До цели добрались без особых приключений. Ступив внутрь, мы с Сашей-Матвеем вздохнули и встретились взглядами.
– Вы – молодец, Оля, – похвалил меня журналист. – Если честно, не ожидал. – И поцеловал мне руку.
Видел бы нас сейчас кто-нибудь… Про себя отметила, что с вежливыми людьми всегда приятно иметь дело.
Но времени на дальнейшие раздумья у меня не оказалось. Саша-Матвей извлек из своей вместительной спортивной сумки альпинистский крюк, прицепил его к стене «домика» (этот, кстати, был значительно меньше, чем предыдущий), попробовал на прочность и стал разматывать веревку. Она, к моему удивлению, оказалась достаточно тонкой. Конечно, не такой, которой в советские времена перевязывали коробки с обувью, но тем не менее. Я ожидала нечто типа каната, по которому в школе лазают.
Усмехнувшись, Саша-Матвей заметил, что веревка, по которой будем спускаться мы, выдерживает альпинистов и неоднократно выдерживала самого журналиста, поэтому переживаю я зря. Саша-Матвей планировал идти первым, раскрыть окно пошире и в него влезть, а затем ловить меня.
Глядя на альпинистский крюк, я вспомнила покушение на Багирова в больнице. Там тоже пользовались крюком. У журналиста спросила, трудно ли в нашем городе достать подобное снаряжение. Я ведь во второй раз за короткое время сталкиваюсь с вещью, которую раньше никогда не видела.
– Никаких проблем, – пожал плечами Саша-Матвей, потом внимательно посмотрел на меня. – Если хотите, я вам потом подарю крюк. Детям вашим должен понравиться. Главное: сейчас ничего не бойтесь. У вас же сильные руки. Вы это показали сегодня. Съедете по веревке, тут совсем невысоко, чуть качнетесь вправо, а там я поймаю веревку. И на подоконник.
– А обратно как? – прошептала я.
– Ну что вы все планируете на сто шагов вперед? Так же. Сами не взберетесь, я вас вытяну. У вас все прекрасно получится. Ладно, я пошел.
Закинув спортивную сумку за спину, Саша-Матвей взялся за веревку и «поехал» вниз. Я следила за ним из дверного проема, пока он не скрылся за краем крыши. Практически сразу послышался звук раскрываемого окна. Да ведь тут в самом деле невысоко, сказала сама себе. Верхний этаж. Чего психовать-то? Главное – не смотреть вниз.
Дернулась веревка. Это был Сашин сигнал: он готов меня принимать. Перекрестилась, взялась за веревку и тоже «поехала» вниз. Чувствовала, как жжет ладони. «Да ведь я же их обдеру!» – мелькнула мысль, но тут же исчезла: я зависла над двором как раз на уровне окон последнего этажа. Вернее, чуть ниже. То есть мой нос был на уровне подоконника.
Не удержалась и посмотрела вниз. Чуть не выпустила веревку. Чуть не рухнула вниз с криком «Мамочки!». Зачем меня сюда понесло?! Дура! Сумасшедшая! Прав был Камиль…
– Оля, качнитесь влево, тьфу, то есть вправо. Вправо качнитесь! Ну!
Саша-Матвей стоял у раскрытого окна и тянул ко мне руки. Но ему было не дотянуться до веревки: «домик», к моему величайшему сожалению, располагался не строго над оставленным открытым окном.
Я качнулась – и Саша поймал веревку.
– Не отпускайте ее!
Журналист стал затягивать меня внутрь. Оказавшись на коленях на подоконнике, я рухнула вниз в комнату, создав много шума. Но сейчас мне было плевать на все. И даже на то, что я опять ударилась лицом. Из глаз посыпались искры. Но что такое какие-то искры по сравнению с зависанием над двором на уровне четвертого этажа старого дома?.. Кстати, со своего третьего, из «хрущевки» я бы спокойно могла спрыгнуть вниз. Раньше, правда, у меня таких мыслей не возникало. Но теперь появилась кое-какая уверенность в своих силах. Если понадобится – прыгну. И у нас там мягкий газон, а не асфальт, как у Надежды Георгиевны.
Вначале я встала на колени, тут почувствовала, что щека здорово болит, дотронулась до нее и увидела на руке кровь. Значит, что-то опять разбила или расцарапала – или содрала старое, начинающее затягиваться. Ладно, одной царапиной больше, одной меньше. Не важно. Меня в любом случае сейчас можно только в фильмах ужасов снимать.
Слева слышался какой-то шум. Повернула голову. Не теряя зря времени, Саша-Матвей уже дергал каждую половицу.
