- Не идиотка - поняла, - злобно пробурчала я себе под нос, но Валера услышал:
- Ну, и что ты поняла, позволь тебя спросить? О чем эта сцена? Кого ты ищешь? Почему? Ты же, вроде, в этом вашем Новосибирске на читках пьесы присутствовала?
- Это - об одиночестве. О том, что она одна в бесконечной темноте. О том, что ей страшно. О том, что она чувствует чье-то присутствие, но не знает чья тень выйдет сейчас в круг света...
- Уй-уй-уй! - он схватился за голову. - Так. Забудь все, о чем мы с тобой только что говорили. Ищи трусы и лифчик. Только тогда уж не у себя на полке, а в общественной бане. Все ушли, уже ночь, а ты в предбаннике одна с шайками и вениками. И одежды нет. И сторож придти может. Или кто-нибудь еще. Кто - ты не знаешь, но догадываешься... Все! Дома попробуешь. На сегодня свободна. Марш со сцены!
За кулисы я продефилировала с явным удовольствием, накинула поверх водолазки тонкую белую кофту и поднялась в буфет, где меня дожидался Митрошкин. Слюсарев на репетициях демонстративно зверствововал, лишних гнал и из зала, и из-за кулис поганой метлой. А так как в "Игре теней" были заняты всего три человека, и Леха в число сиих "счастливчиков" не попал, ему постоянно приходилось отираться то в гримерках, то в буфете, то в вестибюле.
На этот раз Митрошкин кушал. Курочку с картофельным пюре и подозрительного вида салатиком. А запивал, конечно же, пивом.
- Приятного аппетита, - скорбно сказала я, усаживаясь напротив.
- Спасибо, - бодро отозвался он. - Тебе что взять?
- Ничего. Есть не хочу, пить не хочу. Ничего не хочу.
- Что так? Опять Слюсарев замучил?
- Да ну его! Заколебал! Лучше я всю оставшуюся жизнь буду лисичку играть. Сил моих больше нет!
- Жалуйся! - Благосклонно разрешил Митрошкин.
- А что жаловаться? Я просто не понимаю его "новаторского" подхода. Я ему - про одиночество, он мне - про трусы и лифчики!
- Интересные у вас разговоры! - Леха покачал головой. - Пора в состав проситься, а то там тебя контролировать некому.
- И кого же ты, интересно, намерен сыграть? - я взяла его стакан и отхлебнула немного пива. - Антония? Тогда меня не то что с роли снимут - из театра вышвырнут за профнепригодность. Я весь спектакль от смеха помирать буду, как только подумаю о том, что ты - босой и в львиной шкуре через плечо.
- Так Слюсарев же, вроде, в стиле "Таганки" собирается делать? Черные водолазки, черные брюки?
- Ничего. У меня воображение богатое.
- Ну, тогда, значит, Цезаря, - согласился он просто и не особенно ломаясь.
- Тоже ничего. Что я там дальше по твоему поводу говорю? "Старый козел"? "Лысый мертвяк"? "Беззубая щука"?
- "Я и не знал, что ты меня так любишь", - совершенно серьезно процитировал Митрошкин. Гадский Леха откуда-то знал текст.
Вообще, наши отношения по возвращению из Михайловска складывались как-то странно. Точнее, они не выбивались из привычной колеи, но я-то ожидала совсем другого! После того случая, когда Елена Тимофеевна нашла свадебную "Бурду" и всплакнула о наших будущих детях, я изготовилась отражать жениховский натиск Митрошкина. Мне почему-то казалось, что теперь он непременно заканючит: "Жень, ну раз уже и мама так думает, может, правда, поженимся? Ну, давай, а?" Однако гнусный Леха молчал. Я уже утомилась принимать вид слегка усталый и независимый и репетировать про себя: "Поженимся? А зачем? Подумай, ведь нам и так неплохо. Я лично дорожу своей свободой", и так далее, и тому подобное. Митрошкин даже не заикался о нашей предполагаемой женитьбе! И, в конце концов, в мою голову закралась печальная мысль. Вся его стыдливая церемонность в Михайловске была направлена на достижение одной-единственной примитивной цели: не допустить во время "каникул" моего переселения на отдельную кровать.
Осознав это, я слегка озлилась. Но, впрочем, лишь слегка. К моменту нашего возвращения, в театре вот уже два дня, как шли репетиции. Мы оба схлопотали по выговору и, терзаемые стыдом, включились в работу. Меня "выдвинули" в Клеопатры, дав повод местным острякам и, главное, "острицам" поупражняться в остроумии на тему того, как будет смотреться в программке строчка: "Клеопатра - Е. Мартынова". Тогда, единственный раз, Леха вяло предложил: "Ну, если ты, конечно, сильно попросишь, я мог бы на тебе жениться и предоставить во временное пользование свою фамилию". На что я прямо спросила: "А ты думаешь, с твоей фамилией эта самая строчка будет смотреться лучше?" На этом наши разговоры о законном браке и иссякли...
