Дочитав до середины, она спохватилась и вскочила на ноги. Шагнула к красному углу.
— Благодарю, Спаситель, — Агата утёрла выступившую в уголке глаза слезу.
Она медленно коснулась груди, затем лба, а затем прикрепленной в углу иконки. И счастливо улыбнулась.
Перед ней снова лежал путь, на который в равной степени толкали и сердце, и разум. Перед ней снова лежала свобода.
Интерлюдия 7
Тадеуш Войцеховский
Возроптали тогда люди, не видя дороги в темноте, но сказал им Спаситель: «Что ропщете вы, ведь и без того вы блуждали в потемках, не зная, куда идти». Взмолились к нему люди: «Освети нам дорогу!» И ответил им Спаситель, что не в силах его развеять тьму заблуждений, лености и рабства и что невозможно спасти того, кто не хочет сам спастись. И еще сказал Спаситель, что те, кто хочет спастись, должны возжелать свободы, разжечь огонь в груди и осветить им путь остальным. Молчали люди, не зная, что сказать, но нашлись среди них те, кто понял слова Спасителя, что нет ничего дороже свободы, что жизнь за нее лишь малая цена, и вспыхнули огни среди тьмы. Запылал маяк надежды, составленный из горящих людских сердец, и тьма, насланная демонами, рассеялась…
— Охо-хо, грехи мои тяжкие, — пробормотал Тадеуш, ощущая, как слова «Повести об Исходе» расплываются перед глазами.
Поднял голову, заметив, что незаметно сгустились сумерки, словно тьма, насланная демонами. Но тогда люди смогли сбежать, ушли, ведомые Спасителем, а что делать ему? Поддался соблазну денег, продал свободу, да ладно бы свою — дочери! Забыл заветы Спасителя, уговорил сам себя, что любимой Агате будет хорошо с Вашневским, будет на серебре есть, на золоте ездить.
— По делам и расплата, — проворчал он.
— Е-эдут! Е-эду-ут! — прорезал сумерки хриплый голос Венцека.
Откинув в сторону религиозные философствования, Тадеуш схватил со стула кольчугу, сдёрнул со стены потёртый пояс с верной саблей и, на ходу просовывая руку в гибкий стальной рукав, бросился на двор.
Двор его дома стал в последнее время куда более многолюден, но такие изменения произошли не от хорошей жизни. Слишком много хуторов и деревенек, стоящих на землях Войцеховских, были в последнее время преданы огню и мечу «неизвестными разбойниками». На ранее богатых и привольных землях теперь жили лишь призраки прошлого. Живого, правильного прошлого, в котором все было хорошо… пока он не отступил от заветов. И мало того что отступил, так еще и упорствовал в своей гордыне, не иначе как нашёптанной демонами. На дочь гневался, даже в Вагрант поехал, чтобы силой её принудить к несвободе.
— Пан Тадеуш, — поднялся с завалинки верный холоп.
— Что там, Матеуш? — поинтересовался пан Войцеховский, опоясываясь саблей.
— Сей же час и узнаем, пан, — старик затянулся едким дымом и крикнул: — Венцек! Чего углядел?
— Пятеро всядников! С оружием, четверо в броне! Остановились! Один, который без брони, сюда едет!
Тадеуш огляделся, но сумерки скрадывали всё. Дворня попряталась, немногие мужчины торопливо вооружались и привычно разбегались по местам за забором. — Вижу! — крикнул Венцек. — Не узнаю всадника, не Вашневских он холопов, другой кто-то!
— Заблудился, должно быть, — вздохнул Тадеуш.
Никто к нему не ездил, соседи шарахались, как от чумного. Тадеуш не роптал, признавая справедливость наказания за демонские мысли и поступки. Только молился, чтобы с дочкой всё было хорошо. Помочь ей он, увы, ничем не мог: ни денег, ни влияния, дворни и той почти не осталось. Не Зосю же немую дочери в услужение отправлять?
— Доброго вам вечера, почтенные! — раздался голос, и в проёме ворот появилась тень всадника на коне. — Верно ли мне сказывали, что здесь я смогу найти домула Тадеуша Войцеховского?
— Верно, — выпрямился Тадеуш, — это я.
