В Солнце-Высоко странники остановились — совсем ненадолго — и съели завтрак, упакованный Айви; он оказался восхитительно вкусным и питательным, так что звери поверили, что смогут бежать вечно. Сейчас же, к вечеру, Бет снова выбилась из сил; она не совсем оправилась от измождения, вдобавок опять вымокла до нитки из-за сырого тумана и потому почувствовала себя еще хуже, чем раньше. Рядом с ней вдруг принялся неистово встряхиваться Брок, пытаясь избавиться от крупных капель воды, которые туман оставил повсюду на его шубе. Они глядели на огромные скалы и гадали, как, добравшись наконец до нужного места, будут теперь искать горных эльфов, когда вдруг услышали звуки где-то высоко над собой. Это была тонкая жалобная мелодия, так невесомо порхающая в воздухе, будто ее наигрывал сам ветерок.
— Смотрите, — сказал Перрифут, и все увидели на вершине одной из скал маленькую фигурку эльфа, сидящего со скрещенными ногами и играющего на камышовой свирели.
— Джим был прав, — сказала Бет. Когда эльф увидел, что звери заметили его, он прекратил играть, встал и помахал им, подзывая к себе на курган. Они быстро поднялись по склону и встретились с эльфом у основания одной из скал, возвышавшейся над ними и полностью заслонявшей солнце.
— Я Морар, — сказал эльф. — Нельзя терять времени; следуйте за мной. — И он начал взбираться вверх по скалам, ловко прыгая с валуна на валун. Другие изо всех сил старались не отставать. Хватаясь за лишайники и мхи в поисках точек опоры, животные упорно карабкались по огромным гранитным массивам. Скалы опирались друг на друга вкривь и вкось, словно их набросал здесь неведомый великан, и вели себя так ненадежно, что звери опасались рухнуть в любой момент и не осмеливались смотреть вниз.
Внезапно они оказались наверху, залитые бледно-желтым светом солнца, пытающегося пробиться сквозь туман, и Морар поторопил их — надо было спуститься в темное отверстие, зияющее в скалах. Бет забралась первой и помогла слезть Броку и Перрифуту. Уорригал и Наб собирались последовать за ними, когда туман на мгновение неожиданно рассеялся и, к своему ужасу, они услышали хор криков позади, нарастающих громовым крещендо. Оглядевшись, они увидели недалеко от основания кургана колонну уркку, которые указывали на них и возбужденно кричали друг другу:
— Вот они! Мы их догнали! На этот раз им не уйти!
Наб ощутил, как у него леденеет в животе. Ему представилось море воющих лиц, истощенных, грязных и мерзких, с пустыми сощуренными глазами и слюнявыми ртами, из которых, словно кровь, каплет ненависть, а затем он почувствовал, как Морар подтолкнул его, и он полу-пролез, полу-соскользнул в темное пространство под камнями, где ждали другие. Здесь стояла благословенная тишина, и мальчик почувствовал, как тяжко стучит его сердце.
— Они здесь, — задыхаясь, сказал он. — Снаружи.
Остальные смотрели на него с широко раскрытыми от страха глазами, пока не заговорил Морар:
— Идемте, — позвал он. — Следуйте за мной. Они не знают точно, где мы находимся, и ни за что не найдут нас там, куда мы идем.
Теперь их глаза привыкли к темноте, и они смутно различали перед собой небольшой прямоугольный вход, обрамленный двумя каменными колоннами и с каменной же перемычкой поверху. В центре перемычки рукой какого-то эльфийского каменотеса была искусно вырезана большая руна. Горные эльфы славились своим умением работать с камнем, и, проходя под резьбой, животные поразились изяществу изображения. Уорригал прошептал, что это символ горных эльфов: серп рождающейся луны, одинокая травинка и крутая вершина горы. Этими несколькими простыми штрихами художник запечатлел саму суть гор и пустошей, и у каждого, кто его видел, сердце начинало биться быстрее.