- Точно есть не будешь? - Митрошкин кивнул почему-то на свою тарелку с недогрызеной курицей и, получив отрицательный ответ, поднялся со стула. Ну, тогда давай одеваться и пойдем. Я все свои дела сделал: зарплату не получил, роль из "Цианистого" не забрал, потому что там закрыто... Ты все с Слюсаревым? Закончила?.. Все. Надевай свою лисью шкурку и поехали.
Я быстро слетала за полушубком, и минут через десять мы вышли из театра. Для января на улице было очень тепло. Снег кое-где стаял до асфальта, с карниза свешивались длинные, острые сосульки.
- О чем думаешь? - спросил Леха, беря меня под локоть. - О том, чего сегодня на ужин есть будем?
- Ты что, уже проголодаться успел? Кошмар какой-то!.. О Клеопатре думаю. О том, чего Валере надо? Что я не правильно говорю? Разве там не страх? Разве не одиночество? Почему оправдать для себя, что я сижу в бане без трусов и с ужасом жду сторожа - это класс и авангард, а то, что я чувствую чье-то присутствие и не знаю, чья тень сейчас упадет из темноты в круг света - это "уй-уй-уй"?
- Слушай, тебе сколько лет? Ты вчера театральное училище закончила, что ли? Или, вообще, только поступать готовишься?..
Он начал объяснять что-то с иронией и пафосом, однако, мои мысли уже заработали совершенно в другом направлении. К чести Митрошкина надо заметить, что он это тут же просек. Совсем как Слюсарев пощелкал перед моим лицом пальцами, за что я чуть не закатала ему между глаз, и строго напомнил:
- Женя, хватит! Мы же договорились.
- Просто представила и жутко стало, - упавшим голосом проговорила я. "Неизвестно, чья тень сейчас упадет из темноты в круг света"...
- Вот только не надо! Жутко ей, видите ли, стало!.. Да, если бы ты, на самом деле, испугалась, то сидела бы в своих Люберцах, выезжала только не работу и в магазин, и думать про все это забыла. Что было бы очень мудро.
- А ты, скажешь, не думаешь? Вот не думаешь ни капельки? Ни о том, кто это мог быть? Ни о том, почему он подделался по Ван Гоговскую тематику, убил двоих и затаился? Ни о том, куда все-таки делась Маринина мама? И ни о том...
- ... И ни о том, почему она начала особо рьяно поливать грязью зятя после своей поездки в Москву? - подхватил Митрошкин. - Ты знаешь, думаю. Как это ни странно. Но при этом четко понимаю, что ничего больше мы сделать не можем. Москва - чудовищно огромный город! Это тебе не Михайловск, где спросишь у любого прохожего на улице: "Знаете ли вы Ивана Ивановича Иванова?", и в ответ получишь полную биографическую справку, а так же интимные и компрометирующие подробности. Вот так-то!
Москва, действительно, отнюдь не напоминала Михайловск. По тротуару плыл плотный поток усталых людей, справа, за стеклянными витринами дорогого кафе счастливчики, получающие зарплату вовремя и в СКВ кушали салатики и воздушные пирожные, впереди, над подземным переходом, светилась алая буковка метро.
- ... И Маринку нужно уже оставить в покое. Пусть себе живет и думает о своем Андрее. В конце концов, он появится.
- Он появится "в конце концов", - я поудобнее подцепилась под Лехин локоть, - а мы её оставим в покое "сейчас". Ты уверен, что её все, а не только мы оставим в покое? Откуда-то же взялся этот человек? Почему-то он совершил эти два убийства так что никто не заподозрил имитации?
При слове "имитация" Митрошкин поморщился.
- ... Да! И можешь не кривиться! Может быть, он принадлежит к кругу их знакомых? Может быть, он знал Андрея, знал об его увлечении? Может, понял, что первые три убийства рано или поздно свалят на Говорова, а, значит, и все остальные? Может, поэтому он и убил этих двух женщин без всякой опаски?.. Ты, например, уверен, что мы знаем обо всех, кто имел к той истории с медицинским убийством какое-то отношение?
- Так. Стоп, - он резко остановился, взял меня за плечи и развернул к себе. - Показательные выступления. Задачка на сообразительность. Вот тебе пример из жизни. В одном криминальном районе на дверях подъездов среди прочих появляются объявления следующего содержания: "Уважаемые жильцы! В наше неспокойное время никто не может чувствовать себя в полной безопасности. Особенно вы. Потому что в вашем подъезде живет преступный авторитет. Предлагаем стальные двери с любой системой замков. Доставка. Установка. Быстро. Качественно. Недорого". И телефон... Твои версии: кто и с какой целью мог развесить подобные объявления?
- А смысл этой задачки? - уточнила я. - Продемонстрировать мне, что я - глупая?
