— Говорит барон Макс Вольф. Каков текущий статус объекта?
— Добрый день, гра барон. Текущий статус станции «Бастион» — спящий режим в консервации, — мне показалось или голос искина прозвучал чуть веселее? Скучновато ему тут, наверное.
— Приоритет вертикали подчинения? — дальше продолжаю выяснять обстановку.
— Единое командование из живых субъектов отсутствует. Введен режим работы по схеме: «Гибернация». Все системы находятся в состоянии сна для дальнейшей экономии энергий. Главный реактор в неактивном состоянии. Солнечные генераторы, развернутые на поверхности корпуса не дают необходимое количество энергии. Нужна коррекция положения станции.
— Почему этого не сделано?
— Режим «Гибернация» вводит ограничения на перемещения, как самой станции, так и любых других подчиненных механизмов.
Вот вроде бы и развитая электронная личность, но никакой свободы воли нет. Делает лишь то, что заложено в программе. Или запреты вшиты даже на аппаратном уровне? Скорее всего так и есть.
— Требую признания в качестве нового хозяина объекта в связи с долгим пребыванием в неактивном состоянии, — пробую взять искин с нахрапа.
— Отказано. Требуется подтверждение прав в виде индивидуального ключа уровня «веритас-документа» владельца станции «Бастион», — вот тут, я уже могу поклясться, в голосе искина проскользнули ехидные нотки. Железяка отлично поняла мой маневр и решила показать, что все будет не так просто.
Подделать электронное веритас-свидетельство невозможно. Такие сетевые документы обладали столькими ступенями защиты и слоев шифрования, что об их взломе не могло идти и речи. Придется искать другой путь.
К этому времени процедура шлюзового протокола завершилась, створки дверей скрылись вверх, давая нам возможность заглянуть внутрь станции.
Темный, неосвещенный, пустой и невероятно широкий коридор на первый взгляд производил весьма зловещее впечатление. Как будто я попал в компьютерную игрушку «Doom», где за каждым тонущим во мраке углом притаились страшные монстры.
Мигнули прямоугольники фонарей на боковых частях головы скафа, длинные лучи света протянулись сразу метров на двадцать вперед, рассеивая тьму безжизненного помещения.
— Почему тут так темно? — спросила слегка испуганным голосом дворянка по имени Абигейл. Она находилась строго позади меня, стараясь держаться как можно дальше от пиратского главаря.
— Потому что здесь все предназначено в первую очередь для дроидов, а им световые полосы не нужны, чтобы передвигаться по станции, — ответила кхайя Иона. Зеленоволосая стояла чуть в стороне от всех, как бы подчеркивая свою независимость даже в такой ситуации.
— Где ангар с дронами? — поворачиваюсь к Бэрну, молча смотрящему вперед.
Его руки закованы в силовые браслеты, те самые, что пират применял на своих рабах. Изменчивая усмешка судьбы — теперь он сам щеголяет в них.
— Через две развилки будет спуск вниз по наклонной с двумя промежуточными площадками. Там ангарная палуба, все пятьдесят «болванов» стояли в стартовых пазах на обычных механических зажимах. Мы смогли открыть главные выпускающие створки и протащили их на борт «Кровавой Капли». Уже на другой станции, один техник-кибернетик перепрограммировал их.
— Что все пятьдесят, вот так взяли и протащили вручную? — недоверчиво спросил я.
— В условиях невесомости — это не так уж и трудно сделать.
— Ну да, — подумав, соглашаюсь с услышанным, потом решительно шагаю вперед. Остальные спустя пару секунд последовали за мной.
Гравитации внутри, как и освещения не было, так что передвигаться приходилось при помощи магнитных захватов на подошвах скафа. Простейшие, белого цвета и без единой пластины брони, технические «УТС» тем не менее запросто могли дать фору по техническому оснащению любой одеждке космонавтов с Земли.
Пока мы шли к ангару, я решил снова попробовать пообщаться с местным искином:
— Мидрад, когда станция появилась в этой звездной системе?
— Активация мыслительного процессора сознания запущена уже на протяжении девяти стандартных месяцев, — с готовностью откликнулся искусственный разум станции. Он все же отнюдь не простейший набор программ поведения, ему тоже здесь надоело сидеть просто так, голосовая тональность на это четко указывала.
