Инутари отлетел в сторону, сбитый с ног моим толчком; копье, тихо прозвенев, скользнуло мимо руки, зверь испугано дернулся под Воином, но мужчина сильно ударил того пяткой, и животное встало на месте.
— Я буду драться за него, — тихо сказал я, глядя на Воина. — Какой интерес тебе драться со слабым соперником?
Все напряженно затаили дыхание, словно ожидая решения Сатринга, но Глава Школы тоже молчал, оценивающе глядя на меня. За моей спиной кто-то сдавленно кашлянул, по толпе полетел путанный шепот. Что-то решив, Воин пустил зверя в обход. Он не удостоил меня словом, он презирал меня так же, как жалкого садовник; ненависть и раздражение отражались в его взгляде. Он не считал меня соперником, иначе поостерегся бы так горцевать.
Воин напал не раздумывая, выбросив вперед руку с копьем. Он встал как раз со стороны солнца так, что яркий луч, ударивший из-за спины, полностью скрыл от моего взгляда движение врага. Одновременно с его быстрым выпадом, окружившая нас толпа взорвалась громогласным воплем, переходящим то ли в вой, то ли в свист. Отдельные крики на пределе слышимости призывали нас к яростному бою.
Я легко отпрыгнул в стороны, уходя от хищного лезвия; присел и тут же откатился в сторону — копье уже через мгновение ударило в землю там, где я задержался. Промедли я, и быть мне нанизанным на острый наконечник.
Сдвигаясь по кругу, я чуть не налетел на лежащего на песке садовника. Он так и не понял, что произошло, съежился, втянул голову в плечи, даже не пытаясь отползти прочь. Я перепрыгнул через него и двинулся дальше. Если бы Воин решил прикончить бывшего Ученика, я бы вряд ли смог ему помешать, но к счастью теперь его взгляд неотступно следовал за мной.
Солнце мигнуло, заслоненное неизвестно откуда набежавшей тучкой и ослепило снова. Словно отвечая на мои просьбы, ветер окреп, гоня плотные кучевые облака от горизонта; его отчаянные порывы стали поднимать на улицах белую песчаную муть, застилающую взгляд.
Разъяренный Воин вновь ударил копьем, метя в меня. На этот раз я не стал никуда отходить, чувствуя, как стекают по спине струи пота. Надоело бегать. Я остался на месте и хладнокровно наблюдал, как летит на меня серебристое острие; когда же копье почти достигло моей груди, я молниеносно выбросил перед собой открытую ладонь, смещаясь в сторону. Хрустнув, древко толщиной с женскую кисть переломилось у основания, ощерившись серыми обломанными краями; наконечник полетел в сторону и я ловко поймал его левой рукой. Все это произошло в одно мгновение, а через секунду я уже развернулся в бешеном рывке, проскальзывая под голову животного. Схватившись за обломок двумя руками, вонзил его в грудь зверя, вкладывая в удар все движение тела.
В первое мгновение мне показалось, что у меня не хватит сил пробить толстую шкуру животного, но уже через секунду обломок мягко ушел под кожу, а я, отпустив его, отскочил в сторону.
На лице Воина отразилось изумление. Зверь пошатнулся, его передние лапы подкосились, он ткнулся мордой в песок, и закричал, падая на бок. Крик был почти человеческим, и в душе у меня что-то болезненно сжалось.
Упав, животное придавило незадачливому Воину ногу.
Медленно восстанавливая дыхание, я стоял и смотрел, как с тупым бешенством отшвырнул в сторону обломок копья мой противник. Он не удивился тому, что плотная древесина сломалась под моими руками, словно сухая ветка. Он остервенело ругался, пытаясь высвободить ногу из-под тяжелого тела и, кажется, был не в состоянии думать, ослепленный обидой. Да как я посмел помешать ему выполнить то, что он замыслил?!
В конце концов, ему удалось освободиться, но сапог так и остался погребенным под огромной тушей зверя. С нескрываемой досадой Воин стянул второй сапог, запустив им в мою сторону, но промазал на добрых полметра. Клоун! Как он вообще получил здесь такую весомую статусную ступень? На самом деле, бой был выстроен на вполне честных условиях, просто я не сразу это заметил. Инутари имел все шансы, чтобы победить. Воин имел легко определимое, уязвимое место, которое уравняло шансы. Он совершенно терял голову, когда его злили. И становился даже слабее недоучки Ученика. Но для этого Инутари должен был выжить после первого удара, должен был не потерять голову сам, сохранив самообладание. А этот бой садовник поиграл сразу.
