Этери выпила бульон и съела кусок вкусной, горячей сырной лепешки, после чего принялась за кофе.
– Извините, мне надо закурить. А то умру.
– Ладно, – согласилась Софья Михайловна. – Хотя лучше бы вы бросили эту привычку.
– Я три дня не курила, – принялась оправдываться Этери. – А теперь просто до смерти хочется.
Валентина Петровна, хорошо зная хозяйку, оставила на чайном столике пачку «Даннемана» и очередную зажигалку. На этот раз ядовито-зеленую.
Этери с жадностью затянулась дымом. Как быстро тело вспоминает свои привычки! Свои яды!
– Может быть, вам удобнее будет лечь? – спросила Софья Михайловна.
– А что, у нас будет сеанс психоанализа? – недобро спросила Этери.
– Нет, но я рада, что вы не разучились злиться.
– Извините.
– Не надо извиняться. Я же говорю: злость – это хороший признак. Но я просто подумала, что лежа вам будет легче.
– Я посижу, – решительно отказалась Этери. – Я… я в порядке.
Это было вопиющей неправдой, ей самой стало неловко. Софья Михайловна не стала спорить, послала ей свою обычную улыбку, спокойную и добрую.
– Если устанете, можете прилечь. Просто расскажите мне, что случилось.
Этери рассказала.
– Я его проклинала, думала, он меня предал, заманил в ловушку. А он все это время лежал там мертвый…
– Не все это время, его убили в последний момент, когда бросились за вами в погоню. Но он был обречен с той минуты, как они на него вышли. И вы тоже. Вас тоже «убрали» бы, как они выражаются.
– Но мне удалось уйти, а ему – нет.
– В этом вы не виноваты.
– Я не знаю, – покачала головой Этери. – Мне кажется, я виновата. Мне кажется, он был обречен гораздо раньше. Я сделала ужасную глупость. Он – Савва – ухаживал за мной, и я ему позволила… Грубо говоря, я ему дала. Мы были в клубе, я там увидела мужа с новой женой и психанула. Сама не знаю, что на меня нашло. В общем, я сказала Савве: пошли к тебе. Это было ужасно, но он… принял всерьез. Он и потом мне названивал, звал, приглашал… Я отказывалась, но он из тех, кто слов просто не понимает… Ну вот, опять я его ругаю, – опомнилась Этери. – Я его ругаю, а он мертв.
– Он погиб не по вашей вине, – уверенно и властно заговорила Софья Михайловна, глядя ей в глаза, – а вы себя уничтожаете не потому, что вините себя в его смерти. Вы вините себя в том, что провели с ним ночь.
– Нет, я… я виновата, – заспорила Этери. – Если бы я тогда не психанула на ровном месте, не пошла к нему, ничего бы не было…
– Рустем мог взять в заложники кого-нибудь еще, – возразила Софья Михайловна. – Вам было бы легче от этого? Он мог пойти в приют, понял же, что его там обманули. Мог захватить первого попавшегося человека на улице. Ребенка, например. Вы бы выдержали, если бы у вас на глазах мучили ребенка, пусть даже не вашего, чужого?
– Нет, но…
– Этери, поверьте моему опыту. Вы ничего не могли предвидеть или предотвратить. Если кто в чем и виноват, то это Рустем и Гюльнара Махмудова. Она, пожалуй, даже больше, чем он. В конце концов Рустем – машина для убийства, не более. На него обижаться – все равно что на тигра или медведя. Его таким природа создала. А вот Гюльнара – чистое зло. Она сознательно хотела причинить вам зло, ну и поплатилась.
– Он и ее убил? – с ужасом спросила Этери.
– Нет, она жива, вернулась в приют. Но прежней уже никогда не будет. Он надругался над ней. Избивал, голодом морил. Теперь она – полноправная жертва насилия, а раньше только место занимала.
– Он ее отпустил?
– Отпустил? – удивилась Софья Михайловна. – Ах да, вы же не знаете…
– Чего я не знаю? – встревожилась Этери.
– Такие, как Рустем, не отпускают. Уж что к нему попало, то он обгложет до костей. Но вот уже скоро двое суток, как он мертв, и сутки, как похоронен. Он подорвался на фугасе со всей своей охраной неподалеку от селения Центорой.
Этери не сразу сумела это осмыслить. Несколько минут она сидела молча. Рустем Адырханов мертв. Значит, ни ей самой, ни Ульяне больше ничего не грозит. И она могла бы это знать еще два, ну или полтора дня назад, не будь она такой дурой…
– Я… я даже не знаю, что сказать.
– Не надо ничего говорить, – ласково улыбнулась ей Софья Михайловна. – Привыкайте к этой мысли постепенно. Считайте, что Савва Цыганков отомщен. А вы ни в чем не виноваты. Провести ночь с человеком, пусть даже по ложным причинам, это не преступление. Вы не обязаны хранить верность бывшему мужу. Отпустите наконец себя на свободу. Я вас не призываю к беспорядочным связям, но и казнить себя вам не за что. Живите. Мой вам совет – прежде всего позвоните матери и детям. Успокойте их, они же волнуются.
– Какая же я дура… – прошептала Этери.
– Перестаньте себя казнить, – повторила Софья Михайловна.
– Не знаю, как вас благодарить…
– Даже не начинайте. Я всего лишь делаю свою работу.
Этери поднялась из-за стола.
– Сейчас я только маме позвоню и выйду к гостям. Господи, мне уже скоро в Грузию ехать, у Сандрика тридцатого день рождения… А я еще даже подарок не купила. Хотя теперь, раз Рустема больше нет, наверно, можно их сюда вернуть, им больше ничего не грозит…
– Поговорите с Германом, – посоветовала Софья Михайловна. – Рустема больше нет, но те, на кого он работал, остались. И денег себе не вернули.
Этери пристально вгляделась в доброе старушечье лицо.
– Думаете, мне по-прежнему грозит опасность?
– Я же говорю: посоветуйтесь с Германом, – повторила Софья Михайловна. – Он в этих делах лучше разбирается.
К ужину Этери расчесала волосы с помощью Мадины, заплела их в косы. Она успела переговорить с матерью и с детьми, но обещала перезвонить и тогда уж решить, она ли поедет в Батуми, или они вернутся в Москву.
Она все еще была очень слаба, но бодрилась, старалась держаться как ни в чем не бывало.
– Спасибо, что приехала, – обратилась она к Кате. – Без тебя я бы так и не узнала, что Рустем мертв.
– Не просто мертв, – подтвердила Софья Михайловна. – «Форшманули волчару конкретно», как выражается мой внук.
Эти слова показались Этери безумно смешными. Она засмеялась.
Она засмеялась и с ужасом поняла, что не может остановиться. Словно включили внутри какую-то смеховую машинку, а как ее выключить – неизвестно. Этери видела смущенные и испуганные лица гостей, но они плыли перед ней, как в тумане. Она все смеялась и смеялась…
– Что это? Что с ней? – донесся до нее Катин голос.
– Это истерика, – ответила Софья Михайловна. – Воды, быстро!
Кто-то подал старой женщине стакан воды, она швырнула эту воду в лицо Этери. Этери захлебнулась, закашлялась… Катя двигалась тяжело, Кенни первым вскочил и подбежал к Этери. Похлопал ее по спине, помог утереть салфеткой мокрое лицо…
