Отнять у Джорджа владения Уорвика означало и в одночасье лишить ехидну ее клыков, и обогатить корону. Великолепная возможность!
Ричард же думал, что, если Эдуард откажется от столь выгодного предложения, значит, слова Джорджа о какой-то тайне – вовсе не пустая бравада. У него и в самом деле может быть нечто, что заставит короля пойти на попятную. Но ответ брата поразил Глостера.
– Ты сказал, что король обязан блюсти законы королевства. Но тогда, если даже я и лишу Джорджа владений Уорвика, я обязан буду объявить наследниками этих земель детей Изабеллы Невиль. Кларенс же, как их отец и опекун, по-прежнему останется фактическим распорядителем всего имущества семьи.
Ричард начал закипать. Он видел: во всей этой истории Эдуард более всего боится затронуть интересы Кларенса. Ну что ж, раз Его Величество изволили заговорить о верности духу законов, у него есть чем его попотчевать. И Ричард тут же перевел разговор на замысел Генри Стаффорда поставить в парламенте вопрос о возвращении ему графства Херифорд.
Как он и ожидал, Эдуард мгновенно вспыхнул. Лицо его побагровело, а голос стал срываться. Но Ричард еще подлил масла в огонь, насмешливо подчеркнув, что, если пэр Англии герцог Бэкингем выступит с подобным заявлением перед парламентом, вопрос волей-неволей придется
разбирать.
Король наконец успокоился и согласился поразмыслить, что можно предпринять в отношении неразумного Генри.
– Между прочим, заодно мы обсудим, почему милорд Бэкингем не исполнил королевскую волю и не подписал договор с Шотландией.
Тут уж Ричард вступился за Генри Стаффорда и поведал королю все, о чем узнал от королевского посла. Эдуард слушал, порой благосклонно кивая. Не прерывая беседы, он кликнул камердинера, и тот принес воду для умывания. Короля побрили и завили его редеющие кудри.
После бритья Эдуард приложил к лицу надушенное полотенце и спросил:
– А отчего любезный нам Бэкингем сам не явился с докладом, а предпочел воспользоваться услугами посредника?
– Он опасается гнева Вашего Величества, – подавая брату тяжелый от золотого шитья камзол, сказал Глостер. Эдуард удовлетворенно улыбнулся:
– Я доволен, что шотландцы сбили спесь с заносчивого Стаффорда. Я слышал, в деле замешана женщина?
– Нет, государь. Бэкингем угнал любимого жеребца графа Ангуса.
Эдуард взглянул на брата и неожиданно расхохотался.
– Говорят, у Ангуса лучшие лошади в Шотландии. Теперь мне понятно, почему Генри столь торопливо пересек границу.
– Да, Ваше Величество. Именно там его спас от гнева главы Дугласов известный вам сэр Филип Майсгрейв.
Эдуард в это время, открыв одну из многочисленных шкатулок, выбирал перстни к камзолу.
– Майсгрейв? – переспросил он, нанизывая на мизинец узкое, усыпанное мелкими алмазами колечко. – О, барон – великолепный воин. И я доволен, что у меня на границе есть такие люди, как он.
Кольцо было явно мало, жало, и король поморщился, пытаясь его снять.
– Государь, Яков Стюарт сделал первейшим условием подписания мирного договора выдачу ему барона Майсгрейва, который своими дерзкими набегами не столько охраняет рубежи королевства, сколько разжигает смуту на границе.
Эдуард не отвечал, роясь в ларце. И тогда Ричард пустился в объяснения, сколь важно сейчас заключить прочный мир с Шотландией. Он коснулся вопроса о браке принца Стюарта и Сесилии Английской, потом о назревающей военной акции против Людовика Французского, дабы воспрепятствовать тому расчленить Бургундию и тем самым безмерно увеличить мощь Франции.
Ричард не преминул указать, что начать такую войну невозможно, пока не налажены отношения с Шотландией и с тыла грозит опасность. И, если речь идет всего лишь о каком-то смутьяне из Пограничья, так не лучше ли выполнить столь ничтожную просьбу. Если на то пошло, так вовсе не обязательно буквальным образом отдавать английского рыцаря в руки шотландцев, достаточно дать понять, что англичане посмотрят сквозь пальцы, если внезапно будет совершен набег на замок Бурого Орла. Король наконец освободился от кольца и швырнул его на стол так, что оно покатилось и упало на пол. Он обернулся.
– Мне любопытно. Дик, за что ты так ненавидишь Филипа Майсгрейва?
Ричард отвел взгляд. Несколько лет назад, перед битвой при Барнете, Майсгрейв дал понять, что и ему кое-что известно о замыслах Глостера, направленных против августейшего брата. А Ричард никогда не оставлял в живых людей, которые проникли в его тайны. Королю же он сказал, что всего лишь печется о благе королевства и мире между соседними державами. Он видел, что Эдуард не верит ему. Больше того – не желает и слышать о выдаче Майсгрейва. Ричард покорно склонил голову.
– Воля ваша, государь. Вы весьма благосклонно относитесь к сэру Филипу, и мне невдомек, отчего Бурый Орел отказался от блестящей карьеры при дворе, предпочтя ему свое дикое Пограничье. Мне кажется, ему свойственно пренебрегать вашим расположением.
Эдуард не отвечал, вращая на пальце крупный аметист. И тогда Ричард неожиданно произнес:
– Мне известно, что барон Майсгрейв бывал при дворе, когда Ваше Величество останавливались в своих северных резиденциях. Не припомню, однако, чтобы он представлял ко двору свою супругу.
С этим Эдуард согласился. Да, леди Майсгрейв никто из придворных никогда не видел. Но почему Ричарда это интересует?
– Герцог Бэкингем утверждает, что леди Майсгрейв само очарование.
– С каких это пор тебя стали интересовать женщины, Дик? Не надумал ли ты наконец обзавестись супругой? Кстати, отчего бы и тебе не посвататься к Марии Бургундской?
– Ваше Величество изволит шутить. Зачем самой завидной невесте Европы такой колченогий горбун, как я?
– Уничижение паче гордыни, братец, но ведь я знаю, что ты, если пожелаешь, можешь увлечь любую красавицу. Я не забыл, как ты сумел в считанные дни свести с ума самую прелестную фрейлину моей супруги, Бланш Уэд. Ради тебя она отказалась от самых выгодных партий, какие ей предлагала Элизабет. Кстати, как поживает ваш сын?
Лицо Ричарда неожиданно осветилось удивительно мягкой улыбкой.
– Благодарю вас. Ваше Величество. Джон живет в Понтефракте, и я часто вижусь с ним.
– А леди Бланш? Она по-прежнему твоя фаворитка? Помнится, эта девушка выделялась особым честолюбием, и я даже побаивался, что ты женишься на ней.
Ричард больше не улыбался.
– Леди Бланш, государь, давным-давно ушла от мирской суеты. У нас в Йоркшире есть святые обители, где чрезмерно честолюбивые леди проводят свои дни, пытаясь обрести смирение перед Господом. Что же касается Марии Бургундской, то будь я на вашем месте, брат, – да простится мне моя дерзость, – я не стал бы сватать наследнице Карла Смелого графа Риверса, а всеми силами поддержал бы ее союз с Максимилианом Габсбургом.
