— Увидим!
— Пан Мечислав, — молвил Вариус тише. — Обращаюсь к вам как к мужчине и человеку здравомыслящему — избавим и себя, в людей от бесполезного скандала.
— Рад бы, — отвечал Мечислав, — но должен защищать себя и сестру.
— Я никогда не соглашусь на развод, — сказал профессор.
— Мы докажем необходимость его, она с вами жить больше не может.
Вариус ходил по комнате, теребя волосы и гневно посматривая на Мечислава.
— Чего же вы хотите от меня? — воскликнул он.
— Только одного, чтоб вы оставили нас в покое. Желаю вам спокойной ночи.
Доктор Вариус взялся за шляпу.
— Это еще не конец! Увидим. У меня есть связи, я представлю свидетелей. Это больше ничего, как фантазия и прихоть женщины, которая хочет вырваться к своему возлюбленному кузену. Но я не позволю этого. Я докажу ее отношения с ним. Увидим!
— Ступайте отсюда! — крикнул грозно Мечислав. — Ступайте сию минуту, пока я спокоен и владею собой! Мы рассчитаемся в своем месте и в свое время.
Доктор Вариус пробормотал что-то и вышел.
На другой день утром, благодаря заботливости панны Евгении, почти весь город узнал о бегстве Людвики, хотя причины его выставлялись ложные: ее обвиняли в связи с кузеном, с которым будто бы она виделась секретно. Разглашение это имело целью — сделать для нее возврат невозможным. Он и так был невозможен, ибо Мечислав решился защищать сестру во что бы то ни стало.
Он рассчитывал на дружбу Драминских. От Мартиньяна он ничего не мог взять и на другой день уговорил его выехать в деревню. Последний, правда, упрямился, но Адольфина прикрикнула на него, и бедный молодой человек с грустью вынужден был покинуть город. Пачосскому поручили присматривать за ним. Драминские горячо приняли к сердцу дело Мечислава и Люси.
Весь следующий день в квартирке Орденского на Францисканской улице была большая тревога. Ожидали появления доктора или какой-нибудь проделки с его стороны, но до полудня страх был напрасен — никто но показывался. Мечислав пригласил Боруха, который теперь уже был менее склонен к услугам, заняться продажей всех бесполезных мелочей, чтоб выручить немного денег, которых у него уже не было, а расходы удваивались.
После полудня пришло коротенькое письмо от доктора Вариуса, который просил свидания с Мечиславом и указания места, где бы они могли сойтись. Мечислав побежал с этим письмом к Драминским, прося позволения назначить у них свидание, ибо он очень рад был иметь свидетеля, а сам не хотел ни идти к профессору, ни принять его у себя из уважения к Людвике. Драминские согласились и ждали Вариуса, но профессор отвечал, что может видеться только наедине с Мечиславом. Последний подумал, не без некоторого отвращения согласился и пошел. Пан Драминский хотел его сопровождать, однако это сочли излишним.
Вариус принял его в своем кабинете. Прояснившееся и спокойное лицо его доказывало, что он уже подумал, что ему делать.
— Если вы не будете горячиться, — сказал он, — если мы можем спокойно переговорить друг с другом, то окончим это несчастное дело, хоть и неудовлетворительным, то, по крайней мере, сносным образом.
Мечислав не ответил, но вся его наружность доказывала, что он был спокоен.
— Довольно я вытерпел в жизни, — продолжал Вариус. — Довольно меня чернили перед светом; может быть, я был слаб и не раз заблуждался; но настоящее мне тяжело, и мне хотелось бы избавиться от всего, что отравляет жизнь. Людвика не могла ни привязаться, ни привыкнуть ко мне; супружество оказалось несчастным, я был подозрителен, она неблагосклонна. Не вхожу в причины, как и почему все это теперь разрывается. Не хочет жить со мной, освобождаю ее, но ни в каком случае не допущу развода. Согласен, чтоб она осталась с вами. Развод дал бы повод к новой клевете и сплетням. Не хочет жить со мной, согласен, но не допущу и чтоб жила с другим. Пусть уезжает с вами. Я назначу ей содержание как моей жене.
— Мы его не примем, — возразил Мечислав, — об этом не может быть и речи. Что касается развода, сестра моя также хочет избегнуть людских толков и подозрений. Мы отказываемся от развода.
— Стало быть, соглашение. В чем же дело? Я требую только одного, чтоб вы уехали отсюда. Я слышал и, конечно, тут не содействовал, что на вашу просьбу о поступлении на службу вам дали место уездного медика в Подолии. Я полагаю, вам следовало бы принять его и уехать.
— Если получу место, уеду непременно.
— Отъезду Людвики противиться не буду. Завтра отошлю все, что принадлежит ей. — Она носит мое имя и должна иметь, по крайней мере, самое необходимое. За это не потребую ни малейшей благодарности.
