала точно — представление еще не началось.
— Эй, ребята! — неожиданно рявкнула неизвестная мне личность без маски, предварительно вынув сигару изо рта и растоптав окурок на полу. — Готовсь. Его милейшей светлости ваши нравы не по нраву!
Под общий гогот маски вернулись на положенные места, сигары полетели в тазы с углем, алтарь опустел.
Спрятавшись в тени, я чувствовала себя в относительной безопасности, но в этот миг ледяная струйка страха прокатилась по позвоночнику. Что же здесь происходит? Это ведь даже не древний священный обряд... Скорее языческий ритуал, от которого можно ожидать любых мерзостей.
Отвратительный фарс между тем продолжился появлением... нет, не торжественной процессии факелоносцев, а еще двух замаскированных субъектов, один из которых, остановившись на площадке лестницы, взорвался возмущенными воплями:
— Какого дьявола! Вы что себе позволяете! Убрать бутылки! Накрыть алтарь! Все по местам!
Точь-в-точь как мистер Уилсон, распекающий своих подчиненных за грязь в музейных залах. Даже баритон похож. Я поперхнулась смешком. Ну и комедия! Может, вместо того, чтобы подпирать стену, стоит выйти на середину, снять маску и устроить всем этим лицедеям хорошую взбучку, как нашалившей ребятне? Опыт, если на то пошло, накоплен немалый, учитывая загостившихся племянничков.
Скажу честно — я не долго веселилась. Участники спектакля во главе с графом Ливерпулем принялись спешно исполнять указания. Пока двое накрывали алтарь чем-то вроде парчовой скатерти с бахромой, а остальные сносили бутылки и прочий мусор в угол, фигура в маске Тота с головой ибиса снова двинулась в мою сторону. Очень высокий, широкоплечий, этот субъект выглядел угрожающе. Я сделала пару шагов вбок, но вынуждена была остановиться, чтобы не попасть в круг света от лампы. Просунув руку в прорезь балахона, нащупала рукоять зонтика. Какое счастье! Опасность миновала. Замаскированный субъект, не произнеся ни звука, застыл рядом и обратил взор на главных действующих лиц.
Вот когда мне стало совсем уж не до смеха. Его светлость не играл. Он был отчаянно, трагически серьезен. Вскинув руки, юный граф воззвал к статуе Мина... и у меня волосы зашевелились на затылке. Я узнала этот голос, приветствовавший Исиду в зале Британского музея.
— Он пришел! — возопил Ливерпуль. — Он пришел! Пришел тот, кто повелевает нами! — Его светлость простерся ниц на каменном полу.
Ногами к статуе.
Головой к лестнице, по которой медленно спускался жрец в леопардовой накидке.
Я похолодела. Вот он. Граф Ливерпуль, несчастный умирающий юноша, был всего лишь игрушкой в его руках. Злодей воспользовался отчаянием смертельно больного человека, чтобы претворить в жизнь свой преступный замысел.
О да! Актер из негодяя вышел непревзойденный! Свое появление он обставил с таким блеском, что даже отщепенцы, нанятые графом Ливерпулем (где он их раскопал, интересно?), и те благоговейно склонили головы, вслушиваясь в диалог между лордом и его, с позволения сказать, наставником. Диалог, между прочим, шел на арабском, — вернее, на смеси хорошего арабского и безобразного подобия. Ливерпуль языком явно не владел. Голос собеседника, хоть и слегка приглушенный маской, был уверен, четок и прекрасно поставлен.
Три хлопка в ладоши «леопардового жреца» означали начало второго акта. Четыре обнаженных — если не считать набедренных повязок — бронзовотелых раба под собственный монотонный аккомпанемент спустились по лестнице. Поверх их голов, на вытянутых, блестящих от масла руках, плыли носилки. Я подалась вперед. Из груди моей рвался крик, дрожь пронзала тело...
Еще миг — и языческий «храм», клянусь, рухнул бы от моего вопля.
— Имей совесть, Пибоди. Не вздумай верещать, — прорычало мне на ухо египетское божество с головой ибиса.
Эмерсон? Эмерсон!!!
Да, но если это Эмерсон, то кто же тогда на носилках? О господи! Ночной кошмар до того затуманил мне мозги, что напрочь лишил разума. Я же знаю, кто на носилках!
— Эмерсон...
— Ш-ш-ш! — Божество в маске Тота залепило мне рот ладонью.
