Сын священника Николай Кибальчич родился в 1853 года на Украине, после окончания гимназии поступил в Петербургский институт инженеров путей сообщения, откуда через год перевелся в Медико-хирургическую академию. На летних каникулах дома, в Нежинском уезде, третьекурсник Кибальчич учил крестьян грамоте, как большинство студентов давал читать им книги. Оставив крестьянину «Сказку о четырех братьях» он уехал в Петербург в академию. Книга-сказка через полгода попала к нежинскому исправнику, долго устанавливавшему, кто дал ее крестьянам. В Петербурге, наконец, арестовали студента Кибальчича и при обыске его комнаты в студенческом доме нашли сверток книг, оставленной на несколько дней на хранение его товарищем. В свертке, к которому Кибальчич, естественно, не прикасался, и это было установлено экспертизой, находились брошюры Лассаля, Чернышевского, «Сказка о копейке», «История французского крестьянина», «О самарском голоде», газета Лаврова «Вперед», бланки купеческих паспортов, сборники стихов. Само собой, Третье отделение не могло пройти против такого ужасного политического преступления и за сказку крестьянам и хранение чужих материалов лучшего студента академии Николая Кибальчича обвинили в преступной пропаганде, арестовали и посадили в камеру здания у Цепного моста на Фонтанке, 16. Его допрашивали беспрерывно, не давали опомниться, требовали назвать несуществующих сообщников и сознаться во множестве преступлений, которых студент не совершал.
Политического преступника Кибальчича перевезли в Черниговскую тюрьму, а затем в страшный Киевский тюремный замок. Он получил сильнейший шок, когда узнал, что вместо полагавшемуся ему по закону пустяка жандармский следователь потребовал ему десять лет каторги, раздув его дело до невозможности.
Три года двадцатипятилетний Николай Кибальчич просидел в тюремной одиночке в невменяемых условиях и весной 1878 года судом присяжных был фактическим оправдан. Он захотел восстановиться в Медико-хирургической академии, но Третье отделение воспрепятствовало. Вездесущий Александр Михайлов предложил ему вступить в свою группу «Свобода и смерть» и наказанный монархией ни за что, ни про что Кибальчич согласился. С этого момента не наказывавшему своих зарвавшихся чиновников Александру II осталось жить меньше трех лет, и если бы император захотел, он мог бы об этом догадаться и легко предотвратить свой ужас.
Как теоретик и практик Николай Кибальчич не имел себе равных. Револьверные покушения на царя Каракозова, поляка Березовского в Париже и Соловьева были неудачны и Кибальчич обсудил с Квятковским и Михайловым возможность взорвать императора наверняка. Он самостоятельно и очень быстро выучил английский, французский и немецкий языки, чтобы изучить все существующие материалы по взрывчатым веществам. Различные пособия по минному делу Кибальчичу передали кронштадские моряки-народовольцы. Студент-медик разработал способ изготовления динамита домашним способом в обычной квартире. Кибальчич изобрел десятки комбинации мин, бомб, взрывных устройств, приспособленных на все случаи жизни, для взрывов на земле, под землей, в воде, в воздухе. Он передал Михайлову список необходимых ему для создания бомб материалов, занимающих наименьший объем, сильной и слабой разрушительности, разлета осколков. Его динамитная лаборатория в квартире у петербургских Пяти углов стала лучшей в империи и это признали потом все эксперты на суде.
К началу ноября 1879 года Кибальчич уже создал центнер динамита, использованного под Одессой, Запорожье, под Москвой. Он начал создавать динамит для Халтурина, одновременно как литератор Самойлов печатался в официальных газетах, как публицист Дорошенко публиковал материалы о политической революции и экономическом вопросе в газете «Народная воля», как купец Агаческулов помогал работе Вольной типографии. После взрыва Зимнего дворца Кибальчич предложил Михайлову и Желябову атаковать царя особыми метательными снарядами, в виде ручных гранат. Этот способ покушения еще не использовался революционерами и поэтому, в конце концов, принес успех Исполнительному Комитету. С ноября 1879 по февраль 1880 года Кибальчич создал более центнера динамита, который Квятковский, а затем Желябов партиями по двести грамм постоянно с риском для жизни передавали Халтурину.
