стар – найдет, бог даст, себе пару.
Оля сглотнула комок слез.
– У них все хорошо, Оля. – Давид говорил внешне бесстрастно, но Ольга ощущала исходящее от него острое сочувствие. – Я попросил сына, и он нашел твою дочь в соцсетях. Вот.
Перед Ольгой на стол лег телефон, а на экране фото: довольная Анечка опирается спиной на импозантного моложавого мужчину, на руках у нее девочка месяцев пяти хмурит бровки. Рядом, обнимая девушку за плечи, приятный высокий парень. Оля не без труда соотнесла его с тем юнцом, за которого дочь замуж выскочила. Возмужал, крепко возмужал. Рядом с парнем приятно округлая симпатичная женщина. Сваха, мельком отметила Ольга. Хорошо выглядит. На самом деле ее интересовало только дитя на руках у дочери.
Внучка! Внученька! Внучечка!
Надпись под постом гласила, что вот оно – первое настоящее платье маленькой Оленьки, любуйтесь и восхищайтесь…
Оля оторвалась от созерцания дитяти и перевела взгляд на изображение супруга. Похудел. Поседел. Но это, как ни странно, добавило ему мужского шарма. Сережа. Самый лучший друг и возлюбленный. Ее любовь, ее страсть, ее нежность. Оля вглядывалась в до боли знакомое лицо и грустила – осталась только нежность, светлая и щемящая. Сережка! По-прежнему родной, всю кровь по капле отдала бы за него! По-прежнему лучший из мужчин в этом мире, но уже не любимый. И она уже им не любима. Чем-то веяло таким от фотоснимка – на нем была семья. Оля знала это вещим женским сердцем, и чуйка мага-интуита подтверждала: не просто догадка – истина.
Ольга вглядывалась в экран, грызя кулак, чтобы не завыть. Отпускала прежнюю жизнь, отдирала себя от них, как присохший к ране бинт. По волоконышку заскорузлой тоски, по миллиметрику иссохшей надежды. Всегда знала, что возврата нет, а все равно больно! Мужчины за столом терпеливо пережидали, только желваки ходуном ходили на лицах всех троих. Нет ничего страшнее для нормального мужика, чем видеть женское горе. А то, что это реальное горе, понимал даже майор. Он и прекратил эту муку, просто передвинул телефон к Давиду, разорвав контакт.
– Так почему вы не можете ехать?
– Потому что сдохнем. – Пашка говорил спокойно и убежденно, без тени игры на публику. Голая констатация. – Знаете, товарищ майор, как живой карп без воды подыхает? Вот и мы так. Пару, максимум – трое суток потрепыхаемся, и можно потрошить. Ни один судмедэксперт не определит, от чего скончался мой совершенно здоровый организм. У меня, наверное, даже рентген не покажет былых переломов, такой я теперь здоровый.
– Люди прибыли в командировку, майор. В любой момент их заберут, а ты им дела доделать не даешь.
– Николай Федорович, – Оля потихоньку обретала самообладание, – давайте так: в следующую командировку Павел с вами свяжется через Давида, и вы запишете видеописьмо. У нас будет время обдумать, что сказать, а у вас – надо ли это делать.
– А она будет, эта следующая командировка? – уточнил майор.
– Для меня – нет. Я плохо переношу переход между мирами и еще раз на такую муку смогу решиться только от какой-то грандиозно большой нужды. А для Павла, скорее всего, да.
– А если нет?
– Кисмет. – Ольга пожала плечами. – От нас почти ничего не зависит.
– А как же Олег?
Оля опять пожала плечами.
– Очень ему сочувствую, но справлялся же он как-то эти месяцы.
– Нет, я так не согласен! – заявил майор твердо, но уже без прежнего нахрапа. – Видео надо записать. Пусть короткое, но надо. Столько людей носом землю рыли, пока тебя, парень, искали! До генералов дошли!
– И что я скажу? – Пашка смотрел на майора больными глазами. – Батя, я жив-здоров? Не ищи меня, я в другом мире?
– Да хоть бы и так! Станешь отцом – поймешь!
– Довольно! – тихо и властно оборвал нарастающую экспрессию майора Давид. – Оленька, ты ведь еще не все купила? Вот и займись, а мы тут по-мужски.
Пашка с силой потер обеими руками свой отросший ежик волос, потом с резким выдохом расправил плечи и вскинул на Ольгу твердый взгляд. От парня так и тянуло отчаянной решимостью.
– Да, тёть Оль, ты иди, не надо тебе тут. Тебе своего хватает.
– Паш, ты уверен? Или ты не хочешь отцу меня показывать?
– Я просто боюсь, что ты рехнешься с этой твоей эмпатией дурацкой, а лавэ меня потом спалит и по ветру развеет.
– Спалит? По ветру развеет? – Майор опять начал наливаться дурной кровью. – Что за бред вы несете?!
– Это для вас бред, Николай Федорович, – произнесла Ольга, четко артикулируя каждый звук, – а для нас обыденная реальность. Магия называется. И не вскипайте.
Оля собрала вектор из всего своего неприятия ситуации и запульнула в майора.
– Что, неприятно? – Майора перекосило, как будто он хлорного отбеливателя вместо водки хватанул. – Это десятая часть моих истинных переживаний.
– Ольга Петровна у нас маг-эмпат с даром влияния, – гордо объявил Пашка.
– То, что эмпат, я еще утром понял. – Давид бесцеремонно перехватил у майора инициативу в разговоре. – А что значит «влияния»?
– Это значит, что я могу собрать какие-то эмоции в вектор и заставить тебя их почувствовать. Могу собрать твои собственные эмоции и усилить их, но мне проще пользоваться своими. Хочешь, заставлю тебя пережить счастье рождения ребенка? – спросила Оля с грустной шутливостью. Она всего лишь хотела сбить невольный пафос. Давид шутки не принял. Просто смотрел выжидательно. Пришлось Ольге раскрываться дальше.
– А могу оглушить нашего бравого майора, и мы спокойно уйдем.
– Все равно найду!
– Если мы позволим. – Ольге этот спор надоел безмерно, после сухих слез у нее никаких сил не осталось, а нужно держать себя в руках и что-то доказывать этому борову. – Посмотрите вон на тот столик, уважаемый Николай Федорович. Что вы видите?
– Человек сидит, в таком же костюме, как у вас. На свои руки пялится, иногда ими водит туда-сюда, как идиот. Я давно его приметил и понял, что он с вами.
Оля не позволила себе ухмыльнуться, только мягко посмотрела
