Коннор нахмурился, глядя на их коляски.
– Подожди секунду.
Он выпустил ее руку, сбежал по ступенькам, завернул за угол церкви и исчез из виду.
Софи осталась ждать.
Через две минуты Коннор вернулся, задыхаясь от быстрого бега, дождался, пока она сойдет по ступенькам вниз, и сообщил:
– Кристи предложил оставить твоего пони у себя на эту ночь. – Он помог ей сесть в кабриолет и поднял верх. – Я сказал, что заеду за ним утром и отвезу к тебе.
Что ж, по крайней мере, он едет к ней.
Дорога до Стоун-хауза прошла в полном молчании – после первых, ничего не значащих фраз разговор сам собою оборвался. Она почувствовала, что его не блещущие оригинальностью замечания о погоде и состоянии дороги показались ему столь же нелепыми, как и ей – собственные ответы на них, после чего ни один из них не отваживался заговорить.
Приехав в Стоун-хауз, Коннор принялся распрягать наемную коляску, Софи прошла в дом, недоумевая, что делать дальше. Был двенадцатый час ночи; миссис Болтон она сказала, чтобы ее не ждали. Домоправительница привыкла не задавать лишних вопросов; если поздняя отлучка Софи встревожила или удивила ее, она ничем не выдала своего удивления.
Как вести себя с Коннором? – размышляла Софи. Следует ли предложить мужу выпить? Или поесть, может быть, он голоден? Она обычно не держала в доме крепких напитков, но в кладовой стояло несколько бутылок вина. Она принесла вино в гостиную и как раз наполняла бокал, когда на крыльце послышались его шаги. Интересно, постучит ли он в дверь? Нет, вошел без стука и направился через холл в гостиную, словно давно тут жил. Софи постаралась взять себя в руки, и, когда он появился в дверях и подошел к ней, ничто не выдало охватившего ее волнения.
– А себе не хочешь налить? – спросил Кон, когда она протянула ему бокал.
Софи покачала головой.
– Ребенок… я подумала, что это может повредить ему. Или ей. Не знаю кому. – Продолжать дальше у нее не хватило сил. Она подошла к камину и зажгла свечи, дрожащими руками перевела стрелки часов. В зеркало было видно, что Коннор наблюдает за ней. Наконец она повернулась и спросила прямо:
– Как ты намерен жить дальше?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты останешься на ночь?
Лицо его было непроницаемым.
– Останусь ли на ночь? – Коннор явно тянул с ответом.
– Ну да. Я не знаю твоих планов, – кивнула Софи, стараясь всеми силами скрыть снедавшее ее волнение. – Относительно всего. Настоящий ли это брак? Останешься ли ты? Или уедешь? – Она перевела дыхание и чуть ли не с мольбой попросила:
– Пожалуйста, давай не будем сегодня ссориться, Коннор. – Она первый раз произнесла его имя без тени сарказма, а скорее застенчиво. – Моя домоправительница спит внизу. Я бы хотела, чтобы наши разногласия остались между нами, если это возможно.
Он осторожно поставил бокал на низенький столик.
– Мне самому не хочется ссориться сегодня. Ты хочешь знать, каковы мои планы. Удивлен, что ты не заметила в коляске мой чемодан. Думаю, за остальными вещами можно будет послать позже. Да их не так и много.
– Позже? Значит, ты остаешься? Со мной?
– Если ты не против. Мне кажется, так обычно и происходит, когда люди женятся.
Софи отвела глаза. Последнее время она сама не всегда могла разобраться в своих чувствах – из-за беременности, полагала она. Софи вдруг расплакалась, сама не зная почему. Она слышала, как Коннор подошел к ней, и ощутила на плечах его осторожные руки.
– Почему ты плачешь?
– Не знаю.
– Ты хочешь, чтобы я уехал?
– Нет. Не понимаю, что со мной происходит. Но я не хочу, чтобы ты уезжал. – Его руки скользнули вниз и сжали – так до боли знакомо – ее ладони. В какое-то мгновение она почувствовала, что сейчас может произойти все, что угодно. Но Коннор вдруг выпустил ее руки и поспешно отошел.
– Уже поздно.
Софи повернулась к нему.
– Да. Ты, должно быть, устал с дороги. – Ею вновь овладело беспокойство. На сей раз она не спрашивала, но сказала просто:
– Можешь лечь в кабинете отца, там все приготовлено.
– Спасибо. Я знаю, где он находится, так что не надо меня провожать, поднимайся к себе. У тебя был трудный день. А я немного посижу здесь, внизу, если ты не возражаешь.
Она не сводила с него глаз. Все было так, как она хотела, откуда же эти чувства разочарования и неловкости?
– Покойной ночи.
– Покойной ночи.
В дверях она остановилась.
– Коннор!
– Да?
Она беспомощно улыбнулась.
– Благодарю тебя.
– За то, что поступаю порядочно?
Она промолчала. Кон поднял бокал, приветствуя ее, и снова она не могла понять, над кем он смеется, над ней или над собой. В целом, говорила она себе, поднимаясь по лестнице, все прошло хорошо. Более того, замечательно. Она с трудом преодолевала ступеньки, словно туфельки ее были отлиты из чистого свинца. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой несчастной.
* * *
Уик-хауз, претенциозный, в тюдоровском стиле, особняк Вэнстоунов на городской площади, был окружен кованой железной оградой, отделявшей его крохотный, отлично ухоженный садик от булыжной мостовой, а сам особняк – от прохожих, не редких на Главной улице. Исключая Линтон-грейт-холл, это был самый внушительный особняк в округе, и Коннор никогда не думал, что будет когда-нибудь шагать по аккуратной дорожке к его парадному крыльцу, тем более под руку с Софи Дин – отныне Софи Пендарвис, именно так. Этим утром, пока в комнате не было домоправительницы и служанки, под всяческими предлогами норовивших зайти в столовую поглазеть на него, Софи сказала как бы вскользь, что было бы лучше сразу объявить об их женитьбе ее родственникам, пока их не опередил кто-нибудь другой, и с притворной небрежностью поинтересовалась, не трудно ли ему будет сопровождать ее к дяде примерно через час. «Разумеется, не трудно», – солгал Кон, и наградой ему было ее видимое облегчение и скрываемая, но тем не менее явная благодарность. Ему было безразлично, что всякое проявление порядочности или элементарной цивилизованности с его стороны все еще являлось откровением для нее.
Софи постучала в крашенную черной краской дверь и отступила на шаг – плечи развернуты, подбородок гордо поднят – ну точно еретик, бросающий вызов суду инквизиции. Она намеренно оделась так, чтобы выглядеть и торжественно, и скромно простое платье из голубовато-серого шелка с широкими белыми манжетами, что заставило Коннора вспомнить строгий облик пуритан. Однако Софи не смогла удержаться и не дополнить свой наряд пестрой шалью с бахромой и шляпой, лихо надвинутой на один глаз. Что до Коннора, то на нем была все та же, что и вчера в церкви, темно-синяя пара, которую он приобрел на остатки своих ничтожных сбережений. Галстук пришлось позаимствовать у Джека, как и деньги на поезд и наемную коляску. Что сказала бы молодая жена, узнав, что все его состояние не достигает и двадцати четырех шиллингов?