В Зимнем дворце в его подвалах постоянно царил хаос. Прислуга и обслуга приглашали к себе в гости в главную резиденцию великой империи кучу знакомых и свободно оставляли у себя ночевать после гульни и застольев. В подвалах процветало царское воровство, в основном продуктов, а также и всего, что плохо лежит. Халтурин вынужденно крал и сам, чтобы не выглядеть белой вороной и не выделяться из слуг самодержавия. Столяр Батышков проносил динамит в Зимний чуть ли не ежедневно, пряча его в нижней одежде или в корзине с грядным бельем, и мог быть арестован в любой момент. Он прятал будущий взрыв в своей постели и личном сундуке, возможно от паров взрывчатого вещества, заболел быстро прогрессирующей чахоткой, но носил и носил и носил динамит в Зимний дворец.
Вольная типография «Народной воли», находившаяся в квартире 9 дома 10 по Саперному переулку, располагалось в районе, заселенном обеспеченными людьми. Четыре комнаты на четвертом этаже имели два выхода, в самом доме не было швейцара. Отставной канцелярский служитель Лука Лысенко с женой, они же народовольцы Николай Бух и Софья Иванова, на двух ломовых подводах перевезли дорогую мебель и сундуки, в которых спрятали разобранную типографию. Два наборщика Сергей Лубкин и специально вызванный из Европы Абрам Цукерман жили в квартире без прописки и выходили в город не чаще двух раз в месяц. Роль прислуги и кухарки играла Мария Грязнова. Адрес типографии, успешно проработавшей в условиях тотального полицейского контроля полтора года, знали только три члена Исполнительного Комитета.
Ежедневно в квартиру-типографию приносил дрова дворник и видел в открытую дверь гостиную, на стене которой висел написанный маслом портрет Александра II. Типографский станок стоял в дальних комнатах на мягком диване, рядом – кассы со шрифтами. В течение нескольких минут все типографическое оборудование могло быть скрыто от чужих в стенные шкафы и сундуки.
В начале декабря 1879 года полиция закончила разбор бумаг Александра Квятковского, взятых во время обыска в квартире в Лештуковом переулке. По ним определили квартиру Сергея Мартыновского, державшего «небесную канцелярию», паспортное бюро народовольцев. Жандармы начали проверять сотни находившихся там бланков паспортов, на некоторых из которых были написаны фамилии. В бумагах оказался рукописный текст свидетельства о браке Луки Лысенко и Софьи Рогатиной. Адресный стол выдал справку, где в Петербурге проживают супруги Лысенко. Полиция проверяла сотни квартир по методу снежного кома и в Саперный переулок проверить случайный адрес пришел, как обычно ночью, околоточный надзиратель с городовыми. Пока полицейские посылали за подкреплением, отстреливавшиеся народовольцы успели сжечь все бумаги и выбили все окна деталями типографского стана, чтобы предупредить товарищей по партии. С жандармской ротой брать революционеров прибыли петербургский градоначальник Зуров и прокурор судебной палаты Плеве. При штурме погиб Лубкин, остальных типографщиков сразу отвезли в Петропавловскую крепость. При обыске квартиры-типографии жандармы украли все, что могли унести, деньги, часы, вещи, белье, посуду.
С утра полицейские в штатском арестовывали всех, кто подходил к подъезду дома 10 в Саперном переулке. Александр Михайлов днем 18 января 1880 года прошел по противоположной стороне Саперного, увидел разбитые окна на четвертом этаже, в которые полицейские из-за своей обычной лени не вставили стекла, все понял, и позже под видом газетного репортера за деньги выяснил у дворника все подробности ночного штурма. В жандармскую ловушку, конечно, никто не попался. Только через три месяца Михайлов с соратниками организовали новую типографию «Народной воли» на Подольской улице. Сделать это было чрезвычайно трудно, потому что после взрыва Халтуриным Зимнего дворца 5 февраля 1880 года жандармы и полиция начали тотальную борьбу с революционерами.
Империя торжественно готовилась к двадцатилетнему юбилею вступления на престол Александра II. Программа празднования с приглашением множества иностранных делегаций была очень обширной, и столяров в подвале Зимнего дворца предупредили, что их переведут в другое место. В начале февраля 1880 года Степан Халтурин, он же краснодеревщик Батышков сообщил об этом в Исполнительный Комитет. О перетаскивании его сундука с динамитом по Зимнему дворцу не могло быть и речи, не говоря уже о царской столовой. Еще полтора года назад он вовсю ругал «Народную волю»: «Чистая беда! Только наладится у нас дело – хлоп! Шарахнула кого-нибудь интеллигенция и опять провалы. Хоть немного бы вы дали нам укрепиться». Когда он попросил Анну Якимову познакомить его с Исполнительным Комитетом, он уверенно сказал: «Падет царь и царизм и наступит новая эра свободы. Смерть Александра II принесет с собой политическую свободу, а при ней рабочее движение у нас пойдет по-другому».