Домулами и донами людей величали за пределами Лахты. Иностранец, на хорошем коне, да с эспадой на боку, сразу бросившейся в глаза, едва Матеуш запалил огонек. Подсыл Вашневского? Всё возможно, у того, кто поддался соблазнам и отринул заветы. Тадеуш невольно обернулся на обвалившуюся крышу часовенки, коснулся сердца, лба и протянул руку к приехавшему, мысленно готовясь выхватить саблю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Спасителем заповедано сражаться за свободу и честь, даже когда поражение неминуемо.
— В этом доме гостей встречают честь по чести, — с угрозой проговорил он, видя, как незнакомца окружает дворня.
— Отлично, домул! — весело воскликнул парень, спрыгивая с коня и тут же раскланиваясь.
В руках Тадеуша невесть как появилось письмо.
— Я Густав Алариш, посланник славного короля Перпетолиса, его величества Гарриша Второго, и это послание от вашей дочери, Агаты Войцеховской, — прозвучало совсем не то, чего ожидал Тадеуш. — А это послание от моего короля лично вам, почтенный домул.
— Мне? — растерянно переспросил Тадеуш, машинально принимая тубус с залитой сургучом печатью.
Перпетолис находился в горах где-то невообразимо далеко. Какое дело королю горной страны до нищего пана Тадеуша Войцеховского?
— Лично в руки, — снова поклонился Густав.
Расторопный Матеуш уже подносил фонарь, в свете которого Тадеуш вспомнил о письме от дочери. Вскрыл, развернул и вчитался в ровные строчки, жадно охватывая взглядом всё письмо и тут же едва ли не теряя сознание.
— Хвала Спасителю, с ней всё в порядке! — рука Тадеуша коснулась сердца, лба, а затем уже обе руки крепко обняли Густава.
Уроженец горной страны оказались крепки телом, словно и правда состоял из камня.
— Жива, цела, её пригласили учиться к магистру… в Перпетолис! Тащи последнюю бутылку красного вина, Матеуш, сегодня будет праздник! — закричал Тадеуш, хлопая рукой по письму.
Ей даже будут платить за обучение, воистину счастливые, невероятные новости! Тадеуш ещё раз вознёс молчаливую молитву небесам и повернулся к посланцу короля Перпетолиса:
— Чем я могу отблагодарить тебя, сынок?
— Можете прочитать послание моего короля, — ответил тот.
Тадеуш едва не хлопнул себя по лбу, распечатал тубус и вчитался. Перечитал три раза.
— Серьезно? — спросил он Густава. — Стать правителем долины Кроссшлахт в горах Перпетолиса? Вот так вот просто? Король же меня даже не знает!
— Зато он знает уважаемого магистра Агостона Хатчета, с внуком которого училась ваша дочь. Не сомневайтесь, домул, всё серьёзно, — Густав отвесил лёгкий поклон. — К тому же, насколько мне известно, его величество предлагает обменять ваши земли. Вы станете владетелем долины Кроссшлахт, а нынешний её господин получит ваше поместье.
— Вы, вероятно, видели, что мои земли нынче пребывают в запустении, — с горечью проговорил Тадеуш.
— Поверьте, даже так они куда богаче долины Кроссшлахт, — усмехнулся Густав. — Поэтому её нынешний владелец будет просто счастлив обмену. Доброе имя моего короля не позволило бы всучить вам кота в мешке, поэтому я должен заранее предупредить — долина Кроссшлахт — это мелкий клочок каменистой земли, зажатый меж отвесных скал. Вся её польза том, что она лежит на достаточно оживлённом торговом пути, и потому за неё уже который год бодаются два окрестных клана. Насколько мне известно, за последние десять лет барон Кроссшлахт сменился двенадцать раз. Вы — тринадцатый.
— Отчего же его величество предлагает эти земли именно мне? — удивился Тадеуш.
— Оттого что так, отдав Кроссшлахт чужаку, он добьётся примирения враждующих сторон, — честно ответил Густав. — Вам же придётся нелегко, придётся балансировать между ними, но у вас будет поддержка его величества и моего клана, Аларишей. Ваши же нынешние земли послужат достаточной компенсацией.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Тадеуш уже открыл рот, чтобы отказаться — ну куда ему бросать свое поместье и земли предков? — но тут же закрыл. Ведь Агата будет учиться в тех же горах, где-то рядом.
— Это далеко от столицы — Ну-ан-диша? — спросил он, заглянув в письмо Агаты.
— Рукой подать, — ответил Густав, — день пути пешком. Разумеется, домул, вы вольны и свободны в своем выборе, на приглашение и стипендию вашей дочери это никак не повлияет.
