– Кстати, он едва добился простого большинства, – указал Ваироа. – И наверное, не смог бы победить, если бы оппозиция не разделилась между несколькими кандидатами.
– Или же если бы наверху оказался Иерн Ферлей. Как я понимаю, он здесь популярен, какого же Нана с ним случилось?
Радио начало передавать речьДжовейна. Она оказалась недолгой и успокоительной: он уговаривал людей без страха приступить к своим повседневным делам, обещал вскоре обнародовать подробную программу, которая послужит нуждам и чаяниям всего Домена.
– Клопиные речи, – пробормотал Тераи.
– Что такое? – переспросил Ваироа.
– Ничего. Шутка из области древней истории. Мы опускаемся…
В аэропорту они сели на повозку, направлявшуюся к речному причалу, где оставался «Хивао», и поднялись на борт. Там Тераи остановился и огляделся. Здесь легко дышалось, события остались где-то далеко, спрятанные за пестрой и мирной шкуркой городского пейзажа.
Увольнения на берег запретили, и весь экипаж находился на борту. Все поставленные задачи были выполнены, и не только по части разведывательных вояжей, но и по заведению знакомств.
Помогала экзотика. Шкипер не видел причин запрещать гостям посещение корабля. Звучали флейты и барабаны, топали босые ноги, девушки смеялись, болтали, обнимались и время от времени одна за другой ныряли под палубу вместе с моряками. Заходили и посторонние мужчины – в основном из торгового и военного флота – выпить, поболтать и поиграть.
Тераи обратил внимание на одного из гостей, стоявшего у левого борта, этот не был похож на брежада – высокий, тощий, светловолосый, с лошадиным лицом; он играл на струнном инструменте и пел перед группой слушателей – не забывая прикладываться к кружке.
Несколько метров отделяло их от корабля Северо-западного Союза катамаран этот, подобно «Хивао», был снабжен самолетом. Экипаж корабля избегал маураев, стараясь не общаться с ними даже в тавернах… вне сомнения, по приказу. Жест этот говорил Тераи, что норри являются не гражданскими моряками, как это было объявлено, а военными. Вахтенные смотрели на праздник на борту «Хивао» с явной завистью.
Полдень выдался ясным и теплым. Вода плескалась о корпус, паровая драга переваливала свою добычу в баржу, углубляя гавань и канал. Из верфи припахивало смолой. Над складами высились двойные башни собора; посмотрев в сторону храма, Тераи вспомнил о его древности и на миг ощутил себя мотыльком.
Он постарался выбросить из головы все мелочи.
– У нас есть дело, – проговорил он.
– Какое? – осведомился Ваироа.
– Мм-м… какое-то время нам, придется подождать – посмотреть, как все сложится. Не сомневаюсь, что Микли со своей командой тоже скоро заявится сюда. Имеют ли они какое-либо отношение к случившемуся или нет, все равно рано быть уверенным, что этим все и закончится. А потому надежнее быть поближе к базе, не так ли?
– Ему не следует знать, что вы в Домене.
– Согласен. Но пока он не прибудет сюда, я полагаю, что могу передвигаться достаточно свободно, естественно, не называя себя по имени.
– Что вы задумали?
– Мы уже встречались с местными шишками. Едва ли они были вовлечены в какой-нибудь заговор, так ведь? Но перед нами корабль, простоявший в этом порту семь месяцев. Простой народ, безусловно, неоднократно вступал в контакт с норрменами. Информация могла просочиться наружу, даже если горожане не понимают ее смысла. Но для нас… – Тераи усмехнулся. – Словом, у нас есть веская причина походить по кабаками
5.
В паре-другой километрах к северу от Дулу – незачем было заходить дальше, чтобы попасть в густой лес – община Ганны Уанговны устроила святилище. Ясновидцы и предсказатели поодиночке расходились по укромным уголкам, чтобы ближе и полнее познать Гею; иных привлекали макушки холмов, других – пещеры, третьих – берега реки и рощицы… и так далее. Ганна искала иного – большего, чем нетронутая природа; она хотела оставаться неотделимой от человечества, трудясь на благо его, подобно воздуху, солнечному свету, невидимым крошечным жизням. Это было открыто ей годы назад… такое подобало пророчинам. И вот на рассвете она отправилась туда – не в одиночестве, не возглавляя учеников, как нередко бывало, но с единой помощницей. Воздух еще дышал прохладой и влагой, клочья тумана ползли над благоуханной землей, мешаясь с колким запахом хвои. С правой стороны свет, взошедший на небо, боролся с обступившей тропу вечной зеленью, таился в хвоинках, растворялся в тенях, и неожиданно вспыхивал на высокой ветви или перебирал бриллианты росинок, густо усеявших паутинное узорочье.
Пронзительными голосами перекликались птицы; зачуяв репеллент 75, с визгом отлетали москиты; белка, кометой мчавшаяся по суку, замерла и принялась трещать, но в остальном лес безмолвствовал. Только едва видная в лесной подстилке тропа мягко утопала под ногой.
Оставив позади поле, две женщины, соблюдая благопристойное молчание, долго шли между деревьями, прежде чем Ганна негромко спросила:
– Чем ты обеспокоена, девочка?
Джиэн Роббс с трудом глотнула. Она казалась чистокровной мериканкой или смешанного происхождения; светлая макушка девушки высоко поднималась над головой учены, платье из грубой шерстяной ткани плотно обтягивало тугое тело. Джиэн еще не было шестнадцати, она принадлежала к слугаям. Руки ее, грубые и покрасневшие от домашней работы, к которой ее недавно приставили, сложились вместе.
Ганна отступила в сторону, чтобы пойти рядом с девушкой, и легким перышком опустила свою руку на ее плечо.
– Рассказывай, моя дорогая, – негромко проговорила ша. – Позволь мне облегчить твои невзгоды в меру моих скромных сил, а потом не противься, и пусть Гея дарует тебе мир.
– Я… я боюсь… – Джиэн не могла продолжать.
– Страх должен быть у тебя в услужении, он не может быть господином… нельзя давать ему слишком усердствовать, гони его прочь, когда в нем больше нет нужды. – Однако нельзя забывать, что жизнь бывает жестокой. – Чего ты боишься? К тебе плохо относятся? Одного моего слова будет довольно…
– Ах нет, леди. Но я… я боюсь, что меня в конце концов не отпустят из дома. – Джиэн потерла глаза костяшками пальцев. – Мне так жаль.
– Что? – Ганна постаралась спросить ровным голосом. – Но майор не возражал против этого, не так ли? – Семейство Роббс было слугаями Харсовых. С рождения все они служили по дому; Роббсы не обязаны были возделывать почву, и уже не одно поколение их жило в городе. Многие занимались работами, требовавшими мастерства или доверия, словом, проживали в умеренном благополучии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