Размышляя, я видел, как в последний раз поднялся бок зверя, распростертого на песке арены, и опал, чтобы никогда уже не шелохнуться. Глаз животное не закрыло, и они черными остекленевшими бусинами следили за каждым моим движением. Мне сделалось жутко. Да, я видел смерть в разных обличиях. Жестокую смерть, принесенную ненавидящей рукой, и смерть, которая рождалась под моими собственными пальцами. Но еще ни разу я не убивал животных. Под Воином Школы был всего лишь безобидный верховой жеребец, который так и не понял, что же произошло. Он не знал, за что погиб; непонимание и обида навсегда застыли в его взгляде, приковавшем меня крепче любой цепи. И это мое замешательство, моя внутренняя борьба с взлелеянными в мирной жизни предрассудками, дала Воину неплохой шанс. Я не заметил, как он оказался рядом и откуда он достал тонкое, словно шип лезвие. Я видел лишь завершение движения, когда острие уже коснулось моего плеча.
Время застыло. Я смотрел в глаза Воину. Свет померк и истерся; последний раз, ослепив, стрельнуло мне в глаза лучом солнце, и скрылось за плотной завесой облаков. Последний кусочек неба иссяк, утонув в облачных пучинах. Далеко за горой пророкотал возмущенно гром. Лезвие вонзалось в мое тело, и я ничего не мог поделать, лишь в последней попытке вывел перед собою обе руки.
Время отпустило. Воин, защищаясь от моего страшного удара в грудь, опустил руку, но я сломал ее, словно бы не заметив. Воина отбросило на несколько шагов назад, и он покатился кубарем по песку, не выпуская испачканного в моей крови кинжала.
О мое многострадальное плечо! Лезвие на три пальца воткнулось в старую рану, клюнуло носом, открывая новый путь для крови, и вышло обратно. Усталость неожиданно навалилась на плечи, и я покачнулся, глядя на Сатринга. А Глава Школы стоял на ступенях крыльца, напряженно глядя на небо. Туда, откуда упала, набухнув, первая капля дождя. Еще один громовой раскат заставил небо распасться на части, прокатился над горой, грозя маленьким фигуркам, собравшимся на площади вершить свой суд и свои прихоти.
Воин тихо скулил; прижимая к груди изломанную руку, он лежал на боку рядом с телом убитого зверя. Я сломал ему предплечье в двух местах и обильно, из раскрывшихся белыми обломками костей ран, текла на песок кровь. Поединок был закончен. Я победил.
Капля упала мне на лицо. Блеснула, ослепляя, пятихвостая молния. И, словно кто-то дал разрешение, в одно мгновение весь горизонт забелел от змеящихся вспышек. Дождь встал мутной пеленой, отделяя толпу от меня, а меня от мира живых. Сознание начало меркнуть, выдержав непосильное напряжение.
Еще не все!
— Инутари выиграл бой! Он — тот, кто смог уйти с арены сам, — крикнул я, гоня дурноту прочь, и, нагнувшись, поднял на ноги ничего не понимающего садовника.
— Спаси девчонку, которая сидела со мной в одной клетке, пока меня не купили, — шепнул я Инутари на ухо. — Ты должен мне жизнь. Как хочешь и на что хочешь, выкупи ее!
А потом хорошим толчком в спину выдворил садовника за пределы арены.
Вокруг было совсем темно. Люди молчали, и тишину нарушал только грохот бесконечных капель по крышам домов, да голос грома, то и дело накрывавший нас своими волнами.
— Праздник дождя! — внезапно выкрикнул кто-то. — Бог Грозы да простит нас! Он был благосклонен к сегодняшнему поединку! Поединок ему в радость!
— Исход ему в радость! — тут же поддержали десятки нестройных голосов.
— Бог Грозы благосклонен! Он хочет, чтобы все противники остались живы!
— Так будем же праздновать! — перекрывая гул низвергающихся с неба струй, вой ветра и крики учеников, провозгласил Великий Сатринг. Казалось, для его голоса не было преград. Этот голос проникал в сознание и прояснял мысли. Зрение медленно вернулось ко мне, усталость стала терпимой.
— Идите же, мои Ученики! Празднуйте, радуйтесь и отдыхайте. Пусть льется дождь и с тем дается нам в ладони радость воды. Пусть Инутари возвращается к своей семье, ибо дал Бог Грозы нам знамение — он доволен тем, что Муж Семьи остался жить. Он доволен и тем, что за него вступились. Все вы, ученики мои, идите и празднуйте. А с победителем я хочу поговорить наедине. Иди сюда, не бойся, — голос Сатринга стал совсем бархатным, и я внезапно с иронией подумал о том, насколько хорошо этот человек умеет использовать в своих целях любое природное явление. Это же язычество чистой воды, поклонение воде, солнцу, как же их учат здесь наукам, сочетая с такими взглядами. Ни один образованный человек не станет верить в подобную ересь!
