На противоположной стороне дороги она увидела мужчин, которые дружелюбно ей улыбались. У Мари сразу же стало легче на душе. Это были Марк Лажуани, отец Амели, и Жан-Батист Канар. Они что-то тихо обсуждали, но стоило Мари подойти, как мужчины замолчали.
— Здравствуйте! Наверное, спешите в кафе «Сюдри»? Сегодня воскресенье, и вас там заждались! — пошутила она.
— Доброе утро, мадам Мари! — сказал Жан-Батист, протягивая руку.
— Как поживаете? — спросил Марк Лажуани, стараясь не смотреть ей в глаза.
— Спасибо, хорошо! — ответила Мари.
Она отметила странное выражение лица Жана-Батиста.
Тот кашлянул, потом открыл было рот с таким видом, словно собирался сказать что-то важное, но передумал и пробормотал невнятно:
— А наш славный Адриан как поживает?
— Могло бы быть и лучше, — со вздохом ответила Мари. — Что ж, оставляю вас, господа. Я еще не все купила.
Мари улыбнулась на прощанье и пошла в сторону мясной лавки. Мужчины проводили ее многозначительными взглядами.
— Я не смогу заговорить об этом первым! — шепотом сказал Марк Лажуани.
— А я переговорю с доктором. В понедельник, — добавил Жан-Батист Канар. — При таком разговоре женщинам лучше не присутствовать.
К счастью, Мари ничего этого не слышала. Когда она вошла в мясную лавку, Мари-Эллен как раз нарезала мясо. Звон дверного колокольчика заставил ее поднять голову. При виде Мари она с встревоженным видом бросилась в подсобку и стала звать мать. Мари удивилась — ни привычных слов приветствия, ни банального «простите»…
«Да что такое происходит? — спросила себя она, по-настоящему встревожившись. — Мари-Эллен никогда не вела себя так невежливо со мной! А, вот и она!»
Девушка вернулась в сопровождении своей матери Ирэн, на которой был белый рабочий халат. Та сразу же заговорила:
— Мадам Мари, очень рада вас видеть! Не сердитесь на Мари-Эллен, я велела ей сразу же позвать меня, если вы зайдете. Поймите, девочка так расстроилась…
Мари удивленно смотрела на своих друзей, а те отвечали ей сочувствующими взглядами. Ирэн обошла прилавок, решительным шагом прошла к входной двери и заперла ее на ключ.
— Мадам Мари, если бы вы только знали! Вчера утром с первой почтой мы получили письмо. Я была возмущена до глубины души, уверяю вас!
Не зная, что добавить, взволнованная Ирэн вынула из кармашка конверт и протянула его Мари.
— Скорее читайте! Это такая мерзость! Увы, не мы одни получили такое письмо!
С остановившимся сердцем Мари развернула листок бумаги. Строчки были тоже напечатаны на пишущей машинке, но слова были другими:
Доктор Меснье — не тот, за кого себя выдает. Тот, кто вас лечит, работал на врага во время войны. Он — убийца. У нас есть доказательства его преступлений. И его жена, Мари Меснье, ничем не лучше! Она всех вас презирает и бесстыдно выставляет всем напоказ свою внебрачную дочку! Не страшно ли вам доверять такой своих собственных детей?
На этот раз удар пришелся в самое сердце. Стиль письма был более непринужденным, обвинения — конкретными.
— О Господи! — пробормотала Мари глухо. — Ирэн, дорогая, и ты, Мари-Эллен, надеюсь, вы не верите в эти ужасы?
— Конечно нет, мадам Мари! — сказала девушка. — Я просто не осмелилась сразу сказать вам, когда вы пришли. Я бы расплакалась. Страшно подумать, что вас так оскорбляют!
— Странно даже, что вы спрашиваете об этом! — пылко произнесла жена мясника. — Неужели вы думаете, что я могла бы поверить в такую чушь? Я ведь очень долго вас знаю, вас и вашего супруга! Но… Это необъяснимо… Чем больше люди делают добра другим, тем больше их за это не любят!
У Мари пересохло в горле. Она читала и перечитывала строчки письма, словно надеялась увидеть за ними лицо своего недруга.
— Я правильно поняла, Ирэн? Вы говорите, что и другие получили такие же письма? — пробормотала она.
— Такое же письмо пришло в скобяную лавку, в бакалею Милле, Лонгвилям… Ну, и в булочную, конечно! Это очень странно! Видите ли, такие обвинения… они… заставляют людей сомневаться. Люди начинают спрашивать себя: а что, если… Кстати, Жан-Батист Канар только что был здесь, и он уже в курсе!
