бросил тех.
Некоторое время молчали, потом старший охранник сказал:
— Хлебом клянись, что сказанное тобой правда.
Азис поклялся.
— Что стало с теми воинами ислама?
— Им сохранили жизнь, потому что они сдались без выстрела. Многих освободили сразу и отослали домой. Некоторых судили за совершенные преступления, но на смерть не осудили никого. Клянусь — это тоже правда.
Старший несильно подтолкнул Азиса стволом автомата:
— Иди быстрее. Я передам все твои слова Кара-хану, он их оценит.
— Воля твоя, мусульманин. А меня Кара-хан все равно уже приговорил к смерти. Только ваша участь будет хуже участи тех, кого он бросил зимой.
— Почему? Ведь и нам твои друзья обещают сохранить жизни.
— Да, если вы сохраните жизни заложников. В прошлый раз у Кара-хана заложников не было, и он не мог заставить своих воинов сражаться. Вас он заставит, расстреляв заложников. Вы все погибнете под огнем на этой Тропе шайтана, и ваши души станут вечно скитаться в этом проклятом ущелье, завывая по-волчьи и утоляясь кровью погибших путников, как вашей кровью утолятся души ранее погибших здесь. А Кара-хан сумеет исчезнуть, пока вас будут расстреливать на этой тропе.
Оба стражника слышали его речь, но ни один теперь не ответил, слышалось лишь их напряженное дыхание. Азис решил, что слова его попали в цель: для истинно верующего мусульманина загробная жизнь несравненно важнее земной, а шайтан уж наверняка не отпускает души тех, кто умирает в его собственных владениях. Его надежда скоро подтвердилась — старший из охранников отстал, поджидая замыкающий отряд банды. Он, без сомнения, передаст слова милиционера другим. Если хотя бы два десятка душманов открыто воспротивятся уничтожению заложников, на этой тропе они отстоят их без труда. Вот если бы слова его ушли еще и вперед!
Снова открылась широкая площадка, усеянная обломками скал. Она располагалась на выпуклом боку горы, пройденная тропа с нее просматривалась по меньшей мере на полкилометра. Здесь толпились встревоженные басмачи: что-то случилось впереди, но что? Вперед тропа не просматривалась из-за камней и острореброй скалы. Измученные заложники, не сбрасывая поклажи, валились на горячий плитняк. Усталость и жажда подавляли и страх перед насильниками, и даже надежду на освобождение, прилетевшую в образе краснозвездной машины. Откуда-то появился Кара-хан, лицо злое, жесткое, в суженных глазах — тихое бешенство. Басмачи примолкли. Кара-хан подошел к заложникам, отыскал взглядом сына Алладада.
— Милиционер мне еще потребуется, навстречу солдатам пойдешь ты. Видишь тот поворот тропы? До этого поворота они могут дойти, потому что отсюда тропа дальше не видна. Но как только первый солдат появится там, один из заложников будет сброшен в пропасть живьем. И потом за каждые десять их шагов по тропе мы будем сбрасывать по одному заложнику. Чтобы восстановить мост, нам потребуется четыре часа. Эти четыре часа пусть они не показываются нам на глаза. А если их вертолет попробует снова разрушить мост, мы его собьем и сразу расстреляем пятерых заложников. Я оставлю всех заложников живыми, даже милиционера, когда мы пройдем ущелье. Слово генерала Кара-хана. Повтори.
Парень испуганно забормотал. Кара-хан выслушал, потом кивнул:
— Все это ты передашь их начальнику. Разрешаю тебе не возвращаться. Ступай побыстрее!
Азис слушал, едва сдерживаясь, чтобы не выхватить пистолет. Но что тогда станется с пленниками, если он даже убьет главаря? У душманов имеется возможность восстановить мост, поэтому они вряд ли сложат оружие, пока прикрываются невинными людьми. В банде достаточно головорезов, мало уступающих оборотню, и новый главарь не замедлит объявиться после смерти Кара-хана.
— Молись, Азис. — Тяжелый взгляд главаря банды уперся в лицо пленного милиционера. — Молись, чтобы твои друзья не появились на тропе. Иначе ты — первый.
Кара-хан исчез так же внезапно, как появился, с ним исчез и Одноглазый. Кроме них двоих и охранника, находившегося у моста, весь отряд басмачей сгрудился на площадке. Оставив здесь начальствовать муллу, Кара-хан сказал, что сам пришлет человека за помощью, когда она ему потребуется. Видно, с наведением переправы у него связана какая-то тайна, в которую он не хотел посвящать всех.
Среди басмачей шел тревожный говорок. Жители гор знают, как нелегко наводить такой мост с одной стороны. Через щель можно перебросить камень с привязанной к нему веревкой, но принять ее на той стороне некому — находившийся там охранник скрылся, напуганный вертолетом. Скорее всего, он спешил теперь убраться с тропы до сумерек. Надеялись на изобретательность главаря да на ловкость Сулеймана, умевшего хорошо бросать аркан: опорные столбы моста целы, и может быть, удастся набросить на один из них петлю. И от кучки к кучке басмачей уже полз слух о прошлом предательстве Кара-хана, то тут, то там вдруг поднимался чей-нибудь злой, вздрагивающий голос или завязывался грубый спор. То ли прорастали зерна, посеянные Азисом, то ли некоторые из душманов сами припомнили зимнюю историю, но подозрительность их к главарю явно разгоралась с каждой минутой. Умирать в Ущелье шайтана не желал никто, но никто не смел пока и нарушить приказ Кара-хана — пойти посмотреть, чем он там занят у разрушенного моста. Тайны вождей священны, кто хочет в них заглянуть, должен сначала заглянуть в глубину пропасти, куда ему придется лететь вниз головой. Азис, сбросив тюк и прислонясь спиной к горячему камню, жадно прислушивался к разговорам, стараясь уловить общее настроение и в подходящий момент поднять свой голос.
— Воины ислама, чьему лживому и злобному пению отворили вы свои уши? — вдруг взвизгнул поблизости тощий мулла, плотно окруженный десятком возбужденных душманов. — В коране сказано: человек умирает только по воле аллаха, и срок жизни его записан в особой книге. Кара-хан в ответ на слово врагов ислама послал им свое слово. Он выведет нас отсюда живыми и невредимыми — такова воля аллаха. Вы же, услышав из уст врага обещание сохранить вам жизнь, усомнились в своем отважном вожде и готовы сложить оружие. Я же говорю: только единый бог, великий и справедливый, волен в нашей жизни и смерти, но не враги истинной веры. Не уподобляйтесь баранам, которые бегут на голос волка, заблеявшего козлом. У неверных нет истинного бога, их слова и обещания лживы, как все их проклятое учение.
— Ты сам лжешь, черный скорпион! — Азис вскочил на ноги. — Неужто по воле аллаха Кара-хан нападает на мирные кишлаки во время намаза и убивает безоружных людей? Неужели аллах велел отрезать язык учителю, который держал в руках коран и напомнил заповеди пророка? Кара-хан сам присвоил себе право отнимать
