Сэм нахмурился:
— Что это там насчет вашей неустойчивости?
Шок от явной лжи Крейтона заставил ее разинуть рот. Она никогда не была неустойчивой. Расстроенной — да. Убитой горем — определенно. Но никогда не была близка к помешательству. Джулия быстро перешла к следующему абзацу и мрачно сообщила:
— Тут еще хуже.
Бывший психиатр Остриан, доктор Уолтер Дюпюи, возглавляющий психиатрические клиники в Нью-Йорке и Париже, лечил ее в течение трех лет после того, как она впервые ослепла.
Согласно утверждению Дюпюи, он диагностировал конверсивную истерию, а истеричные люди могут становиться опасными.
В телефонном интервью Дюпюи объяснил: «Естественно, я не могу разглашать то, что происходило у меня на приеме. Эти сведения были конфиденциальными и остаются таковыми. Но можно сказать, что Остриан обладала неуравновешенной психикой, по крайней мере, на протяжении десяти лет. Она истеричка».
— Истеричка. — Джулия была потрясена. — Они только что использовали слово, которого избегали годами. Они прекрасно знают, что это конверсивное нарушение, но всегда говорили посторонним, что моя слепота вызвана физическими причинами. Они хотели избежать позорного клейма... предубеждения против всего, что хоть отдаленно напоминало о болезни психики. И теперь, только для того, чтобы навязать всему миру выгодное для них мнение, Дюпюи называет меня опасной!
Негодование поднялось у нее в груди, а на щеках проступил румянец.
— Этот подлец Дюпюи, — прорычала она. — И Крей-тон хорош! Почему? Это лишено смысла.
— Простите меня, — тихо сказал Сэм, — я знаю, что Редмонды дороги вам. Но я только что прочел выдержки из заявлений всех ваших дядьев. Позвольте сказать вам, что ваше чувство отнюдь не взаимно. Они сделали все, Остриан, чтобы вы пребывали в неопределенности.
Она закрыла глаза. Затем снова широко раскрыла.
— Теперь у полиции есть не только оружие, которым я якобы убила Ориона, и обстоятельства совершения убийства. У них теперь есть недостающий компонент, чтобы обвинение против меня было законченным, — мотив. И мотив состоит в том, что я сошла с ума! Меня подставляют так, чтобы свалить на меня вину за смерть Ориона. Это не может быть ни ошибкой, ни совпадением. Это делается преднамеренно!
32
Джулия в ярости читала газеты от корки до корки. Сэм был прав. Крейтон, Дэвид и Брайс опубликовали отдельные заявления как главы своих ветвей семейства, и все они перекликались друг с другом — многие годы ее поступки были эксцентричными, неразумными, эмоционально необоснованными и иногда казались жестокими. Семья скрывала ее состояние от друзей и публики в надежде, что она вернется к доктору Дюпюи, чтобы лечиться. Сейчас они глубоко сожалели о своем молчании. Каждый дядя убеждал ее сдаться полиции, чтобы никто больше не пострадал.
У нее перехватило дыхание. Ложь и предательство были непостижимы, и все-таки...
Сэм разливал кофе. Он уловил выражение ужаса на ее лице.
— Что теперь?
Она сказала то, что думала:
— Зачем им нужно представлять дело так, будто я убила Ориона, когда я ясно сказала Брайсу, что это сделала женщина из Лондона? И что именно она убила маму. Об этом нигде ни слова!
— Они могут быть искренне уверены в своих словах. — Он поставил чашки на стол. — Эта смерть Ориона и обвинения против вас укладываются в некую схему вашего поведения, которую, как им кажется, они наблюдали многие годы. Вы знаете, есть старое изречение: реальность такова, какой вы хотите ее видеть.
Он сел напротив, принимаясь за свою чашку кофе. Но она не верила в это, и, судя по выражению на лице Сэма, он тоже не верил.
— Сначала мой двоюродный брат забирает пакет у вас в штаб-квартире ЦРУ. Затем я обнаруживаю, что мой психиатр, которого прислал дядя Крейтон, лжет. Брайс не сказал полиции о том, кто на самом деле убил маму и Ориона и откуда Стерн знает, что меня нужно ожидать около его дома. Плюс кто-то, обладающий большой властью, нанимает «чистильщиков», чтобы они преследовали нас, и он же стоит за смертью мамы, поскольку Стерн тоже «чистильщик», и именно она забрала пакет у мамы. И теперь все дядья не только отказываются от меня, но и делают все, чтобы представить, будто у меня был мотив для убийства Ориона.
Она сделала паузу, пытаясь еще раз осмыслить сказанное.
— Получается, что ваш двоюродный брат и дяди виноваты во всем?
Она старалась сдерживаться.