Мог бы, между прочим, и не трудиться. Я и без того онемела от счастья, облегчения и ярости. Но даже эти смешанные эмоции не отвлекли моего внимания от действа.
Верховный жрец в леопардовой накидке степенно шагнул к алтарю, куда рабы опустили носилки. Отбросил покрывало. Зрители встретили жест шепотом восхищения... Я зажмурилась... снова распахнула глаза... Хвала Всевышнему! Тело жертвы было прикрыто. Не просто прикрыто. Знакомый с египетскими традициями, преступник не поленился обеспечить девушке одеяние, очень похожее на те, в которые древние жрецы облачали девственниц перед жертвоприношением. Речь, правда, идет о незнатных девственницах. Простое белое платье, доходящее до щиколоток, держалось на бретелях, не стесняя грудь.
Эмерсон убрал ладонь с моих губ. Обнял меня за талию. Стиснул руку.
— Умоляю, Пибоди. Молчи! И не двигайся!
— Но они ее сейчас...
— У них не выйдет. Молчи, я сказал!
Супружеская стычка прошла незамеченной: все до единого жадные взоры были устремлены на мисс Минтон. Молодчик в маске бабуина, облизнувшись, подался вперед.
— Но... — Граф Ливерпуль, наклонившись, всматривался в лицо девушки. — Я ее знаю! Ты мне сказал...
— Избранная перед тобой! — взмыл под потолок голос «леопардового жреца». — Вот она — Божья невеста!
— Ладно... Да, да... Но... Это же внучка старой герцогини Даремской! Будь оно все проклято! Ты говорил, что жертва будет согласна...
— Она согласна. — Подсунув руку под плечи мисс Минтон, жрец приподнял девушку, усадил.
Встряхнул. — Проснись, Маргарет, Божья невеста! Открой глаза! Подари улыбку своим ревностным почитателям!
Пушистые ресницы затрепетали. Девушка приподняла веки, обвела всех бессмысленным взглядом и улыбнулась. Признаюсь, от этой улыбки меня пробрал озноб. Куда там Гаргори с его ухмылкой сентиментального идиота!
— М-м-м... — Обозрев круг склонившихся над ней людей, мисс Минтон разлепила губы: — Какие вы все... странные! Вы кто?
— Поприветствуй возлюбленного супруга своего, Божья невеста! — пропел верховный жрец.
Несчастная с трудом держала глаза открытыми.
— Супруг... — пролепетала она. — Возлюбленный. О-о-о... Да! Да! Как это... мило... И кто же...
— Девочка ничего не соображает! — взвизгнул граф. — Опоили! Накачали наркотиком! Не могу... Не хочу... Не стану... Только не леди, черт побери!
— У меня на тебя надежды и не было, — холодно сообщил «леопардовый жрец» и отдернул руку. Мисс Минтон с хихиканьем рухнула на носилки.
— Как это? — ахнул Ливерпуль. — Ты же сказал...
— Я сказал, что тебя излечит Божественный брак. И я тебя не обманул, — отозвался наставник. — Ты забудешь о болезни, мой господин. Забудешь обо всем, что терзает твое тело... душу...
Тонкие руки мисс Минтон плавно поднялись и затрепетали, точно стебельки садовых цветов на ветру.
— Супруг... — шевельнулись ее бледные губы. — Возлюбленный... Наконец-то... Дорогой мой, единственный... Рэдклифф...
«Божество» с головой ибиса подпрыгнуло и выпустило мою руку.
— Дьявольщина! — пронесся по залу его рев, к счастью заглушённый воплем Ливерпуля:
— Дьявол тебя побери! Ты зашел слишком далеко. Не позволю!
«Леопардовый жрец» отступил от алтаря:
— Пропади все... Не думал я, что ты струсишь, Нэд. Вон! Все вон!
Живой круг вокруг алтаря распался. Мистер Барнс, если не ошибаюсь, улизнул первым. Его светлость стиснул кулаки:
— Она останется со мной. Я отвезу ее домой. Пригляжу за ней...
— Черта с два! — Жрец сунул руку в прорезь балахона.
Стремительный бросок Эмерсона не спас юного графа. В зале прогремел выстрел, Ливерпуль прижал ладони к груди, упал на колени, словно отдавая последнюю дань почтения каменному идолу, повалился на бок и больше уж не двигался.
