— Молодежь… — хмыкнул новоприбывший мужчина, усаживаясь за стол напротив репортера. — И так круглые сутки. Но, между прочим, от чужого друг друга грудью заслонить готовы. Ну что, господин Вай, ты все-таки наткнулся на мою базу…
Вай во все глаза разглядывал его. Типичный южанин, лет двадцати пяти-тридцати на первый взгляд. Невысокий, худощавое гибкое тело, ежик жестких темных волос, высокие скулы, бездонно-черные глаза. И едва заметные морщинки возле глаз, выдающие внимательному наблюдателю истинный возраст: не менее сорока, а то и заметно побольше.
Да, он определенно тот же человек, которого он заприметил тогда в Институте. И голос — тот же голос, что тогда по пелефону.
— Да, господин, — согласился репортер. — Я все-таки на нее наткнулся. И, похоже, ты вовсе не удивлен.
— Разумеется, нет. Тодзи под перманентным наблюдением, о котором он не подозревает. Вся информация, которую он сливает на сторону, проходит и через меня. Да и тебя, господин репортер, по старой памяти из поля зрения я тоже не выпускаю.
— Давай начнем по порядку, господин, — вежливо сказал Вай. — Правильно ли я понимаю, что ты — Дзинтон Мураций, приемный отец девиантов Яны Параки и Карины Сереновой?
— Правильно, — кивнул тот. — И еще много кто еще. Я — тот, кто спланировал и провел операцию по ликвидации Института. Тот, кто из всех жуликов, мошенников, обманщиков и крикунов среди репортеров желтой прессы выбрал именно тебя для освещения штурма. Тот, благодаря кому из рядового журналиста занюханного провинциального канала ты превратился в скандальную звезду национального масштаба.
— И можешь доказать? — осторожно осведомился репортер.
— Ты мне и так веришь. Впрочем, могу и доказать…
Он поднял руку ладонью вверх, и в комнате зазвучал жесткий, не допускающий возражений голос:
«Вай Краамс? Бери резервную группу, две камеры и через полчаса будь возле ворот Института человека. И зарезервируй у руководства прямой эфир начиная с десяти сорока. Плевать, что что там стоит в сетке. Запомнил?»
— Достаточно?
— Вполне, — кивнул Вай. Он решил не думать. Вообще не думать, только запоминать и реагировать на вопросы. Время осмысливать придет потом. — Я верю тебе, господин.
— Хорошо. Зачем ты пришел?
— Я хотел взять интервью. У тебя, у госпожи Карины и госпожи Яны. Хотел сделать репортаж.
— Понятно. Чего еще ждать от журналиста… — пробормотал Дзинтон. — Ну как же — сразу двое из Двадцати! Я надеюсь, господин, ты уже понял, что тебе оно не светит?
— Господин Дзинтон, — Вай наклонился вперед. — Ты просто не представляешь, от чего отказываешься. Суммы, которые тебе и твоим подопечным выплатят за такой репортаж, огромны. А еще и слава…
— Вай, ты же не дурак, — утомленно остановил его Дзинтон. — Ты слышал мои слова: я организовал ликвидацию Института. Вышел грандиозный скандал — и ты хоть раз встречал упоминание моего имени? Как думаешь, свидетельствует это о моем стремлении к славе? Что же до денег, то забудь сразу и навсегда: при необходимости я могу купить твой телеканал с потрохами. Он и сейчас принадлежит мне более чем наполовину. Забудь про интервью и репортажи. У всех моих подопечных есть свои цели в жизни, и дешевая популярность, уверяю тебя, среди них не значится.
— Значит, я зря сюда пришел, господин Дзинтон, — вздохнул репортер. — Могу я уйти?
— Разумеется. Или ты думаешь, что я сверну тебе шею и прикопаю в парке? Извини, не мой стиль — понадобилась бы мне твоя жизнь, умер бы ты в тот момент, когда решил лететь в Масарию. Сейчас ты волен уйти и вернуться к обычному существованию. Но предупреждаю тебя: любая попытка хоть как-то упомянуть в репортажах меня или моих воспитанников и подопечных очень плохо для тебя кончится. За нарушение Закона о тайне личности ты показательно пойдешь под суд, получишь тюремный срок и не доживешь до его конца. Понял?
Вай молча кивнул. Он ничуть не сомневался, что собеседник вовсе не угрожает впустую. Для человека, в сорок третьем за пару недель буквально уничтожившего тогдашнюю политическую элиту государства, вряд ли является проблемой ликвидировать надоедливую муху в лице репортера, пусть и знаменитого.
— Тогда я пойду, господин, — он поднялся. — Приношу нижайшие извинения за вторжение.
— Погоди, — остановил его Дзинтон. — Сядь.
Журналист послушно сел.
— Как я уже сказал, шесть лет назад я выбрал тебя. Кандидатов имелось много, но ты оказался наиболее подходящим. Знаешь, почему? Потому что ты, как ни странно, действительно профессионал. И обладаешь совершенно удивительной профессиональной порядочностью, которую умудрился сохранить даже за несколько лет в столице. Недавно в Оканаке Цукка скормила тебе информацию о практикующихся в научной среде обманах. Мы проводили проверку. Ты не воспользовался жареными сведениями, чтобы сляпать сенсационный репортаж, хотя большинство твоих коллег не побрезговали бы и такой малостью. Самое удивительное, что ты действительно уважаешь заявление «не для публикации». Ты можешь публично унизить и растоптать в пыль человека, если у него хватит глупости связаться с тобой, но никогда не используешь сведения, которые он тебе сообщил конфиденциально. Ты вполне меня устраиваешь.
Дзинтон хлопнул ладонью по столу.
— Я запрещаю тебе делать брать интервью и делать репортажи. Однако я не стану связывать тебе руки. Ты можешь собирать информацию о девиантах и хранить ее — не используя. Я даже не стану стирать твои сегодняшние записи. И обещаю, настанет время, когда ты сможешь воспользоваться собранным материалом на всю катушку. Тебе придется ждать годы, возможно, десятилетия. Но однажды твой звездный час настанет, надо лишь запастись терпением. Устраивает?
— А у меня есть выбор? — Вай снова поднялся.
— Выбор есть всегда, — хмыкнул Дзинтон. — Другое дело, что не всегда находятся приемлемые альтернативы. Кстати, в ближайшее время у меня могут найтись для тебя и другие сюжеты. Не такие сенсационные, но вполне достойные… если, конечно, ты не возражаешь против грязных политических игр.
— Жду с нетерпением, — вздохнул Вай и тут же вздрогнул от приглушенного победного вопля, раздавшегося где-то в недрах отеля.
— Я выиграла! — заявила Яна, врываясь в столовую. — Лика сегодня додежуривает вместо меня! Ты уже уходишь, господин?
— Да, госпожа, — кивнул ей Вай. — До свидания.
Он поклонился Дзинтону, Яне и вошедшему вслед за ней кислому Палеку и вышел. Уже покинув двор отеля, он остановился и оглянулся. Юноша с девушкой, осененные цветением беспечной юности, плечом к плечу стояли в дверях старого отеля и глядели ему вслед. И внезапно он остро осознал, что ему самому уже под сорок, а жены и детей у него нет и, скорее всего, никогда не появится. Слишком много и слишком долго он копается в чужом грязном белье, чтобы завести свое собственное. Он кивнул им на прощание и быстро зашагал по дорожке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