— Куда ни посмотришь, без кого-либо из них дело не обходится. Думаю, что все это из-за Янтарной комнаты, но я пока не вижу связи. Каковы же их ставки, чтобы убить маму, а теперь приняться за меня?
— Может быть, у меня есть ответ...
Он замялся.
— Все в порядке. Какой же?
Он вновь открыл «Нью-Йорк таймс» и показал на первую полосу:
— Прочтите это.
В сегодняшней эксклюзивной статье лондонская «Санди таймс» привела свидетельства того, что ведущий кандидат в президенты Дуглас Пауэрс вел двойную жизнь, нанимая девушек по вызову в Монако и Праге.
Она нахмурилась:
— Какое отношение это имеет к смерти мамы?
И вновь он принял обманчиво расслабленный вид, но при этом его серые глаза потемнели.
— Я спорил с Винсом, потому что он иногда был недостаточно доказателен. — Сэм ткнул пальцем в статью. — Из-за того что мы не пришли к согласию относительно вот этого, он пригрозил перевести меня из аналитической службы. Видите ли, однажды ко мне поступила пачка несистематизированных данных из Праги, и там был список из досье, о котором говорится в этой истории, от типа под кодовым именем Иржи. Там также была фотография Пауэрса, садящегося в лимузин с секс-дельцом и проституткой. При этом на них взирали какие-то дети, стоящие на тротуаре. Мне фотография показалась поддельной. Я хотел проверить, но Винс велел мне положить ее на полку. Он думал, что все выглядит так, словно Компания вмешивается в политику, потому что его отец был вторым кандидатом.
— Винс не позволил вам провести расследование?
— Именно так.
В жуткой тишине они смотрели друг на друга.
Она медленно выдохнула.
— Они пытаются нанести вред репутации Дугласа Пауэрса, чтобы Крейтон мог выиграть.
— Именно так я это и представляю. На память приходит «Уотергейт». На протяжении двух столетий у нас случались всевозможные нарушения закона и выборные подтасовки. Если я прав, это не будет первым случаем, когда политик пытается надуть страну. Но этот случай, похоже, может быть самым крупным и позорным.
— Может быть, обвинения против Пауэрса истинны, а Крейтон с Винсом просто пытаются повлиять на общественность, сообщив правду. Чего я не оправдываю, заметьте. Но тогда это хоть не так противно.
Глаза Сэма вспыхнули.
— Любопытно, что Винс сделал все, чтобы я не расследовал данные из Праги, и что он же был тем человеком, который увел пакет, адресованный мне.
— И опять Янтарная комната. Но мы имеем теперь три отдельных вопроса. Один — это пакеты, второй — Янтарная комната и третий — выборы Крейтона. Связаны ли они между собой? Если вы правы и выборы заставляют Крейтона и дядей делать все это со мной... Я до сих пор не вижу связи.
— Это похоже на мозаику, где цветные фрагменты постоянно перемешиваются, складываясь в новые и причудливые картины.
Они молча сидели, пытаясь в уме сложить элементы головоломки.
Наконец Сэм сказал:
— Ручаюсь, ДГР ничего не знает о происходящем. Если бы знал, то даже фамилия Редмонд не спасла бы Винса.
— Что это за ДГР?
— Директор главной разведки. Это тот, кто отвечает за все разведывательные агентства США. Он прямой начальник Винса. Может быть, он не знает о пакете, но точно знает об информации из Праги. — Сэм покачал головой. — Мы должны воспользоваться кое-какой помощью. Это единственный человек, с кем можно поговорить. Он живет в Силвер-Сиринге. Это недалеко отсюда...
— Вы никуда не поедете.
Сэм удивленно посмотрел на нее.
— Вы еще не научили меня пользоваться пистолетом.
* * *
Она быстро приняла душ и вновь надела вчерашнюю одежду. Шерстяные брюки и шелковая блузка не были порваны, и она смогла отстирать грязь до более-менее приличного вида. Это было почти чудом, учитывая, сколько раз она падала. На мгновение Джулия пожалела, что не находится в магазине «Сакс» на Пятой авеню с полным бумажником. Она покачала головой и перебинтовала руки. Они заживали и болели все меньше. С челюстью тоже дело обстояло получше.
Причесываясь, она попыталась успокоиться. Но все мышцы затекли. Именно в этот момент она услышала болезненную тишину внутри...
Ее музыка закончилась. Сколько она могла себя помнить, музыка постоянно текла в ней, подобно прекрасной реке. Теперь вместо музыки звучала канонада слов. Она не могла остановить их, потому что была вынуждена анализировать все, что происходит вокруг. Это не оставляло места музыке и прежней жизни. Ее охватила тоска. Сможет ли она еще когда-нибудь играть? Трепетать от музыки? Она потеряла все остальное. Вдруг она осознала, насколько одинока.
