— Дурак, от этого зависит и твоя жизнь! — прошипел он. — Молчи, или мы пропали!
Я обозвал его всеми обидными словами, какие мог вспомнить (шепотом), и мы поплыли дальше — продвигались мы довольно медленно, но теперь было уже недалеко: еще пара минут ледяного ада, и мы оказались под стеной замка, в том месте, где она несколько отступала от воды. Ничто не говорило о том, что нас заметили.
Хансен греб медленно, и когда я догнал его, он указал вперед, на темнеющий у подножья стены провал.
— Туда, — произнес он. — Тихо.
— Я больше не могу, — обессиленно прошептал я. — Я замерз, говорю вам… мне конец… я знаю. Будь ты проклят, паршивая датская свинья… Эй, эй, подожди меня!
Он плыл к дыре в стене; в этот миг луне заблагорассудилось снова выглянуть, пролив свой холодный свет на уходящие ввысь крепостные сооружения. Провал на деле оказался небольшой гаванью, прорезанной в скальной основе Йотунберга. По центру и слева ее перекрывала стена, справа кладка казалась разрушенной, в ней виднелись темные проломы, в которые не проникал лунный свет.
Медленно подплывая, я ощутил холод, не связанный с температурой воды: даже до полусмерти уставший, я ощущал, что от этого места веет опасностью. Собравшись ограбить дом, не пойдешь через парадную дверь. Но Хансен уже скрылся в тени; я поплыл за ним, огибая скалу, и увидел, что он барахтается в воде, пытаясь зацепиться рукой за каменный бордюр, ограждающий гавань. Заметив меня, он повернулся лицом к камню, закинул на него вторую руку и стал подтягиваться.
Пару секунд он висел, стараясь перевалиться через бордюр, ясно различимый в свете луны; тут над водой что-то блеснуло, ударив его между лопаток. Голова Хансена откинулась, а тело конвульсивно вздрогнуло: секунду он висел без движения, потом с ужасным, свистящим вздохом, заскользил по камню обратно в воду. Я заметил торчащую из его спины рукоять ножа; тело поплыло, наполовину погрузившись в воду, и я во всю мочь поплыл прочь от него, стараясь подавить рвущийся из горла крик.
Из темноты раздался негромкий веселый смех, потом кто-то начал высвистывать «Marlbroug s'en va t-en guerre».
— Плыви сюда, Флэшмен, принц датский, — прозвучал голос Руди. — Я держу тебя на мушке, а со свинцовым балластом много не наплаваешь. Греби ко мне, приятель, ты же не намерен подхватить простуду, а?
Стоя руки в боки и улыбаясь мне, он смотрел, как, трясясь от испуга и холода, я неуклюже карабкаюсь на берег.
— Не стану утверждать, что это совершенно неожиданная радость, — заявляет он. — У меня было предчувствие, что мы еще увидимся. Однако ты выбрал несколько эксцентричный способ для визита. — Он кивнул в сторону озера. — Кто такой твой погибший друг?
Я сказал.
— Хансен, значит? Что ж, поделом ему — не нужно лезть не в свое дело. А ведь здорово я его: с двадцати пяти футов, при неверном свете, простым охотничьим ножом — и точно между лопаток. Неплохая работенка, что скажешь? Приятель, да ты же весь дрожишь!
— Окоченел, — стуча зубами, ответил я.
— Ну, не так, как он, — хмыкнул этот чертов подлец. — Давай, иди сюда. Хотя нет, сначала формальности. — Он щелкнул пальцами, и из-за его спины появились двое. — Михаэль, забери у джентльмена саблю и тот торчащий из-за пояса очень английского вида нож. Превосходно. Прошу.
Они провели меня через полуразрушенную арку, мощеный двор и боковую дверь в главную караулку, из нее мы попали в просторный сводчатый холл с большой винтовой каменной лестницей. Сквозь высокую арку слева от меня виднелись смутные очертания массивных цепей и большого колеса: видимо, это и есть подъемный механизм моста — впрочем, теперь уже не важно.
Руди, весело напевая, провел нас вверх по лестнице в комнату, расположенную на первой площадке. По контрасту с мрачной средневековой каменной кладкой холла, комната выглядела уютным холостяцким гнездышком: повсюду разбросанные бумаги, одежда, плетки, бутылки и прочее. В очаге пылал огонь, и я направился прямо к нему.
— Держи, — говорит Руди, протягивая мне бокал со спиртным. — Михаэль принесет тебе что-нибудь переодеться.
Пока я пил и стягивал мокрую одежду, Штарнберг с удобством расположился в кресле.
— Итак, — продолжает он, когда я переоделся и мы остались одни, — де Готе таки напортачил? Говорил же я, что эту работу следует поручить мне — будь там я, ты бы не выкрутился. Расскажи, как все было.
Вероятно, от пережитого потрясения и выпитого бренди я был не в себе, а может, ужас мой достиг уровня, когда ничто уже не важно: так или иначе, я выложил ему все, что случилось с его коллегой, на что он одобрительно хмыкнул.
— А знаешь, ты мне все больше и больше нравишься: я с самого начала подозревал, что мы отлично поладим. Ну а потом что? Наши друзья данскеры сцапали тебя? — Видя, что я колеблюсь, он наклонился ко мне. — Выкладывай все: я знаю больше, чем ты думаешь, а об остальном догадываюсь. И если ты намерен запираться или водить меня за нос, то имей в виду, мистер Актер, я отправлю тебя поплавать вслед за твоим приятелем Хансеном, слово даю. Кто тебя послал? Датская фракция, не так ли? Любезные бандиты Заптена?
— «Сыны Вёльсунгов», — кивнул я.
Обманывать его не рискнул, да и ради чего?
— «Сыны Вёльсунгов»! Правильнее было бы называться сынами Нибелунгов. Значит, вы с Хансеном намеревались спасти Карла-Густава? Интересно, — протянул он, — и как же вы о нем узнали? Впрочем, не важно. Но как, Бога ради, вы рассчитывали достичь цели? Что могут двое… Хотя, постой-ка! Вы же должны были послужить миной, подведенной под наши стены, не так ли? От вас требовалось открыть дорогу для патриотической шайки доблестного майора Заптена, — Руди звонко рассмеялся. — Да не гляди ты так удивленно! Ты думаешь мы тут ничего не видим? Мы смотрели, как они там шмыгали по берегу целый день. Ну а с помощью ночной подзорной трубы нам из башни было отлично видно, как вы отправляли лодку! Из всех идиотских, безрассудных, неподготовленных затей… Впрочем, чего же ожидать от кучки мужланов? — Он снова расхохотался. — И как только им удалось втравить тебя в это безумие? Приставили нож к горлу, понимаю. Так, так, любопытно, что же они намерены делать дальше?
Благодаря отдыху и теплу я постепенно стал возвращаться к жизни. Допустим, я попал из огня да в полымя, Но мне никак невдомек было: почему это они убили Хансена, а меня взяли в плен — разве что ради информации? А когда Руди узнает все, что хочет, то как поступит со мной? Оставалось только гадать.
— Да, что они будут делать дальше? — Он прохаживался перед очагом, худощавый и элегантный в облегающем черном мундире и бриджах. Потом повернулся ко мне и блеснул белозубой улыбкой. — А может, ты скажешь мне?
