Как мало требовалось врагу, чтобы проникнуть в самое сердце императорского дворца… Всего-навсего верный гвардеец…
Когда в отчетах начали мелькать уничтоженные камеры и утрата связи с постами охраны, ди Зариттиан ужезнал, куда стремится отряд ди Кассен. В 'комнату отдохновения', где лаисс ар проводил очередной сеанс противострессовой терапии, запретив себя беспокоить. Подавить чувство брезгливости — что собой представляет противострессовая терапия императора, знали даже шнорчата — удалось только со второй попытки. А горечь и досада, словно ком, стояли в горле.
Рука не задумывается и не сомневается, когда хозяин хочет почесать в затылке, а ждать от неё сопротивления — что рандов ловить. И это означает только одно: вся шестёрка будет драться до последнего. И чтобы добраться до 'хозяйки', придется переступить через их мертвые тела.
Погибнуть, захватив с собой как можно больше врагов — достойная смерть… У них не было выбора. И у него тоже.
Командующий знал своего императора: Демеро ди Коарветтанон не прощал измен, даже совершенных под ментальной сетью. Если изменников не убьют в бою, они, один за другим, медленно умрут в 'комнате отдохновения'. Эр'гону их отдавать бесполезно, и император наверняка захочет наказать предателей сам.
Это было несправедливо, Шак'хан побери! Несправедливо!
'Я — ардражди. Я контролирую свои эмоции, мысли и поступки. Я спокоен и невозмутим. Ничто во Вселенной не способно сломить мой самоконтроль'…
Хотя порой им лучше поступиться — и взглянуть, что выйдет.
Когда три десятка гвардейцев — все, кого удалось спешно снять с ближайших постов и подтянуть из соседних секторов — почти бежали по коридору в направлении личных покоев императора, ар-генерал, возглавлявший отряд, прислушивался к шелесту шагов по илькарту пола и ужезнал, что не успеет. И потому был единственным, кто удержался от изумленного восклицания, когда освещение внезапно начало мигать, а затем и вовсе погасло на целых пятнадцать ардалей. Чтобы дестабилизировать работу систем энергоснабжения на закрытом этаже необходимо было отключить энергию на трети Аргеанаполиса — в юности на одной из виртуальных тренировок 'защита-атака' Рюйтаро рассчитывал подобный вариант, и настоящий результат полностью совпал с прогнозируемым.
Ар-генерал не удивился бы, узнав, что в основу нападения была положена его схема. И одна лишь возможность этого наполняла его странной, неуместной и, опять-таки, совершенно не логичной гордостью.
А если за основу взята именно его схема, лаисс ар ни о чем не узнает, пока не станет поздно. На апартаментах императора три дополнительных уровня защиты, без энергии они не останутся, даже если взорвать десяток 'глушилок' в пределах итрима. Короткий перепад — и все. Двери открываются — и господа повстанцы на пороге…
— Они в переходнике… хотел сказать, в вестибюле, ар-генерал! — свистящий шепот адъютанта прервал размышления командующего — Дверь кета-49 не вскрыта!
Или нет.
Свет вспыхнул снова. Четыре нирса, два длинных коридора, узкий проход — и ар-генерал остановился перед знакомыми дверями, взяв на изготовку 'кварт' с мерно пульсирующим на стволе огоньком. Эмоции не имели значения. Ничто не имело значения, кроме долга. Гвардеец клянётся защищать императора, а не судить его.
— Огонь на поражение, — произнес ди Зариттиан перед тем, как створки бесшумно разошлись. — Впереди своих нет.
Ардражди всегда следуют разуму и логике, и принимают решения взвешенно и обдуманно.
По крайней мере, стараются.
Два шага. Два. Всё, что он успел сделать.
Холодное и неотвратимое осознаниеалогичностисобственных поступков накрыло ар-генерала, но было поздно. Чужая воля притянула. Накрыла. И спеленала, словно тяжелое плотное покрывало. В глазах потемнело, как от резкой смены давления, и что-то чужое — не неприятное, не враждебное, но все равно чужое — проникло в разум. Ментальный приказ клещами сдавил мозг и взорвался, как фотонная торпеда, где-то в районе левого уха.
'Замри. Не шевелись'.
НЕЕЕЕЕЕТ!
Мгновение бездумного повиновения — и навязанная покорность лопнула, как мыльный пузырь. Ментальное щупальце ещё крепко держало его, и ар-генерал не мог даже пальцем шевельнуть, но его мысли снова принадлежали только ему. А затем оцепенение начало медленно спадать. Не поворачивая головы, ар-генерал осторожно огляделся. Неизвестная ментат была очень сильна, но удержать в повиновении несколько десятков человек неизмеримо труднее, нежели шестерых. Как бы она не старалась, сеть распадется, но одни освободятся позже, а другие — раньше… намного раньше.
Ментальное щупальце соскользнуло полностью, и ар-генерал незаметно перевёл дыхание. Краем глаза он заметил троих 'свободных', и по едва заметным шорохам определил, что позади него — ещё четверо. Семь. Восемь, считая его. Восемь из почти трех десятков…
Танарэа ди Кассен и её люди стояли, напрягшись, как готовые к драке рехх-волки. Включенные щиты, замкнутые холодные лица, расчетливые взгляды. Танарэа выставила левую ногу вперёд, перенеся на неё вес тела, в правой ладони лежал «крриш», левая застыла над убранным в кобуру импульсником. Если бы ар-генерал не был так потрясен, он бы, наверное, рассмеялся. То, что происходило в вестибюле, напоминало сцену из старых фильмов о приключениях Трагеррота, которые он обожал смотреть в детстве. Мертвая тишина, ветер гоняет пыль по взлетно-посадочному полю, пальцы подрагивают в опасной близости от рукояти бластера… и жесткое: 'На этой планете есть место только для одного из нас!
Неважно, какой приказ он отдаст, ситуация была заведомо проигрышной. Поразить ментата первым выстрелом не было никакой возможности: Тана своё дело знала, и гваньер её люди прикрывали вполне профессионально. Начнётся стрельба, и ардражди перебьют друг друга. Одни — пытаясь защитить своего кукловода, другие — стремясь до него добраться. Это если ментат не успеет скомандовать раньше. 'Сдохни! вместо нейтрального 'Стоять' — и преждевременная встреча с предками обеспечена. А ар-генерал не собирался умирать. Во всяком случае, пока. И, совершенно точно, не за этого императора. Риган ди Коарветтанон заслуживал верности, но его отец с некоторых пор вызывал у ар-генерала только одно желание: разворотить ему грудную клетку из служебного импульсника. Выскочившая как из ниоткуда мысль была самой, что ни есть, изменнической. Пока ди Зариттиан переваривал тот факт, что теперь его долг арестовать самого себя за попытку мятежа, чей-то незнакомый голос четко произнес по-ардраджински:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