Значит девять месяцев. Пираты нашли «Бастион» три месяца назад. Выходит, до этого она уже полгода болталась здесь без дела. Кто же ее все-таки сюда закинул? Своих гипердвигателей нет, для перемещения между системами нужны специальные мощные буксиры, причем судя по массе — сразу три-четыре штуки. Значит станцию привезли сюда целенаправленно. Никакая авария, никакое нештатное прерывание гиперпрыжка не смогли бы оставить ее настолько целой и невредимой.
Может в системе ее должны были забрать новые владельцы? Техварп известен своей репутацией по части не совсем законных сделок. Продали «Бастион» какому-нибудь независимому миру, а его представители не смогли вовремя явится. Могло такое быть? Вполне. По крайней мере версия не хуже прочих.
— Существуют ли протоколы, согласно которым ты можешь признать другого владельца?
— Нет, о таких вариантах мне неизвестно. Единственным возможным доступом к запуску всех систем и к непосредственному управлению является наличие веритас-документа, сгенерированного в главной штаб-квартире корпорации «Техварп».
Нерадостные известия. Вряд ли мне в ближайшее время светит попасть в центральный офис «любителей железных болванов» и тем более получить там сертификат владельца роботизированной боевой станции типа «Бастион».
Ангар дронов «Бастиона» оказался в чем-то похож на ангар истребителей «Элдриджа»: огромное вытянутое с двух концов помещение с несколькими рядами металлических гнезд для летающих машин. По краям шли подъемные захваты для перемещения боевых пустотников на стартовую позицию. В отличие от крейсера, здесь не было туннельных шахт с разгонной катапультой. Вместо этого стоял большой шлюзовой выход с чем-то, напоминающее строительные люльки. Как я понимаю, дроны крепились к ним, а затем просто выводились в открытый космос. Почти без ускорения, но зато старт получался действительно многочисленным — сразу три десятка за раз.
— Что же, — оглядяваюсь вокруг еще раз, искривленные тени от встроенных фонарей скафов перебегают вместе за движением моей головы. — Похоже, ты не обманул, Бэрн, все так как ты рассказал.
— Значит вы не убьете меня? — спросил пиратский главарь, его глаза нервно перебегали с места на место, не задерживаясь нигде подолгу.
— Конечно, я ведь обещал, а сингарийцы держат свое слово, я не буду тебя убивать, — на моем лице появляется жестокая ухмылка. — Вместо меня, это сделают они.
Движение головой в направлении кхайи и аристократки, замерших позади Бэрна потом говорю, обращаясь к двум девушкам:
— Можете. Он больше не нужен.
Дернувшиеся четверо пилотов замирают на месте, ствол моего ручного импульсника смотрит на их ничем незащищенные, кроме тонкого материала гражданского скафа, фигуры. Пробить его не составит труда для маломощного бластера. В условиях отсутствия атмосферы на борту станции такие повреждения повлекут за собой стопроцентную гибель. Пилоты рейдера отлично это понимают, так что молча поднимают руки вверх и не двигаются.
Позади через общий канал связи долетают тяжелое дыхание, ругательства от бывших наложниц и предсмертные хрипы их бывшего хозяина.
Слегка повернувшись боком, вижу, как обе жертвы по очереди всаживают в живот своего мучителя заточенные куски стали прямо сквозь ткань скафандра. На белом фоне уже появилось большое красное пятно, а они все не успокаивались.
Удар, удар, удар…
Воображение живо рисует вслед за каждым взмахом самодельных кинжалов хлюпающий звук терзаемой плоти. Но это конечно не так — в вакууме невозможно ничего услышать без специальной техники.
Удар, удар, удар…
Когда я давал обещание Бэрну не убивать его, то на тот момент предполагал сдержать слово по-настоящему, без всяких хитростей и оговорок. И даже был готов защитить его от двух измученных пленниц, найденных в его каюте.
Но потом кхайя показала записи, на которых пират истязал своих жертв. Там оказались не только Иона и Абигейл, но и множество других женщин, он с ними вытворял такое, на что нормальный человек даже смотреть не смог бы без содрогания. Убийства, пытки, изнасилования — оставлять такое безнаказанным никак нельзя.
Одно дело услышать, может даже подумать, что понимаешь, о чем идет речь, но пословица «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» в очередной раз подтвердила свою правоту. Когда тебе говорят о каких-то зверствах и когда ты видишь их своим глазами — возникает совершенно разное восприятие.