Или не она? Демонёнок? Её-то я выпустил из виду, а этого делать никак не следует! Да и голова что-то слишком болит. Точно, демонёнок. Только от неё во рту может быть так гадко…
По телу разливалась слабость, но я поборол себя и открыл глаза…
…Рядом сидела Вика…
…И подскочил, как ужаленный.
— Ты что здесь делаешь?
Она улыбнулось своей самой замечательной улыбкой на свете, и легонько толкнула за плечи, укладывая назад.
— Лежи, лежи. Ты еще слишком слаб.
Я откинулся назад, сел, облокотившись на подушку. Огляделся. Вокруг была моя комната. Я лежал в своей кровати. В одних трусах. Это, конечно, ничего не означает, но все-таки… Спутниц моих тоже нигде не было, и мысленно я даже обрадовался.
А она красива! Восхитительно красива! Одетая в свое легкое, синее платье, в котором была утром… Волнистые волосы ниспадают до плеч… А глаза… А губы…
— Что там произошло? Внизу? — тревожно спросила она, отвлекая меня от созерцания.
— Да так, вошел в подъезд, а там два урки. Отметелили меня, даже кастет не помог.
— Ужас! — воскликнула она, прижав ладонь ко рту. — И что ж теперь делать? Раньше такого никогда не было, чтобы в нашем подъезде людей избивали! Как же теперь ходить?
Я вздохнул и опустил глаза.
— Не переживай, все нормально с подъездом будет. Меня они ждали, конкретно меня. Прирезать хотели. Ножом.
— Ой, точно, там рядом нож валялся, я его не стала трогать. Может, в милицию позвоним? Мы хотели!…
— Не надо милиции! — перебил я, резко подскакивая. — Обойдемся!
Викины глаза источали тихую панику
— Мишка, во что ж ты такое встрял?! Мы можем помочь? Кто они? Что они хотят? Ты им деньги должен?
— Тише, тише! Тщщщ! — шикнул я. — Бабушка услышит! Ей ничего не надо знать! Пожалей, у нее больное сердце.
Вика замолчала, но глядела на меня полными страха и страдания глазами.
— Ничего страшного. Тут такая катавасия, что я и сам ничего не пойму. Только бабуле ничего не говори, ага? А я справлюсь. Буду осторожнее.
— Ой, Миишкаааа!
Она бросилась мне на шею и заплакала.
Знаете, это было даже приятно. Я впервые обнимал Вику. Вдыхал запах волос, прижимал её голову к своей. Чувствовал под платьем её не очень большую, но очень упругую грудь. В общем, ощущение было здоровское! Наверное, я опьянел от счастья!
— Ну, ну, Викуль, ну успокойся… Все будет хорошо! — гладил я ее волосы. — Мы их найдем, все уладим! Все будет отлично! — я поднял ее головку и стал целовать влажное лицо. Щеки. Глаза.
— Знаешь, я давно хотел сказать тебе, но никак всё не мог… Некогда было…
— Что? — сквозь слезы спросила она. Её лицо было так близко… Так дурманящее близко!..
И я жадно впился в ее губы.
Она сразу опешила, выкатила глаза, потом стала сопротивляться, пытаясь вырваться из моих цепких объятий, но затем обмякла. Только после этого я оторвался от нее.
— Там, когда тот гопник занес нож для удара, я понял, какой был дурак, что не сделал этого раньше. Ты можешь меня теперь ненавидеть, презирать, это твое право. Но, Вика, я люблю тебя! И в следующий раз, когда в меня будут замахиваться ножом, я буду знать, что я хотя бы это сказал. Что ты хотя бы знаешь об этом. Извини…
Она отстранилась, но от слабости упала рядом, поверх одеяла. По лицу её все также текли слезы.
— Не надо…
Я с тоской и болью посмотрел на нее. Какой дурак! Всё испортил!
— Не надо следующего раза. Хорошо?.. Мне и этого хватило…
Она повернулась лицом ко мне, обнимая подушку. Слезы всё бежали и впитывались внутрь.
— Знаешь, как я испугалась, когда увидела тебя на полу, избитого, в крови? Не надо так больше, ладно?
И уткнувшись мне в плечо, тихонько заплакала. Я попытался ее обнять, но она резко убрала мою руку.
— Не надо. Не сейчас.
Села на кровать, достала из сумочки платок и стала вытирать слезы.
— Мы сильно перенервничали. Давай, подождем.
В принципе, я был не против. Главное, о чем утром еще не мог и мечтать, я сделал. 2:1.
— Это из-за твоего парня?
Она промокнула глаз, вытирая растекающуюся тушь, и утвердительно кивнула.
— И из-за него тоже. Я так не могу, пойми…
Я понимал.
— Если у меня есть шанс, хотя бы один из тысячи, что я тебе не безразличен, то буду ждать… — все, меня понесло.
— Прекрати!
Она продолжала вытирать тушь, а слезы все текли и текли. Вика не могла их остановить, и мне показалось, не смогла б, даже если сильно захотела.
— Прости, мне надо умыться. — И она выбежала из комнаты, держа в руках платок и сумочку.
Через десять минут я, успокоившаяся Вика и улыбающаяся бабушка как ни в чем не бывало пили чай у нас на кухне.
— Лёша говорит: "Давай, до двери провожу". Я еще как почувствовала что-то, но говорю: "Не надо. А то неудобно как-то получается. Мало ли что люди обо мне подумают!"
Я скупо опустил глаза и покраснел, вспоминая свои любовные похождения. Бабуля посмотрела на меня очень пристально и тихонько про себя улыбнулась. Похоже, она все уже поняла. А я подумал еще раз, какая все же золотая это девочка. Алмаз! Только неограненный. И тот, кто огранит его, получит бриллиант…
Вика между тем продолжала
— Вхожу я внутрь, а там лежит кто-то. Лампочка не горит, шпана выкрутила, наверное, так что я не могла разобрать, кто.
Здрасте, лампочки не было! Еще как была! Либо ее утащили те, кто побывал там после того, как убежали урки, но до того, как Вика меня нашла, либо её выкрутили сами урки, убегая. В последнем я сомневался. Помнил, с каким они бежали выражением лица. Не до лампочек им было. В первый вариант тоже верилось слабо.
Что ж там произошло на самом деле? Почему они меня не прирезали? И почему я почти не чувствую боли избитого тела? Ведь меня дубасили будь здоров!
— Я сначала подумала, что бомж какой разлегся. Или наркоман. Под кайфом. Испугалась сильно, идти дальше боялась. Я за Лёшей кинулась, а он уже ушел. Потом вспомнила, что у меня в сумочке фонарик есть. Маленький такой, раньше на ключах его таскала, потом надоело, и бросила. Он хоть и маленький, а света много дает, ультрафиолетового. Яркий такой…
Женщины! Еще полчаса будет описывать его внешний вид и где купила…
— … Я сразу не поверила. Потом нагнулась ниже и еще раз посветила… Да, это был ты, Мишка! Весь в крови, синяках, Лицо бледное-бледное, даже в свете фонарика, под правым глазом фингал. Да такой, что аж глаза не видно, только узкая щелочка! Заплыл.
Странно, ничего такого у меня нет. Ну, фингал остался, небольшой, обычный. Но, это дело пацанячье, то еще…
— И тут я испугалась по настоящему и закричала. Надо было на помощь позвать, а я стояла как дура со ступой и не могла пошевелиться. Все тело как будто сковало что-то. — Она отпила еще глоток и опустила взгляд. — Знаете, я так испугалась что Мишка… мертв. Там рядом еще нож лежал, большой, складной…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
