Клебер привел свой план в исполнение; он выступил в направлении Иордана и вернулся на тылы противника; день занялся прежде, чем он успел его нагнать; в 7 часов утра он очутился у него на виду; он напал на передовые посты, перерезав их. Но в лагере вскоре поднялась тревога; вся эта масса вскочила на коней и, увидев, как мало французов, двинулась на них. Клебер был обречен. В качестве смелого и умного человека он сделал все, чего можно было от него ожидать; он выдержал и отбил большое число атак; но турки захватили все отроги горы Табор и все холмы, окружавшие французов. Наши старые солдаты понимали, сколь опасно их положение, и наиболее неустрашимые начинали желать, чтоб дали приказ заклепать пушки и вырваться из кольца через крутые высоты Назарета. Генерал Клебер совещался о том, как поступить, положение его было очень тяжелым, как вдруг солдаты вскричали: «Вот маленький капрал». Офицеры штаба доложили генералу Клеберу об этом слухе; он рассердился, доказал невозможность этого и приказал военному совету продолжать обсуждение. Но старые солдаты Наполеона, привыкшие к его маневрам, продолжали кричать; им казалось, что они увидели блеск штыков. Тогда Клебер поднялся на одну из высот и направил свою трубу в ту сторону; так же поступили офицеры штаба, но они ничего не обнаружили, да и сами солдаты решили, что стали жертвой оптического обмана; этот проблеск надежды исчез. Клебер решился наконец оставить свою артиллерию и раненых и приказал построиться в колонну, чтобы проложить себе путь. Вероятно, что солдаты заметили блеск штыков в тот момент, когда колонны находились в несколько более возвышенной и отрытой местности. Главнокомандующий придавал большое значение скрытности своего маневра, что должно было дать ему возможность, заняв один холм, совершенно отрезать туркам путь к отступлению. Но внезапно его внимание было привлечено движением всей армии противника, которая смыкалась вокруг каре Клебера. Несколько офицеров штаба сошли с коней, направили в ту сторону свои трубы, увидели, что противник явно готовится атаковать Клебера всеми своими силами и что французские каре как будто расстроились; на самом деле происходило перестроение в колонну для атаки. Каждая секунда была дорога́. Клебер оказался в окружении 30 000 человек, из коих более половины на конях; малейшее промедление могло оказаться гибельным. Главнокомандующий приказал одному каре подняться на дамбу. Солдаты и штыки были замечены друзьями и врагами. В то же время артиллерийский залп демаскировал движение войск. Вскоре было замечено, что солдаты Клебера снова строятся в каре, на остриях штыков подняты в знак радости их шапки; за этим последовал артиллерийский залп – сигнал опознания. Армия противника, удивленная и пораженная, сразу остановилась. Мамлюки Ибрагим-бея, наиболее подвижные в турецкой армии и находившиеся всего ближе к французам, поспешили, прижимаясь к земле, разведать, что это за новые войска; за ними последовали все набуллусцы, больше всех встревоженные тем, что эти колонны преградили путь к их родным местам. Три французских каре на минуту остановились, чтобы обеспечить взаимодействие. Отряд в 300 человек напал врасплох на лагерь, разграбил его и захватил раненых турецкой армии; он поджег палатки, что вселило страх в сердца турок. Несколько отрядов турецкой конницы приблизились к каре на расстояние ружейного выстрела, но, встреченные картечью, удалились. Со своей стороны, Клебер двинулся вперед; соединение не замедлило совершиться; смятение и ужас, охватившие противника, достигли предела; эта армия бежала частью на Набуллус, частью на Иордан. Трудно передать чувство восхищения и благодарности солдат. Противник потерял много людей в различных атаках, предпринятых на протяжении утра; еще больше потерял он во время отступления. Несколько тысяч утонули в Иордане; дожди подняли уровень воды и сделали переход вброд весьма затруднительным. Клебер потерял 250-300 человек убитыми и ранеными. Потери колонны главнокомандующего составили 3-4 человека. Таково сражение у горы Табор. Наполеон взошел на эту гору, имеющую вид сахарной головы и господствующую над частью Палестины. Это сюда, если верить некоторым легендам, диавол перенес Иисуса Христа и предложил ему всю страну, которую можно видеть оттуда, если он поклонится ему.
