— Спасибо. Непременно передам.
— Я так торопилась. На репетицию не поехала. Спасибо, Нина Ивановна позвонила. Тут еще рисунки внучат. Старались. И потом у меня к вам важное дело.
Софья Николаевна отвела Аэлиту в сторонку:
— Вы уж последите там за ним. Ладно? Он ведь такой беспомощный, как всякий настоящий мужчина. Я на вас надеюсь. Я здесь вас обниму, дорогая, а вы идите. У меня каблук сломался.
Аэлита почему-то смутилась, попрощалась с Софьей Николаевной и невольно припомнила лес, по которому они шли с Николаем Алексеевичем ночью, взявшись за руки…
— Пойдем, пойдем, — заторопила Нина Ивановна. — Видишь, космонавт к нам спешит. Успел переодеться.
Женщины обнялись и расцеловались.
— Берегите его, — шепнула Софья Николаевна и вытерла платочком слезы.
Аэлита несколько раз обернулась. Софья Николаевна, стараясь приладить каблук, виновато смотрела ей вслед.
Вместе с космонавтом вошла Аэлита в лифт. Он поднял их на неимоверную высоту, откуда Нина Ивановна внизу казалась крохотной фигуркой. Все же Аэлита рассмотрела, что она утирает платочком глаза.
На космодроме не было обычных для отправки прежних космических кораблей проводов. Все здесь казалось деловитым и будничным. Определенные лица находились в определенных местах и в определенное время четко делали определенные операции.
Космическая ракета казалась огромной. В ней вмещался грузовой вертолет размером с железнодорожный вагон. Космонавт повел Аэлиту не через дверь в грузовой отсек вертолета, а помог ей проникнуть в кабину пилота через спущенное лобовое стекло. Дело в том, что вертолет, спешно приспособленный к новым целям, был поставлен на попа, то есть вертикально, и Аэлита, если бы вошла в оказавшуюся теперь внизу дверь вертолета, не смогла бы пробраться к пилоту между заполнившими машину ящиками с водородными элементами. Их доставка и была целью рейса.
Аэлита храбрилась, хотя страх все больше овладевал ею. По существу говоря, она не отдавала себе отчета, на что идет, когда согласилась лететь в Антарктиду.
Федор Иванович, как отрекомендовался космонавт, вел себя радушным хозяином.
— Я, наверное, оставила вас без необходимого вам помощника, — говорила Аэлита, укладываясь на спину в откинутом кресле рядом с таким же креслом пилота. — Заняла его место.
— А вы и будете моей помощницей, когда мы полетим к вам на Марс.
— Да что я могу! — усмехнулась Аэлита.
— Пока что, как принято у нас на Руси, посидеть молча перед дорогой, — опять пошутил Федор Иванович.
Потом был взлет. Федор Иванович держал связь с командным пунктом. Аэлите казалось, что на нее устремлено множество глаз. Надо держаться достойно!
Она боялась, что при взлете из-за перегрузки может сплоховать. Но перенесла все сравнительно легко. Ее мягко вдавило в подушки кресла. Сразу ей стало худо, но это длилось не так уж долго. А потом пришла необычайная легкость во все клеточки тела, ощущение воздушности.
— Невесомость, — объявил космонавт. — Отпустить вас полетать по кабине?
— Я боюсь, — призналась Аэлита.
— Давно вижу, что боитесь. Но вы молодец баба! К кому летите? Родственники у вас там?
— Да. Отец, брат.
— Целое семейство! А я думал… — и он оборвал себя. — Впрочем, меня предупредили. Задание у вас серьезное.
— Да. Серьезное.
— Вы на дачу под Москвой сколько времени едете?
— Около часу.
— Ну, у нас времени меньше. Освободите-ка ремень, чуть приподнимитесь над креслом, полетайте. А то всю жизнь себя упрекать станете — побывали в космосе, а невесомостью не воспользовались. Во сне летали?
— Представьте, раньше летала.
— Вот и сейчас будет как во сне. Поначалу, прямо сказать, здорово. Правда, ежели долго, тогда другое дело…
Аэлита отстегнула ремень и почувствовала, как приподнялась над креслом. Ее больше ничто не удерживало. Ощущение было именно таким, как в детских снах. Летишь, не делая никаких движений, как облачко над землей, а кто-то там бежит внизу и показывает на тебя рукой. И чтобы подняться еще выше, не требуется никаких усилий. Ненужными оказались они и сейчас.
Аэлита парила в воздухе, чуть-чуть приподнявшись над креслом. И она забыла про страх, всецело отдаваясь радости свободного полета.
— Отделяемся, — предупредил космонавт. — Пристегнитесь крепче ремнями. Автомат сам нас сбросит. Смотрите в окно. Полюбуйтесь.
До сих пор переднее стекло кабины загораживалось стенкой ракеты.
Все произошло удивительно просто. Перегородка, заслонявшая мир, куда-то ушла, и перед Аэлитой открылся черный, усеянный звездами небосвод.
«Разве уже ночь?» — подумала она и тотчас увидела солнце. Оно светило рядом со звездами и не гасило их. На него можно было смотреть, потому что лобовое стекло кабины затянуло светофильтром. Над солнцем щупальцами спрута поднимались языки пламени и свивались причудливой короной.
Потом впереди появилось темное тело, на мгновение погасившее солнце.
— Солнечное микрозатмение, — усмехнулся Федор Иванович. — Это наша ракета вперед пошла и закрыла нам на миг солнце. Мы уже притормаживаем.
Аэлита и сама почувствовала это. Ее снова вдавило в спинку повернувшегося назад кресла.
Она пожалела, что не видит неба. Вот космонавт, тот оставил свое кресло в прежнем положении, привычно перенося перегрузку торможения. Ему помогали ремни безопасности, вроде автомобильных. Ей хотелось повернуться, посмотреть вперед на звездное небо. Но голова вдруг налилась ртутью, веки сами собой закрылись. Виски сжало чужими жесткими ладонями. Сознание помутилось.
Потом все прошло. Аэлита открыла глаза и увидела перед собой не черное, а темно-фиолетовое небо с солнцем, но уже без звезд.
— Идем в планирующем спуске, — пояснил Федор Иванович. — Пока полная автоматика. Я на положении безработного. Вы вполне могли бы и без меня полететь,
— А сесть на палубу ледокола? — напомнила Аэлита. — Вы обещали.
— Разве что! — рассмеялся космонавт. — Водительские права я все-таки захватил. Вертолетные. А то, говорят, академик там серьезный.
И они рассмеялись.
Аэлиту захватило новое зрелище, уже не небо — оно стало привычным, земным, — а сама Земля. Горизонт поднялся непостижимо высоко. Так бывает, когда смотришь на море с горы. Оно словно вздымается у горизонта на заоблачную высоту. Так же и сейчас! Они летели над морем, вернее, над вогнутым океаном. Впереди на высоком, как края чаши, горизонте белело пятно.
— Антарктида, — пояснил космонавт.
— Если бы у меня даже не было никакого дела, я все равно полетела бы с вами, — призналась Аэлита.
Космонавт усмехнулся:
— Храбрый не тот, кто страха не знает, — это вроде нездоровья. Страх ведь как боль — сигнал организма, запрограммированный самосохранением. Мужественный страданье переживет. Отважный страх пересилит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
