А потом со мной связалась главный редактор «Шика» – журнала, который совсем недавно появился на пресыщенном рынке глянцевой печати, – и на следующий день пригласила на собеседование. Я пришла на десять минут раньше, а в кабинет редактора удалось попасть тридцатью минутами позже назначенного времени.
– Значит, вы Клэр Райли, – проговорила Мод Бове, когда ее помощница закрыла за мной дверь.
Редактору хорошо за пятьдесят, и впечатление такое, что ей удобнее в халате и тапочках, а не в строгом костюме на два размера меньше нужного. Волосы осветлены до неестественного оттенка, а макияж лежит таким толстым слоем, что, кажется, ей тяжело разговаривать. Честно говоря, совсем не такого человека я ожидала увидеть во главе нового глянцевого журнала. Но она давала мне шанс – значит, все остальное неважно.
– Рада познакомиться с вами, миссис Бове, – пожала руку я.
– Взаимно, – сказала она и жестом пригласила меня сесть. – Зовите меня просто Мод.
Я кивнула, с нетерпением ожидая, что будет дальше.
– У вас большой опыт освещения крупных зрелищных событий, вот я и решила пригласить вас в «Шик», – объявила она, когда мы обе уселись. – Конечно, если согласитесь.
– Да-да, конечно! – заговорила я, пожалуй с излишним рвением, но по-другому не получалось: нищета панически пугала.
– Насколько я понимаю, в другие издания вас сейчас не берут, – без обиняков заявила женщина.
– Нет, мэм, – призналась я.
Чудесно, в журналистском мире я теперь персона нон грата!
– Именно поэтому я вас и позвала. Новый сотрудник мне сейчас не по карману, но срочно нужен человек с опытом, который мог бы освещать крупные события: разного рода конференции, благотворительные мероприятия, вручение «Грэмми» и премий Эм-ти-ви.
Пришлось кивнуть, ощутив жуткое разочарование.
– Хочу принять вас внештатным сотрудником, чтобы занимались исключительно этим, – продолжала Мод. – Оплата – двадцать пять долларов в час, в среднем будете работать часов десять в неделю, а иногда и по пятнадцать-двадцать.
– Хорошо, – робко проговорила я. Внештатным сотрудником еще не была, всегда сидела на фиксированном жалованье и, наблюдая за работавшими в «Стиле» фрилансерами, знала, как нелегка их жизнь и нестабилен заработок. Впрочем, любые деньги лучше, чем полное их отсутствие. – Согласна…
Конечно, это не работа моей мечты. Мне нравилось писать яркие, проникновенные статьи о знаменитостях, а не вести глупую полусветскую хронику.
Но работа есть работа, а мне она нужна.
– Чудесно, – пропела редактор и заговорщицки наклонилась вперед. – Давайте кое-что обсудим, прежде чем начнем подписывать бумаги.
– Да, конечно.
– Не знаю, какие правила были у вас на прежнем месте… Естественно, «Шик» равняется на «Стиль», как на старшего брата по бизнесу, который устанавливает определенные стандарты, однако у нас есть и собственные стандарты, и интимные отношения со звездами в них не входят.
Я покраснела: столько раз слышала эти слова, что удивляться перестала, а вот боль и разочарование не проходили. Придется оправдываться.
– Я не спала с Коулом Бранноном. Это в редакции придумали, именно поэтому и пришлось оттуда уйти.
Мод с жалостью улыбнулась: все ясно, она мне не верит.
– Да, конечно. – Она махнула рукой. – Так или иначе, подобное поведение у нас не приветствуется. Надеюсь, вы понимаете.
– Конечно, – пробормотала я.
– Вот и славно, – обрадовалась женщина. – В отделе кадров уже знают, что вы придете. Они на тринадцатом этаже, поднимитесь на лифте и спросите Лорен Элкин. Завтра с утра жду вашего звонка, обсудим первое задание.
Мы пожали руки, и, сгорая от стыда, я вышла из кабинета Мод Вове. Похоже, тень Коула Браннона будет преследовать меня до конца жизни. Я больше не Клэр Райли, старший редактор развлекательного отдела, я Клэр Райли, которая спала с кинозвездой.
После двух недель в «Шике» я возненавидела его всеми фибрами души, но выбора не было. Я продолжала рассылать резюме и получать отказы. Двадцать пять долларов в час здесь – максимум, на что я была способна в тот момент.
Несколько раз в неделю меня посылали на открытие нового ресторана, на бродвейскую пьесу, где должен был появиться Энтони Хопкинс, или на благотворительный концерт для бездомных индонезийских детей, куда должна была прийти Анджелина Джоли. Каждый божий день приходилось задавать идиотские вопросы звездам второго плана, которых я едва узнавала. Бывших членов распавшейся рок-группы спрашивала, что им больше нравится: плавки или «боксеры» (однозначно – «боксеры»); у стареющего плейбоя эпохи восьмидесятых – о самом романтичном поступке в его жизни («Как-то весь обмазался шоколадом, а моя подружка облизала» – отвратительно, меня чуть не вырвало); у звезд мыльных опер – какая книга им больше всего понравилась и почему (одна ответила: «Как-то раз я читала книгу…», но не договорила, а на лице появилось мечтательное выражение).
Сколько абсолютно ненужной информации я получила: Дебби Гибсон может часами крутить обруч, Крис Киркпатрик боится высоты, Марк Магра любит жонглировать, а Сьюзен Лучи на сильном ветру похожа на соломинку.
Такими новостями мир не изменить!
Настоящая профессиональная деградация… зато мне хотя бы платили. Работала часов по пятнадцать-двадцать в неделю, а чеки от Мод пусть не давали возможности пожить в роскоши, но, по крайней мере, позволяли сводить концы с концами, пока я решала, что делать дальше.
Интервью с Коулом и инцидент со «Стилем» перевернули всю мою жизнь. Мне страшно нравилось писать, но я понимала, что больше не смогу работать в мире, которым правят сплетни и непорядочные люди. Всегда гордилась умением создавать яркие, содержательные очерки, которые будут интересны читателям. Однако, по сути, я крошечный винтик в той сеющей безумие системе, что разрушила мою карьеру. Абсурдные интервью для «Шика» тянулись одно за другим, а перед моим изумленным взором постепенно вырисовывалась правда: журналистика не мое призвание и никогда им не была.
В двадцать шесть очень странно проснуться с мыслью, что профессия, которой последние несколько лет отдавала все свои силы и энергию, выбрана ошибочно. Детские мечты «стать настоящей журналисткой» были пустой иллюзией. Мне нравилось верить, что я выше пустых сплетен, даже борюсь с ними, рассказывая правду о кумирах, за каждым шагом которых следят миллионы обывателей. А получается, это был самообман: я всего лишь плыла по течению. Стыдно, обидно и грустно: целых четыре года ушли в пустоту.
Что же делать дальше? Бешеный зигзаг, и та жизнь, которую я знала: шикарный бойфренд, шикарная работа, шикарное чувство самодостаточности – все исчезло. Розовые очки разбились, оставив в страшной темноте. Оказывается, мой мирок не существовал вообще, я его просто придумала.