Ночь с 16-го на 17-е апреля Клебер провел в палатке главнокомандующего; он покинул ее в 3 часа утра, чтобы присоединиться к своей дивизии, стоявшей лагерем на Иордане. Весь день 17-го он преследовал остатки дамасской армии; солдаты овладели богатой добычей. 17-го вечером Клебер заночевал на том месте, которого достиг, и стал ожидать приказаний на 18-е. Наполеон обдумывал свое положение; в лагере у Акры осталось только 4000 человек, которые должны были держать в осаде восьмитысячный гарнизон, поддерживаемый двумя английскими 80-пушечными кораблями и все время получавший помощь; каждую минуту для поддержки его могла явиться родосская армия, движение которой было согласовано с движением дамасской; поэтому было необходимо срочно вернуть все войска в осадный лагерь; выделить оттуда можно было самое большее 2500 солдат Клебера, 500 кавалеристов и 12 пушек; в этом случае в лагере оставалось бы еще 6000 человек, то есть достаточное количество; но разумно ли поручить Клеберу с 3000 человек овладение большой столицей с населением в 100 000 жителей, наиболее злобных на всем Востоке? Не следует ли опасаться, что, убедившись в малой численности французов, они окружат их со всех сторон? С другой стороны, взятие Дамаска могло произойти самое позднее на завтрашнее утро (18-го или 19-го) [148] ; это было очень соблазнительно; какие только выгоды не принесло бы армии это завоевание! Она нашла бы там лошадей, верблюдов, мулов, в которых нуждалась для восполнения убыли в них; кожи, сукна, полотна, предметы обмундирования; порох, оружие, деньги; там можно было легко взыскать контрибуцию в 7-8 миллионов франков; а самым большим приобретением для армии завоевателей не явилась бы разве слава, которой покрыло бы себя французское оружие? Сражение у горы Табор должно было восстановить его репутацию, несколько поколебленную сопротивлением Акры, но что произойдет, если в Каире, Триполи, Алеппо и Акре узнают, что французское знамя развевается над священным, древним и богатым Дамаском? Разве это не произведет того морального эффекта, который ожидали от взятия Акры? Метуали, арабы, друзы, марониты, все народы Сирии станут тогда под французские знамена. Как ни убедительны были все эти соображения, было невозможно пойти на такой риск, чтобы послать 3000 человек без поддержки; но если бы их удалось поддержать шестью тысячами набуллусцев, дело приняло бы иной оборот. 17-го главнокомандующий говорил об этом с представителями друзов и маронитов, которые сопровождали армию. Они заявили, что после такой великой победы, как одержанная у горы Табор, считают себя вправе принять определенные обязательства от имени своих наций, что было им приказано сделать лишь после взятия Акры; однако им понадобится по крайней мере две недели, чтобы выставить этот вспомогательный отряд. Дахэр не мог предложить сразу больше 200 человек; бедуины, которые составляли его силу, не хотели принимать на себя обязательств до взятия Акры и передачи ее в руки Дахэра. Но, раз до взятия Акры невозможно овладеть Дамаском, нельзя ли, по крайней мере, Клеберу получить с него контрибуцию, что потребует всего 48 часов? Потребовать контрибуцию и тотчас же уйти обратно за Иордан означало бы предпринять довольно невыгодную и вредную для последующих операций экспедицию, так как это могло бы повлечь за собой гибель живших в этом городе 18 000 христиан, которые должны были в дальнейшем пригодиться армии. 17-го утром были в наказание сожжены и разграблены три большие набуллусские деревни; представители Набуллуса умоляли пощадить их город и представили заложников. Клебер получил приказ отойти за Иордан и остаться для наблюдения на берегу этой реки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
