АМФИТРИОН/ЧАРОДЕЙ. Взгляни на меня, розочка.
АЛКМЕНА. Сколько лет ты меня так не называл.
Сцена на мгновение пустеет.
Затем в шкафу раздается стук.
Наконец оттуда выходит Амфитрион. Он на цепи (той самой, на которой в начале была козочка).
АМФИТРИОН. Видел, собственными глазами видел, что здесь произошло, пока я сидел в этом гробу! На помощь! Пустая ярмарочная площадь, никаких признаков жизни. А я прикован, да еще стальной цепью! На помощь! Никого окрест, а цепь на вид такая прочная. Ни одной сестры милосердия! На помощь! На помощь! Видел, собственными глазами видел! Неужто мы так мало значим, что с помощью какого-то фокуса, дурацкого договора и безобидной детской считалки — словом, бессмысленной ерунды — можно в два счета превратить нас в ничто? Мгновение нерешительности, и вот у тебя в руках лишь песок, струящийся сквозь пальцы, а сам ты обнимаешь ветер. Глазом не успеешь моргнуть, как тебя сдали на хранение, словно ты сундук! А та, которую любишь, и бровью не повела и знай себе продолжает идти вперед.
Как же все это случилось? Темно было. Я забрался в сундук, меня стало покачивать, по телу разлилось приятное ощущение легкости. Надавив на веки, я увидел цветные вспышки. Тут вдруг сундук перевернуло, и я вместе с ним принял вертикальное положение, а на уровне глаз у меня оказался глазок в днище. Я приложился к нему и по ту сторону увидел свет. Увидел себя рядом с Алкменой, услышал свой голос: «Пойдем, здесь жутковато». Она нисколько не усомнилась, я ли это, и говорила с тем, другим, словно это был я. Наконец он обнял ее левой рукой за плечи, дунул ей в затылок и назвал ее именем, которое знали только она и я. Тем смешным тайным именем, которое я любовно нашептывал ей. О любви ведь не кричат, а шепчут.
Входит Никола.
НИКОЛА. Ну и дела. Скверная шутка. Теперь, видимо, он массирует ей спину и поет песенку, которую она любит, или гладит ее белую шею и согревает на своей груди ее холодные ступни. Или же строит гримасы, веселит ее, изображая курящую муху, задыхающегося китайца, лишившуюся голоса чайку, крысу из сточной канавы. А она заливается задорным смехом и уверяет, что никогда прежде он не был таким забавным. Они сидят на краю постели, целуются, и она говорит: «Ты меня покрываешь мимозами».
АМФИТРИОН. Как тебе удается видеть все это?
НИКОЛА. Ой! Это вы! Ах, кабы у каждого было по милашке. Ну и дела! Скверная шутка! Ну хватит мечтать, пора зарабатывать.
АМФИТРИОН. Что?
НИКОЛА. Ключ от цепи.
АМФИТРИОН. Он у тебя?
НИКОЛА. Не скажу.
АМФИТРИОН. Триста двадцать один франк, ах да, еще пятьдесят сантимов — это все, чем я располагаю.
НИКОЛА. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов и бумажник в придачу.
АМФИТРИОН. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов и бумажник. Согласен.
НИКОЛА. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов, бумажник и расческа в придачу.
АМФИТРИОН. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов, бумажник и расческа. Согласен.
НИКОЛА. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов, бумажник, расческа и брелок в придачу.
АМФИТРИОН. И брелок, снабженный ножничками для ногтей. Согласен.
НИКОЛА. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов, бумажник, расческа, брелок с ножничками… Накиньте еще что-нибудь.
АМФИТРИОН. Еще?
НИКОЛА. Давайте все, что у вас есть.
АМФИТРИОН. Обрывок шерстяной нитки, огрызок карандаша, запись о расходах, зеркальце, вышитый платок.
НИКОЛА. Идет! Давайте все это и в придачу брюки и ботинки.
АМФИТРИОН. Не слишком ли много ты просишь?
НИКОЛА. Сила на моей стороне, как не попользоваться!
АМФИТРИОН. Все?
НИКОЛА. Улыбочку!
Амфитрион улыбается.
Спасибо. О-ля-ля, время идет, а я еще не задал корма кроликам! (Собирается уходить.)
АМФИТРИОН. Эй! А ключ!
