Прихожу туда. Швейцар мне говорит:
— К великому сожалению, опоздали, молодой человек. Канцелярия уже закрыта.
— Как так, — говорю, — закрыта. Мне же надо сегодня получить деньги и удостоверение.
Швейцар говорит:
— Все уже ушли. Приходите послезавтра.
— Как так, — говорю, — послезавтра" Тогда лучше уж завтра зайду.
Швейцар говорит:
— Завтра праздник, канцелярия не работает. А послезавтра приходите и все, что надо, получите.
Я вышел на улицу. И стою. Не знаю, что мне делать.
Впереди два дня. Денег в кармане нет — всего осталось три копейки. Город чужой — никто меня тут не знает. И где мне остановиться — неизвестно. И что кушать — непонятно.
Я побежал на вокзал, чтобы взять из моего чемодана какую-нибудь рубашку или полотенце, для того чтобы продать на рынке. Но на вокзале мне сказали:
— Прежде чем брать чемодан, заплатите за хранение, а потом уж его берите и делайте с ним что хотите.
Кроме трех копеек, у меня ничего не было, и я не мог заплатить за хранение. И вышел на улицу еще того более расстроенный.
Нет, сейчас бы я так не растерялся. А тогда я ужасно растерялся. Иду, бреду по улице неизвестно куда и горюю.
И вот иду по улице и вдруг на панели вижу: что такое? Маленький красный плюшевый кошелек. И, видать, не пустой, а туго набитый деньгами.
На одно мгновенье я остановился. Мысли, одна другой радостнее, мелькнули у меня в голове. Я мысленно увидел себя в булочной за стаканом кофе. А потом в гостинице на кровати, с плиткой шоколада в руках.
Я сделал шаг к кошельку. И протянул за ним руку. Но в этот момент кошелек (или мне это показалось) немного отодвинулся от моей руки.
Я снова протянул руку и уже хотел схватить кошелек. Но он снова отодвинулся от меня, и довольно далеко.
Ничего не соображая, я снова бросился к кошельку.
И вдруг в саду, за забором, раздался детский хохот. И кошелек, привязанный за нитку, стремительно исчез с панели.
Я подошел к забору. Какие-то ребята от хохота буквально катались по земле.
Я хотел броситься за ними. И уже схватился рукой за забор, чтоб его перепрыгнуть. Но тут в одно мгновенье мне припомнилась давно забытая сценка из моей детской жизни.
И тогда я ужасно покраснел. Отошел от забора. И медленно шагая, побрел дальше.
Ребята! Все проходит в жизни. Прошли и эти два дня.
Вечером, когда стемнело, я пошел за город и там, в поле, на траве, заснул.
Утром встал, когда взошло солнышко. Купил фунт хлеба за три копейки, съел и запил водичкой. И целый день, до вечера, без толку бродил по городу.
А вечером снова пришел в поле и снова там переночевал. Только на этот раз плохо, потому что пошел дождь и я промок как собака.
Рано утром на другой день я уже стоял у подъезда и ожидал, когда откроется канцелярия.
И вот она открыта. Я, грязный, взлохмаченный и мокрый, вошел в канцелярию.
Чиновники недоверчиво на меня посмотрели. И сначала не захотели мне выдать деньги и документы. Но потом выдали.
И вскоре я, счастливый и сияющий, поехал на Кавказ.
7. ВЕЛИКИЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ
Когда мне было шесть лет, я не знал, что земля имеет форму шара.
Но Степка, хозяйский сын, у родителей которого мы жили на даче, объяснил мне, что такое земля. Он сказал:
— Земля есть круг. И если пойти все прямо, то можно обогнуть всю землю, и все равно придешь в то самое место, откуда вышел.
И когда я не поверил, Степка ударил меня по затылку и сказал:
— Скорей я пойду в кругосветное путешествие с твоей сестренкой Лелей, чем я возьму тебя. Мне не доставляет интереса с дураками путешествовать.
Но мне хотелось путешествовать, и я подарил Степке перочинный ножик.
Степке понравился ножик, и он согласился взять меня в кругосветное путешествие.
На огороде Степка устроил общее собрание путешественников. И там он сказал мне и Леле:
— Завтра, когда ваши родители уедут в город, а моя мамаша пойдет на речку стирать, мы сделаем, что задумали. Мы пойдем все прямо и прямо, пересекая горы и пустыни. И будем идти напрямик до тех пор, пока не вернемся сюда обратно, хотя бы на это у нас ушел целый год. Леля сказала:
— А если, Степочка, мы встретим индейцев?
— Что касается индейцев, — ответил Степа, — то индейские племена мы будем брать в плен.
— А которые не захотят идти в плен? — робко спросил я.
— Которые не захотят, — ответил Степа, — тех мы и не будем брать в плен.