Мечислав поклонился издали. Все было кончено. У ворот подхватил его Драминский, ожидавший на всякий случай. Немедленно отправились они к Адольфине, где уже ждала их Люся. Мечислав в коротких словах передал, как покончил с Вариусом. Людвика бросилась ему на шею, счастливая, как дитя.
— Вот ты радуешься, а по-моему пан Мечислав сделал ошибку, приняв такие условия, — сказала Адольфина. — Как, неужели ты Целую жизнь должна будешь влачить эти оковы? Не быть никогда свободной, не испытать никогда счастья?
— Милая Адольфина, — дыша полной грудью, отвечала Людвика, — о счастье я не мечтаю. Довольно я изведала горечи в жизни, чтоб удовольствоваться свободой, тишиной и спокойствием. Не требую больше ничего, как жить у брата просто хозяйкой, секретарем. Буду ему помогать и станем трудиться вместе.
— А Мартиньян? — спросила Адольфина.
— Буду его любить как доброго брата, — отвечала Людвика, — но увядшего сердца отдать ему не могу, а руки, которой коснулся другой, не смею. Верь мне, я отдыхаю, благодарю Бога и счастлива.
— Итак, вы уедете, оставите друзей, родных, всех нас, отправляясь куда-то в пустыню? — сказала Адольфина, смотря в глаза Мечиславу.
— Уедем, помогая друг другу, сохраняя благодарность к друзьям, забывая тех, которые отравили нам первые годы молодости, для того, чтоб начать новую трудовую жизнь. Разве не таково назначение человека? Мы с Людвикою уедем, благословляя час, который изгладит горькие воспоминания.
Адольфина с упреком взглянула на Мечислава, а пан Драмин-ский шепнул жене:
— Перед их отъездом дадим им прощальный обед; я уж сам займусь этим.
На глазах у Адольфины навернулись слезы, и она отерла их незаметно… Люся подала руку брату.
— Едем, Мечислав! Едем! По крайней мере, мы останемся верны друг другу до могилы.
Мы обязаны объяснить читателю, как мы узнали обо всем, описанном выше. Несколько лет тому назад в 18… мы ехали в Одессу, где в то время собрались почти вся Волынь и Подолия. В те времена, как известно, кто не мог или не хотел путешествовать на почтовых, должен был путешествовать в своем экипаже на долгих — на своих или на наемных. Приходилось тащиться очень долго, особенно если от дождей глинистая почва превращалась в грязь; ночлеги и отдыхи были исполнены различными приключениями, встречами, неудобствами и неожиданностями. Случилась и со мной история. Около Днестра в моем экипаже лопнула ось. Конечно, оси иногда ломаются в романах по желанию авторов, но мое приключение было очень неприятно: до местечка оставалось еще далеко, и дело происходило в пустынной местности. Я пешком спустился под гору искать помощи, конечно, в очень плохом настроении. Почтовая дорога каменистая, скучная, знойное солнце, хотя уже и на закате, неожиданная остановка, все это раздражало меня. Шел я не весело, когда раздался колокольчик и меня догнала почтовая телега. Из нее вылез молодой еще человек и подошел ко мне.
— Я видел сломанный экипаж, — сказал он, — и узнал от людей вашу фамилию. Не слушали ли вы курс медицины в …ском университете или, по крайней мере, не начинали ли его в 18…?
— Да, — отвечал я, — и всю жизнь жалею, что не закончил.
— Вероятно, мы когда-нибудь встречались на общих курсах, на лекциях Белькевича и Фонберга. Я Мечислав Орденский.
— Я слышал не раз вашу фамилию.
— Я также.
Мы подали руки друг другу.
— Садитесь со мною в телегу. Я здесь уездным лекарем, имею знакомства, мы пошлем кого-нибудь за вашим экипажем, а вы переночуете у меня. Помещение у меня обширное. Мы побеседуем о прошлом, о товарищах.
Я охотно согласился. Мечислав был предупредителен; было что-то искреннее в его лице, на котором выражалось спокойствие исполняемого долга. В дороге уже начали мы припоминать прошлое… и сквозь наш смех слышались слезы. Вскоре мы остановились перед домом, выглядевшим, правду сказать, довольно грустно. Это было большое, весьма неуклюжее деревянное строение, какие встречаются в подольских городках. Его окружали молодые деревца, и лишь несколько цветов в садике оживляли эту пустыню. Навстречу к нам вышла с ключами в руках еще молодая и свежая женщина и, увидя постороннего, хотела было вернуться назад, но доктор представил меня и рассказал о моем приключении. Немедленно она сделала распоряжение насчет моего экипажа. Через полчаса самовар стоял на столе, и сестра Мечислава хозяйничала около него. Главным образом разговор шел о местности, которую я проезжал первый раз, о природе и потом об Одессе, куда я отправлялся. Вечер прошел очень приятно. Когда стало прохлднее, мы пошли с доктором на берег реки посмотреть новые для меня места и узнать о судьбе моего экипажа, который был уже у кузнеца.
