Герцог застыл на месте.
Его глаза метали молнии. Предупреждение.
Она сомневалась, что кто-либо прежде осмелился бы ударить его и продолжать жить как ни в чем не бывало.
Но она ни о чем не жалела.
Ее рука ныла. Ударить его в этот момент было смерти подобно.
И тут герцог лениво поднес руку к губам и слизнул ее сладость с кончика пальца.
Дрожь пробежала у нее по спине.
Так он прикасался к ней и в других местах когда-то… Она смотрела, как вздымается его грудь. Его дыхание стало учащенным.
— Я беспокоилась о тебе.
Голос Женевьевы внезапно охрип. Она желала его, одновременно испытывая облегчение, гнев, страх от того, что ей пришлось в темноте рыскать по дому, и радость от встречи с ним.
— Ты был такой странный после того… после нашего сегодняшнего разговора. И я знаю, до этого ты плохо спал.
Это не была ложь. Женевьева все время думала о нем. Тревога сжимала ее сердце.
— Понимаю. Наверное, ты подумала, будто я переживаю из-за твоего отказа. Повторяю: тебе не стоит так беспокоиться, Женевьева. Это было всего лишь предположение, и ничего более.
Теперь он лгал. Но Женевьева не станет уличать его во лжи сейчас, когда он стоит перед ней.
Сейчас, когда она может заманить его в спальню.
— Мне кажется, ты больше беспокоилась о себе и о том, что ты хочешь получить от меня.
«Так вот как он считает», — с негодованием подумала Женевьева.
Герцог был совершенно прав.
Она пришла в ярость и испугалась. В кого она превратилась? Он бродил по дому после полуночи. И теперь она ясно понимала, что тоже обречена не спать по ночам и искать его, когда он уедет.
Когда он уедет?
Однажды это случится. Ей было невыносимо думать об этом.
— Ты сошел с ума, — слабо прошептала она.
— Конечно. Но я ведь прав, не так ли? Помнишь, я тебя предупреждал, что ты больше не сможешь без меня жить?
Женевьеву охватил ужас.
— Тебе следует уйти, сейчас же.
Сейчас же. Это должно немедленно прекратиться.
Герцог оставался непреклонен.
— Я удивлен, Женевьева. Ты можешь искать меня и просить, чего желаешь, даже требовать. И в то же время ты не в силах сказать Гарри о твоих чувствах. Почему бы это? Скажи мне, какая между нами разница?
У нее было такое ощущение, будто ей влепили пощечину.
Подлец!
Женевьеве не хотелось раздумывать над ответом.
— Я хочу, чтобы ты ушел, — прошептала она.
— Только когда ты ответишь на мой вопрос.
Она закрыла лицо руками, но тут же отвела их.
— Ты мой друг. — Женевьеву охватила паника. — Я беспокоилась о тебе. Я боялась, что могу лишиться…
— …удовольствия, которое я тебе доставляю в постели.
— …удовольствия быть в твоем обществе, лишиться твоей дружбы. Неужели ты не чувствуешь того же? Мы ведь друзья?
— Друзья? — задумчиво повторил герцог, словно пытался ощутить вкус этого слова. — Знаешь, Женевьева…
У него был такой тон, как будто он собирался в чем-то признаться.
— Да? — ободряюще произнесла она.
— Я вижу твои соски сквозь сорочку.
Она немедленно скрестила руки на груди.
— Не смей разглядывать меня сквозь сорочку! — с нелепой яростью прошептала она.
Они сердито смотрели друг на друга. Она слышала его дыхание. Был ли он зол? Или возбужден? Скорее, и то и другое.
Вдруг он проворно обхватил бедра Женевьевы и сдернул ее сорочку через голову.
Она и вскрикнуть не успела. Она была так поражена, что даже помогла герцогу, подняв руки над головой.
Теперь Женевьева стояла перед ним совершенно обнаженная.
Он удивленно разглядывал зажатый в руке комочек шелковой ткани.
— Теперь я уже не разглядываю тебя сквозь сорочку. Смотри, совсем как у Веронезе!
Мгновение они обменивались яростными взглядами.
Скорее, как Венера и Марс в версии Боттичелли.
Герцог еле слышно выругался и шагнул к ней.
Женевьева быстро отступила назад, пока не оказалась посередине спальни, а он уже успел запереть за собой дверь на засор.
И вот герцог уже в комнате, а Женевьева все продолжает пятиться.
Они стояли на безопасном расстоянии друг от друга на ковре, словно животные, готовые к прыжку.
И тут в мгновение ока все переменилось.
Герцог протянул руки и схватил Женевьеву, или она бросилась к нему: это уже не имело значения, потому что их столкновение было порывистым и внезапным.
Он подхватил ее на руки. Она обняла руками его голову, жадно целуя губы. Поцелуй был почти ожесточенным, превратившись в битву, в торжество. Ни один поцелуй никогда не был более глубоким, сладким, нежным, чувственным и в то же время более успокаивающим.
Герцог крепко держал Женевьеву, целовал ее шею, со стоном шепча непристойные, чувственные слова. Его губы были горячими и настойчивыми, и она надеялась и боялась, что он оставит на ее коже отметины. Его руки продолжали блуждать по ее телу, она была словно окутана его теплом, он защищал ее и любил. Женевьева полностью открылась ему.
Наконец он поставил ее на пол, и она застонала, почувствовав сквозь ткань брюк его быстро увеличивающуюся в размерах плоть. Женевьева, была слишком близка к краю.
Герцог ухватил ее за плечи и быстро повернул лицом к туалетному столику.
— Посмотри на себя, — хрипло приказал он. — Посмотри на нас.
Он откинул ее волосы от лица. Они стекли по плечам, лаская обнаженную кожу. В зеркале она увидела овальное лицо девушки. Это было ее лицо и одновременно чужое: на щеках играл яркий румянец, глаза были томно прикрыты и блестели от страсти. Ее кожа порозовела от тепла, губы опухли от поцелуев, и эта чувственная красота поразила Женевьеву до глубины души. Она поняла, что увидел в ней герцог. Эту белую кожу, пленительные изгибы, полные груди, длинную шею, тело, желавшее его, и поэтому он хотел, чтобы она увидела то же самое. Разве кто-нибудь мог бы устоять перед этой девушкой?
Она была сбита с толку, смущена, обрадована.
— Смотри, — шепнул ей герцог в самое ухо, и его тяжелое прерывистое дыхание было для нее словно ласковое прикосновение, от которого по ее шее и рукам побежали мурашки.
И Женевьева смотрела. Она смотрела, как его руки обхватили ее грудь, как напряглись под его пальцами ее соски, видела, как она просит его продолжать, выгибая спину. Она видела свои полуоткрытые губы, отчаянно вздымающуюся грудь, требующую воздуха, когда она таяла под его руками. Их взгляды встретились в зеркале: его глаза были темными, блестящими и пронзительными, он не улыбался, его губы были плотно сжаты, а большие ладони скользили по ее бокам, тонкой талии все ниже и ниже к треугольнику волос ниже живота.