— Но… Я его встретила по пути сюда, и он ничего мне не сказал! Он должен был меня предупредить! — воскликнула Мари.
— Наверное, он просто не решился, — предположила Ирэн Дрюлиоль.
— Если Жаннетт узнает о том, что кто-то доставляет вам неприятности, она очень расстроится! — добавила Мари-Эллен.
— И что вы с супругом планируете предпринять? — спросила Ирэн. — Могу вас заверить, сегодня в кафе «Сюдри» разговоры будут только об этом! Скоро о письмах узнает весь городок! И, вы сами понимаете, у нас в Обазине найдутся такие, кто попадется на эту удочку! Завистников у нас немало…
Мари кивнула, она просто не знала, что сказать. Теперь ей стало понятно поведение торговцев, их смущенные взгляды, неловкое молчание… Огромная тяжесть легла ей на грудь, мешая дышать. Мари казалось, что это кошмарный сон. Набрав в грудь побольше воздуха, она сказала:
— Вчера мы тоже получили письмо. Такая же бумага, та же пишущая машинка… По крайней мере, мне так кажется… И такой же, как у вас, голубой конверт, отправленный из Лиможа. Все письма пришли оттуда же, вне всяких сомнений. Мы с Адрианом долго думали, кто может до такой степени нас ненавидеть, но у нас нет никаких предположений. А теперь мне пора, нужно все рассказать мужу… Ирэн, не могли бы вы дать мне это письмо? Я хочу показать его Адриану.
— Конечно, мадам Мари! Мне оно точно не нужно. И не переживайте так! Кстати, вы ведь хотели что-то купить?
— Уже не помню… Я зайду попозже. Простите!
Мари поспешно вышла из магазина, словно спасаясь бегством. Она вбежала в дом и направилась прямиком в кабинет Адриана, даже забыв постучать. Муж как раз перебирал свои лекарства.
Глава 19
Клевета и сомнения
— Дорогой, ты только прочти это! — пробормотала Мари, протягивая мужу сложенный вдвое листок. — Все еще хуже, чем можно было предположить. И это уже не шутки! Ирэн Дрюлиоль получила это письмо, и все торговцы в городке — тоже. И, кто знает, может, и все наши друзья, и мэр… Нужно быть готовыми ко всему! Кто-то ненавидит нас и хочет нас уничтожить!
Адриан стиснул зубы, сжал кулаки. Мари умоляюще смотрела на мужа, словно надеясь, что он совершит чудо. Ее испуганный взгляд приводил Адриана в отчаяние, ведь он не знал, что сказать ей в утешение. Он ощущал свою беспомощность, не представляя, что можно предпринять в этой ситуации. И самое худшее — было непонятно, какую цель преследует их недруг. У доктора никогда не было явных врагов, у его супруги — тоже. Их жизнь текла спокойно, не создавая вокруг себя волн. А раз так, то к чему все это? Кому выгодно чернить их имя?
Мари упала в кресло. Силы оставили ее.
— А что, если люди станут оскорблять Мелину? — с дрожью в голосе предположила она. — Это невыносимо! Представляешь, какие будут последствия? Я знаю в Обазине не одну кумушку, которая с удовольствием в глаза назовет девочку безотцовщиной!
— Мари, прошу, возьми себя в руки! Я понимаю, ты взволнована, но сейчас самое важное — все как следует обдумать. Мы должны каким-то образом найти виновного. Я уверен, мы знаем этого человека! Прятаться с нашей стороны было бы грубой ошибкой; тогда люди станут вовсю трепать языками и придут к выводу, что нам есть чего стыдиться. Нет, мы должны вести себя как обычно и ходить с гордо поднятой головой. Нам не в чем себя упрекнуть! Я как раз собирался сходить в кафе «Сюдри» и я пойду, посмотрю, как меня там встретят. Знаешь, эта история напомнила мне «дело анонимщика»!
— Какого анонимщика? — переспросила удивленная Мари.
— Это было в Тюле, в 1921-ом. Целый год в городе только и говорили, что об этих письмах. Семья начальника одной конторы стала получать анонимные письма. Оказалось, что их автор — молодая особа, без ума влюбленная в своего шефа. Но тот не подозревал об этом, он был влюблен в другую девушку, тоже свою коллегу. Гнев, ревность, желание мстить… В общем, в голове тридцатилетней Анжель Лаваль родилась идея посылать такие вот письма. Но скоро дело получило совсем другой размах. В августе 1921-го на двери муниципального театра в Тюле появился листок, на котором были поименно перечислены все пары, состоявшие во внебрачных отношениях. Разразился скандал, и полиция пришла к выводу, что это — тоже дело рук Анжель Лаваль. Неужели ты никогда об этом не слышала?