– Багиров говорил – у правого окна, – прошептала я.
– А это какое, если через дверь входить? – прошептал в ответ журналист.
Он, конечно, был прав. Лешка же не с улицы смотрел.
Мы находились в его спальне. Кровать была застелена, все сияло чистотой. Здесь пол, в отличие ото всех предыдущих, которые мне довелось сегодня видеть, был тщательно вымыт, несмотря на отсутствие хозяина. Надежда Георгиевна не дает спуска прислуге.
– Оля, помогите мне, чтобы не сидеть тут до утра, – послышался громкий шепот Саши-Матвея. Он наверняка заметил, что я уже отошла.
Я приблизилась.
– Вы разбили лицо, – тут же сказал журналист. – Идите в ванную. Там есть аптечка.
«А откуда это знает журналист?» – пронзила голову мысль.
Но спрашивать я ничего не стала, выскользнула из спальни и завернула в ближайшую дверь, как раз оказавшуюся ванной. Она была сделана в розовых тонах (это кто ж такое придумал, интересно?) и скорее подошла бы молоденькой девушке, а не моему бывшему мужу. Правда, на полочках стояла выставка различных мужских одеколонов, кремов для бритья, гелей и прочей мужской косметики. Предназначения всех тюбиков я не знала, но, похоже, Багиров тщательно следил за своей внешностью. Не хотел допустить раннего увядания?
Посмотрев в зеркало, я ужаснулась. По лицу текли две струйки крови. Аптечку в самом деле нашла в шкафчике, причем не простую, а расширенного состава. Судя по содержимому, Багиров не исключал пулевого ранения. Я поняла это по прилагаемым к препаратам указаниям по применению, написанным от руки. Вот с этого небольшого, наполненного какой-то прозрачной жидкостью шприца следовало снять колпачок и вколоть содержимое как можно скорее после ранения. А вот этими препаратами рекомендовали обрабатывать раны.
Но я пошла старым испытанным путем. Промокнула ватку спиртиком и приложила к кровоточащим ссадинам, потом решила воспользоваться американским препаратом, затягивающим ранки тонюсенькой пленочкой, которую практически не видно. Сама покупала как-то раз в ближайшей к дому аптеке, весь использовала, а на второй тюбик все жалею деньги. Уж очень дорого стоит. Хотя, надо отдать должное достижениям американской фармацевтической промышленности, под этой пленочкой ранки заживают очень быстро.
– Оля, – приоткрылась дверь в ванную, – я перехожу в другую комнату. В спальне ничего нет.
– Я сейчас вам помогу.
Закрыв шкафчик, ванную покинула, свет выключила, отпечатки пальцев решила не стирать. Ну кто подумает, что я тут обрабатывала ссадины? Да и некогда было. И Надежда Георгиевна ведь не помнит, заходила я в Лешкину ванную во время экскурсии по их апартаментам или не заходила.
Я не смогла сдержаться и сунула нос в туалет, находившийся рядом. Спустила воду – и услышала танец маленьких лебедей. Да что это за мода такая пошла? И почему обязательно нужно издеваться над классической музыкой? Или теперь так приобщаются к прекрасному? Концерт в консерватории или филармонии не высидеть, а тут… Хотя Лешке, по-моему, лучше подошло бы что-нибудь из тяжелого рока. Ах нет, он же бальные танцы любит.
Но думать на эту тему было некогда. Не за этим сюда пришла. Последовала за Сашей-Матвеем в гостевую спальню. Но какую же комнату бывший называл своей? Я точно помнила, что он сказал «у меня в комнате». Или врал? Вот будет неудобно перед журналистом…
Подключилась к нему, и мы на коленях облазали весь пол в гостевой спальне.
– Думаю, что осталась только гардеробная, – заметил журналист. – В танцзале навряд ли.
Я придерживалась того же мнения. Тем более Лешка говорил «у правого окна». А в танцзале их было не два, и даже не пять…
В гардеробной мы сразу же сели под правым окном. Саша-Матвей дернул одну половицу, другую… Третья поддалась.
– Вот! – воскликнул он.
Я вздохнула с облегчением. Мы быстро сняли три соседних половицы, открыв полость. В ней лежало два пакета. Саша-Матвей вытянул оба, дал один мне, сам заглянул во второй. В моем лежали аудиокассеты (обычные и диктофонные), видеокассеты и какие-то фотографии. Рассматривать их не было времени. У журналиста оказалось то же самое, правда, еще имелись компьютерные дискеты и диски.