Леля сказала:
— Из моей копилки я возьму три рубля. Я думаю, что нам хватит этих денег.
Степка сказал:
— Три рубля нам безусловно хватит, потому что нам деньги нужны только лишь на покупку семечек и конфет. Что касается еды, то мы по дорою будем убивать мелких животных, и их нежное мясо мы будем жарить на костре.
Степка сбегал в сарай и принес оттуда большой мешок из-под муки. И в этот мешок мы стали собирать вещи, нужные для далеких путешествий. Мы положили в мешок хлеб, и сахар, и кусочек сала, потом положили разную посуду — тарелки, стаканы, вилки и ножи. Потом, подумавши, положили цветные карандаши, волшебный фонарик, глиняный рукомойник и увеличительное стеклышко для зажигания костров. И, кроме того, запихали в мешок два одеяла и подушку от тахты.
Помимо этого, я приготовил три рогатки, удочку и сачок для ловли тропических бабочек.
И на другой день, когда наши родители уехали в город, а Степкина мать ушла на речку полоскать белье, мы покинули нашу деревню Пески.
Мы пошли по дороге через лес.
Впереди бежала Степкина собачка Тузик. За ней шел Степка с громадным мешком на голове. За Степкой шла Леля со скакалкой. И за Лелей с тремя рогатками, сачком и удочкой шел я.
Мы шли около часа.
Наконец Степа сказал:
— Мешок дьявольски тяжелый. И я один его не понесу. Пусть каждый по очереди несет этот мешок.
Тогда Леля взяла этот мешок и понесла его.
Но она недолго несла, потому что выбилась из сил.
Она бросила мешок на землю и сказала: А теперь пусть Минька понесет.
Когда на меня взвалили этот мешок, я ахнул от удивления: до того этот мешок оказался тяжелым.
Но я еще больше удивился, когда зашагал с этим мешком по дороге. Меня пригибало к земле, и я, как маятник, качался из стороны в сторону, пока наконец, пройдя шагов десять, не свалился с этим мешком в канаву.
Причем я свалился в канаву странным образом. Сначала упал в канаву мешок, а вслед за мешком, прямо на все эти вещи, нырнул я. И хотя я был легкий, тем не менее я ухитрился разбить все стаканы, почти все тарелки и глиняный рукомойник.
Леля и Степка умирали от смеха, глядя, как я барахтаюсь в канаве. И поэтому они не рассердились на меня, узнав, какие убытки я причинил своим падением.
Степка свистнул собаку и хотел ее приспособить для ношения тяжестей. Но из этого ничего не вышло, потому что Тузик не понимал, что мы от него хотим. Да и мы плохо соображали, как нам под это приспособить Тузика.
Воспользовавшись нашим раздумьем, Тузик прогрыз мешок и в одно мгновенье скушал все сало.
Тогда Степка велел всем вместе нести этот мешок.
Ухватившись за углы, мы понесли мешок. Но нести было неудобно и тяжело. Тем не менее мы шли еще два часа. И наконец вышли из леса на лужайку.
Тут Степка решил сделать привал. Он сказал:
— Всякий раз, когда мы будем отдыхать или когда будем ложиться спать, я буду протягивать ноги в том направлении, в каком нам надо идти. Все великие путешественники так поступали и благодаря этому не сбивались со своего прямого пути.
И Степка сел у дороги, протянув вперед ноги.
Мы развязали мешок и начали закусывать.
Мы ели хлеб, посыпанный сахарным песком.
Вдруг над нами стали кружиться осы. И одна из них, желая, видимо, попробовать мой сахар, ужалила меня в щеку. Вскоре моя щека вздулась, как пирог. И я, по совету Степки, стал прикладывать к ней мох, сырую землю и листья.
Перед тем как пойти дальше, Степка выкинул из мешка почти все, что там было, и мы пошли налегке.
Я шел позади всех, скуля и хныча. Щека моя горела и пыла. Леля тоже была не рада путешествию. Она вздыхала и мечтала о возвращении домой, говоря, что дома тоже бывает хорошо.
Но Степка запретил нам об этом и думать. Он сказал:
— Каждого, кто захочет вернуться домой, я привяжу к дереву и оставлю на съедение муравьям.
Мы продолжали идти в плохом настроении.
И только у Тузика настроение было ничего себе.
Задрав хвост, он носился за птицами и своим лаем вносил излишний шум в наше путешествие.
Наконец стало темнеть.
Степка бросил мешок на землю. И мы решили тут заночевать.
Мы собрали хворосту для костра. И Степка извлек из мешка увеличительное стеклышко, чтобы разжечь костер.
Но, не найдя на небе солнца, Степка приуныл. И мы тоже огорчились.
И, покушав хлеба, легли в темноте.
Степка торжественно лег ногами вперед, говоря, что утром нам будет ясно, в какую сторону идти.
