Сегодня ветер был самый подходящий. — Вот только тооредаанские корабли, пройдя «канал» первыми, встали на якоря, развернувшись бортами к противнику, и устроили своим врагам форменный линейный бой.
Вот только противник, ответить им тем же не мог — для того чтобы развернуться бортом — не хватало ни места, ни силы движения… Так что лишь только первые два корабля, кое-как пытались отстреливаться из погонных орудий.
К тому времени, когда флагман оу Ниидшаа подошел к входу в пролив — Шедший первым корабль республиканского флота, уже тонул, изрешеченный вражескими ядрами. Второй и третий готовились вступить в бой. А последние два — развернуться и выйти из ловушки, с помощью спущенных на воду шлюпок.
Их то, шлюпки, и сделал своими первыми мишенями, подошедший флагман, начав расстреливать издалека из носовых орудий…
Полуразвернутые корабли, застыли, перекрыв фарватер наискосок, и не имя возможности толком стрелять ни бортовыми, ни носовыми пушками. А оу Ниидшаа, закрутив какой-то лихой маневр, развернул свой корабль, заехав носом далеко на мель, зато дав пушкарям стрелять всем бортом. …И началась артиллерийская дуэль.
Досталось всем. Однажды, кредонское ядро пролетело почти над самой головой адмирала, сбив потоком воздуха шляпу с его головы… А уж что творили эти ядра попадая в стоящую на палубе толпу… — даже думать об этом было страшно!
Фок мачта «тооредаанца» обломилась где-то посредине, и угрожающе повисла, качаясь на канатах такелажа… Часть пушек замолкла, получив попадание вражескими ядрами, пришлось срочно отрядить матросов, выкачивать из трюма воду, и латать пробоину, образованную ядром, попавшим в ватерлинию…
Но кредонцам, не имеющим возможности задействовать всю свою артиллерию, приходилось хуже. И особенно плохо им пришлось, когда более легкие «купцы», и шлюпки с тооредаанских кораблей набитые матросами и солдатами, прошли над мелями, и высадили абордажные команды на еще оставшиеся на плаву корабли врагов…
Это была победа! — Обошедшаяся впрочем — весьма дорогой ценой.
Глава??
Еще толком не развеялся дым над морской гладью… Еще кровь не перестала бешено пульсировать в висках и литься из ран… Еще легкие со всхлипами втягивали в себя отравленный пороховым дымом воздух, пытаясь насытить им организм, а пальцы рук с трудом разгибались отпуская рукояти тесаков и ложи мушкетов… — а на флоте победителей уже вовсю закипела совсем иная работа…
Море — суровый властелин, не прощающий ошибок. И потому, необходимо было немедленно, не откладывая «на потом», позаботиться о раненых… людях, и кораблях.
…И может — о кораблях, в первую очередь, ибо некоторые из них, держались на плаву только каким-то чудом, и требовали немедленного ремонта.
И вот, едва отдышавшись после свирепой драки, наспех стерев с лица пот и грязь, и забинтовав раны — все способные шевелиться матросы полезли на мачты — чинить такелаж, менять порванные ядрами паруса, сращивать, и натягивать заново оборвавшиеся канаты.
…Где-то срочно меняли поврежденные мачты. Где-то чинили корпуса, и вычерпывали воду из трюмов… А с двух кораблей кредонской эскадры, еще не ушедших под воду лишь благодаря отливу да мелям в заливе — срочно снимали все ценное, ибо быстрая, но строгая комиссия, пришла к выводу, что любые попытки «вдохнуть в больного жизнь» уже не имеют ни малейшего смысла.
А солдаты тем временем, занялись раненными и убитыми. Своими и чужими.
С убитыми было проще. — Все они, не зависимо от цвета мундиров и принадлежности к разным флотам — находили свое успокоение в море…
… Ибо не существует более гладкой и прямой дороги для павших героев, чем грозная стихия сия. А то что все павшие в этой достойной битве, были героями — не вызвало ни у кого ни малейшего сомнения. И можно было даже не сомневаться, что все они, счастливо миную ледяные пустыни ада — будут пропущены за Кромку, в теплые миры славных предков. Где пируя в кругу других таких же героев живших ранее, смогут с честью поведать им о славных днях своей жизни и обстоятельствах достойной смерти!
…Тысячи лет проходили как один день. Менялись боги, рушились Храмы им посвященные, гибли и зарождались народы! — Но всякий достойный путь оканчивался на тех теплых равнинах. И будет оканчиваться, пока род людской не измельчает настолько, что выродятся в нем все герои, и останется только никчемная шваль, достойная лишь скитаться в тоске по ледяным пустошам, теряя человеческое, и обращаясь в злобных демонов! *** (Кто читал Дебила, — тот без труда постигнет сакральный смысл этих трех точек).
А вот с ранеными, возни было куда больше. — Всех их надо было рассортировать, отделив своих от чужих, тяжело-, легко-, и смертельно раненных. Иных — почтить милосердным ударом кинжала, иных срочно отдать в руки лекарей, а тем кто выглядит получше — по быстрому оказать помощь своими силами, и приставить к какой-нибудь работе.
А еще надо было очистить от крови палубы кораблей, выбросить ошметки плоти, смыть дерьмо, сопли, мозги и прочую грязь… Чтобы не было вони, болезней, и новых жертв, поскользнувшихся невзначай и вылетевших за борт. — В этом отношении — флот был куда строже армии — чистота тут, была почти религией.
Только после того как последние лучи солнца скрылись за горизонтом — победители наконец смогли отойти от трудов праведных, и выпив двойную порцию крепкого вина, попытаться забыться сном.
Увы. Но зачастую даже смертельно измученные тела, не могли совладать с возбужденным мозгом терзаемым демонами прошедшего дня, и те, взяв в помощники стоны раненных, и корабельные скрипы — упорно сопротивлялись напору морфея, продолжая мучить своих жертв…
А утром — продолжилась работа… — Дочинить все то не успели починить накануне. Пересчитать выживших, и распределить их равномерно по кораблям флота, включая три трофейных.
Заодно — решить проблему с пленными. — Пришлось высадить их на острова, (не брать же с собой в долгое путешествие, ношу смерти безоружных людей. …Как впрочем, и самих пленных, ибо трюмы лучше заполнить куда более достойными трофеями).
А уж коли оставляешь пленным жизнь и свободу — надо снабдить их пищей и одеждой, иначе это будет лишь разновидностью жестокого убийства. А ценящие доблесть и милосердие боги, такого не одобрят!
Так что пленным оставили даже один небольшой челнок, чтобы те могли обеспечивать себя топливом, вылавливая из залива куски обшивки и прочую древесину, некогда бывшую частями гордых и красивых кораблей, превратившихся в мусор. Но не оставили никакого оружия, кроме ножей на поясах. Не потому что опасались бунта — просто сохранивший оружие воин, не считается окончательно проигравшим, и тем, умаляется заслуги победителя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