НИКОЛА. Кладу его вот здесь, достань, если можешь! Разве я поступаю не по-человечески? Мне не повезло, не довелось ласкать твою жену, приходится как-то развлекаться, вот я тебе и докучаю!
Кладет ключ в нескольких сантиметрах от Амфитриона.
АМФИТРИОН. О! Один, будто на пороге смерти. И кругом кромешная тьма. Сам по себе человек — ничто, если у него пустые карманы и ему нечем разогнать неприглядную ночь, обступившую его. Моего зеркальца — и того нет, а раз так, то нет и моего лица. Зеркальце для стрижки бороды, которым можно было пускать солнечных зайчиков. Расческа из китовой кости, с которой связано одно воспоминание. Еще кое-какие воспоминания, одна забавная история, осадок кое от чего — пожалуй, это все, что у меня было. Еще бумажник с молнией и брелок, которым можно подрезать ногти. Что от тебя осталось, Амфитрион?
Нечем привести себя в порядок, не с чем свериться, не на что даже пропустить стаканчик.
Я потерял свою считалку. Ту, что в детстве помогала мне пробираться в подвал. Остались одни обрывки, обрывки без мелодии, а может, мелодия без слов. Если уж плакать, то на мелодию этой старой считалки. Мои слезы пока что мне принадлежат.
Раз, два, три.Это ведь не ты.Четыре, пять, шесть.Страшная месть.Семь, восемь, девять.Я — вдовец, что делать?Десять, одиннадцать, двенадцать.Смерть ревнива, будет кусаться.Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать.Встану на край утеса, стану вниз бросаться.Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать.Белый свет исчез, братцы!
Не просто ночь, равнозначная дню, а ночь полновесная, полноправная, ночь — хозяйка мироздания. Сердце полнится чернотой пустоты, не взойдет больше солнце, двери неба навек на засове.
Входит Женщина-змея.
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Что голову повесил?
АМФИТРИОН. Я на цепи.
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что твоя цепь — прехорошенький бантик.
АМФИТРИОН. Я всего лишился.
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что весь твой скарб отягощал тебя.
АМФИТРИОН. Я изгнан.
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Преврати изгнание в бегство.
АМФИТРИОН. Жена мне изменяет.
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что тебя это устраивает.
АМФИТРИОН. Я дрожу от холода.
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что дрожишь от удовольствия. Чтобы продолжать жить, надобно играть!
АМФИТРИОН. К тому же я подозреваю, что я всего лишь двойник самого себя.
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Видать, здорово он на тебя разозлился, тот, кто сотворил с тобой такое!
АМФИТРИОН. Я всего только и сказал, что дважды два четыре!
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Ах вон оно что!
АМФИТРИОН. Если я его встречу, то могу засомневаться в себе и самоустраниться, чтобы уступить ему место! Ибо он в большей степени я, чем я сам, ибо владеет всем, что составляло мою сущность, и делает то, что делало меня собой. И кто я теперь, коль скоро я не тот, кем был?
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Ничего не поняла, повтори, но медленно.
АМФИТРИОН. Тряпье, выброшенное за ненадобностью, — вот что я такое.
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Как бы там ни было, я не прочь с тобой поцеловаться.
Никола высовывает голову.
НИКОЛА. Оставьте его, королева, он тронулся умом.
ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Вот как! Ты повредился рассудком! Дарю тебе прекрасное изречение, которое поможет тебе в твоем отчаянии: «Тебе кажется, что свободна птица, а на самом деле свободен цветок». Какая жалость! Он был так красив! (Уходит.)
АМФИТРИОН. Ежели все, чем я обладал, перешло к нему, все ли еще при мне моя память? И что такое память, лишенная будущего? К чему мне теперь мои воспоминания? Не служили ли они мне всегда лишь для того, чтобы мусолить сожаления о несбывшемся? И кому теперь изливать их? Раз в его власти завладеть моим обликом и всем, что составляло мою радость, и раз он лучше изображает меня, чем я сам это делал в те дни, когда накатывало вдохновение, как узнать: не перешли ли к нему и мои воспоминания, став еще прекрасней и блистательней? Мамина улыбка на Рождество в первые годы жизни, наш дом под липой, увитый плющом, бабушкины песни, первая любовь, купание в чистом ручье июньским днем, битва титанов, как я называл игры с соседским псом, железнодорожный переезд, запах апельсиновых деревьев в цвету…