И вот путешественники оказались в большой пещере с низким потолком, почти квадратной по форме и совершенно пустой — за исключением мечей и щитов, висевших рядами на стенах. Все это были вещи уникальные: каждая из резных рукоятей изображала свое горное существо, а каждое лезвие несло свой неповторимый рунический символ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— У каждого из нас есть собственный родовой меч, — сказал Морар. — Мы используем их редко, но чистим и оттачиваем каждый день.
В сумраке острия поблескивали серебром, и краски на щитах, казалось, мерцали и переливались, несмотря на скудное освещение в пещере.
Они пересекли комнату, прошли через дверной проем поменьше в дальнем ее конце и начали спускаться по каменным ступеням, уходящим в узкий туннель. Ступени были низенькими, и в центре каждой образовалась выбоинка — след бесчисленных ног, ходивших по этим ступеням в течение многих столетий. По обеим сторонам прохода шли высеченные в камне перила, но это не сильно помогало Перрифуту и Броку, которые то и дело поскальзывались, так что Набу и Бет приходилось все время поддерживать их. По мере того, как животные шли дальше, становилось все холоднее и сырее, и среди глубокой тишины было слышно, как они стучат зубами от холода. Им казалось, что они спускаются в самое сердце гор; их шаги гулко отдавались эхом в тишине, отовсюду доносился мерный стук водяных капель.
Они спускались, наверное, уже целую вечность, и в туннеле постепенно становилось все просторнее и светлее. Здесь стены испещряли разноцветные минералы: ярко-голубые, золотые и малиновые, и даже порой белые, как снег, и тогда туннель купался в серебристом свете. Теперь дорога шла почти без уклона, и им часто встречались по сторонам маленькие пещерки и гроты, которые заполняли сталагмиты и сталактиты странных форм и размеров: то очень высокие и тонкие, то округлые, как толстый гриб. Одни свисали сверху, в то время как другие вырастали из ослепительных многоцветных каменных садиков.
Они постоянно останавливались подивиться на эти волшебные картины, и Морар рассказывал о каждой из пещерок — ее имени и истории, и о легендах, окружавших их. Считалось, что во многих гротах сохранялся дух древних, давно умерших эльфийских героев; например, там были Копье Эйнорта, Меч Брейвира или Шип Ардвасара. Каждому эльфу отводился свой особый уголок с камнем, дух в котором присматривал за эльфом и руководил им. Эльфы в ответ заботились о них, охраняя и, прежде всего, следя за тем, чтобы их не трогали, потому что они были настолько деликатны, что их было легко порушить, и тогда дух мертвого эльфа навсегда отправился бы в бесприютные скитания.
Звери так увлеклись этим фантастическим окружением, что забыли об опасности, затаившейся позади них на поверхности, и даже о том, где они находятся и чем заняты. Оттого, когда Морар велел им остановиться, они несколько оторопели, а потом заметили перед собой большую каменную дверь, всю в резных картинах, посвященных древним историям и сагам. Морар вытащил из-за ремня свою камышовую свирель и начал наигрывать незнакомый бойкий мотив. Закончив, он немного подождал и снова сыграл ту же мелодию. На этот раз, когда он остановился, огромная дверь медленно-медленно отворилась. Они прошли через дверной проем, после чего Морар сыграл другую мелодию — снова дважды — и дверь беззвучно закрылась за ними.
И вот они стоят в высокой сводчатой пещере приблизительно овальной формы с гигантскими каменными колоннами вдоль стен, образующими арочные проемы, за которыми открывалось множество разных тамбуров и палат. Некоторые проемы были закрыты дверями, в то время как другие представляли собой лишь арки, и за ними животные видели эльфов, занятых своей работой. Пещера напомнила Бет средневековый собор — особенно оттого, что каменный пол был инкрустирован сотнями разноцветных минералов, складывающихся в узоры. Свет исходил в основном именно от них, и пока звери следовали за Мораром по центральному проходу пещеры в золотом, синем и серебристом свете, сияющем из-под их ног и подсвечивающим лица снизу, у них было жутковатое чувство, будто они идут вверх ногами. Высоко над ними одинокая жила серебра оттеняла массивные каменные колонны, поддерживавшие крышу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
