— Мастеровой выехал, — с удовольствием отметил Скобелев. — Сейчас он им покажет кузькину мать.
— Что же он без мундира? — удивился полковник.
— Обет дал, — невозмутимо пояснил генерал. — Алексей Николаевич, что это турки на огонь не отвечают, а?
— Сам удивляюсь.
— Хитрит Рифат-паша, не хочет до времени орудия обнаруживать. Ничего, заставим. Как только Васильков пристреляется, подкиньте ему еще парочку батарей. Посмотрим, у кого нервы крепче. Сколько Рифату лет?
— Сорок пять, что ли.
— Не «что ли», а докладывать точно! — строго сказал Скобелев. — Я должен знать, с кем воюю, а посему приказываю изучать врага досконально, вплоть до имен его любовниц. Теперь вот извольте гадать, почему он на огонь не отвечает. То ли страх, то ли выдержка, то ли расчет — что у него на уме?
Рифат-паша ответил вдруг, но совсем не так, как можно было бы предположить. Оставив без внимания все орудия, громившие Рыжую гору, он обрушил пушечный и ружейный огонь на колонну генерала Добровольского.
— Что он стоит? — закричал Скобелев. — Мокроусов!..
Федор ринулся вниз, к подножью горы, не дожидаясь приказа: он был уверен, что знает этот приказ. Вырвав поводья у казака, вскочил в седло, с места дав шпоры. Дорогу вспоминать было некогда, и он помчался напрямик.
— Куда это он? — удивленно спросил генерал.
— К Добровольскому, — пожал плечами Куропаткин.
— Идиот, его же убьют сейчас!
— Авось, проскочит.
— Авось? — заорал Скобелев. — На авось девки рожают, а не сражения выигрывают. Вот Рифат-паша на авось не воюет; он точно мое слабое место нащупал. Так двинул по сопатке, что искры из глаз. А этот… Жив он еще?
— Скачет, — сказал Млынов, не отрываясь от бинокля.
— Хотел бы я знать, с каким приказом! — продолжал бушевать Скобелев. — Ведь не спросил даже! Не поинтересовался! Может, я хотел воды у него попросить… Чтоб духу его к вечеру не было, если живым вернется!
Федор мчался, приникнув к напряженно вытянутой, мокрой от пота лошадиной шее. Он схватил не свою лошадь, стремена оказались не по ноге, и очень боялся, что она споткнется. Может, от этого, а может, и от уверенности, что пуля его не тронет, он не обращал внимания на обстрел. На том же аллюре вылетел из-за кустов, оказавшись перед фронтом готовых к бою шеренг.
— Вперед! — он спрыгнул с седла. — Вперед!..
— Вы привезли приказ? — спокойно осведомился Добровольский.
— В атаку! — крикнул Федор. — Именем генерала Скобелева!
— Господа офицеры! — помедлив, отдал приказ генерал.
Барабанщики ударили дробь. Офицеры вырвали сабли из ножен, и колонна, дружно, как на параде, шагнула навстречу турецкому огню.
— Бегом! — кричал Федор. — Сближение опаснее всего!.. Он бежал впереди в английском костюме для верховой езды, коротких сапожках и нелепой каскетке: именно этот наряд и вселял уверенность, что турки в него целиться не станут. Позади грузно топала пехота, все убыстряя шаг.
На возвышенности все молчали. Вопреки диспозиции, колонна Добровольского начала атаку раньше штурма Рыжей горы. Бой грозил перевернуться с ног на голову, но Скобелев умел подчинить общей идее любую случайность. Поэтому Куропаткин с академическим спокойствием отметил:
— Восемь двадцать три. Генерал Добровольский начал атаку Осминских высот.
— Прекрасно начал, — сказал Скобелев. — Жиляй, доложи его светлости об инициативе Добровольского и перебрось батарею прикрыть его фланг.
— Слушаюсь!
— Прикажете играть общую атаку? — спросил Куропаткин.
— Зачем? Все батареи — на линию Василькова. Ну, Рифат-паша, не ожидал ты такого афронта? — Михаил Дмитриевич азартно расхохотался. — Проверим, что ты за полководец, сейчас я тебе окончательно все карты спутаю. Млынов, вели расчехлить знамена, а оркестрам — беспрерывно играть марши!
— Парад? — с долей иронии спросил артиллерист.
— Парад, полковник, — улыбнулся Скобелев. — Услышав оркестры и увидев мои знамена, Рифат-паша решит, что я готовлю общую атаку и не станет спешить с резервами. А пока разберется, Добровольский уцепится за берег Осмы.
Аскеров с береговых возвышенностей вышибли быстро: не получив подкреплений, они сопротивлялись вяло. Задохнувшиеся от бега и короткой рукопашной солдаты падали на гребнях береговых высот. Федор сидел в кукурузе, вытирая каскеткой мокрое лицо.
— Разрешите представиться, поручик Василенко.
Федор оглянулся. Чуть ниже стоял молодой офицер в расстегнутом мундире. Нижняя рубашка была — хоть выжимай.
— Вас просит генерал.
Добровольскому пришлось пробежать изрядный кусок, продираться сквозь кустарник, и выглядел он весьма усталым.
— Исполнили, — сказал он Мокроусову. — А что это вы все впереди бежали?
— Я еще не добежал…
Федор имел в виду переправу через Осму. Поручик Василенко понял его и поддержал:
— Порученец прав, ваше превосходительство. Не худо бы нам через речку перемахнуть, пока турки не опомнились.
— Каким образом, поручик? Аки посуху?
— Брод, — Федор еще не отдышался от бега и говорил отрывисто. — Болгары обещали броды обозначить.
— Что — брод, — вздохнул Добровольский: ему очень не хотелось вновь бросать своих солдат под пули. — Тот берег гол, как блин. Даже кустов нет.
— Там — мельница, — пояснил Василенко. — Если мы в ней закрепимся…
— Ну, попробуйте, — с неохотой согласился генерал: он ни за что бы не рискнул, но Скобелев ценил самостоятельность. — Отберите полсотни охотников, больше не надо.
Пока поручик собирал охотников, Федор внимательно вглядывался в противоположный берег Осмы, ища обещанные знаки. На том, противоположном берегу лежало несколько лодок, и кроме них ничего не было. А что-то непременно должно было быть: Мокроусов знал, как тщательно готовится к каждому сражению Куропаткин. Он еще раз всмотрелся, разглядывая каждую лодку, и вдруг заметил, что одна из лодок лежит носом к реке.
— Видите лодку носом к нам?
— Вижу, — поручик оглянулся на добровольцев. — За мной, ребята. Бегом и — точно за мной!
С бродом Федор не ошибся: воды оказалось чуть выше колена. Не ожидавшие этой атаки турки опомнились, когда все уже были на низменном левом берегу. Бежавший последним порученец кожей ощутил прожужжавшую пулю и тут же упал на землю.
— Ранены? — спросил Василенко.
— Ложись! — кричал Федор. — Надо под пули нырнуть! Под пули! Ложись!
Подобной команды не было в практике армии, но Мокроусов кричал столь убедительно, что солдаты сразу залегли. И даже поручик, помедлив, нехотя опустился рядом.
— Это что-то новое, Мокроусов, — проворчал он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
