— Садись, Шаби, — сказал Сирдар.
Я послушался. Хотя все мое естество сейчас кричало, что надо валить отсюда.
— Запомни самое главное: ты сам попросил меня, — сказал наставник.
Я кивнул. Это было своеобразное «слабо». И он меня на него взял.
— Вы будете меня бить? — спросил я.
— Да, — спокойно ответил наставник. — Запомни, это не наказание. Я не испытываю никаких эмоций, отрицательных или положительных. Я помогаю тебе.
Я поглядел на ухмыляющегося здоровяка в нагруднике. Вот этот хмырь точно испытывает положительные эмоции.
— Тебе нужно осознать, что боль — всего лишь субъективная реакция твоей оболочки. Всю жизнь тебя учили, что следует избегать ее, чтобы сохранить свою целостность. Тебе же предстоит прийти к тому, что боль только здесь. В этом, реальном мире. В твоей голове. На самом деле в Потоке ее не существует.
И он ударил меня по спине. Так сильно, что я невольно вскрикнул, а перед глазами заплясали звездочки. Не знаю, кем был наставник в прошлой жизни, но бить он умел.
Я сжимался перед ударами, шипел, ворчал, кричал, шумно выдыхал и терпел. Экзекуция продолжалась около десяти минут, и понятное дело, ни к какому просветлению не привела. К синякам — да, к просветлению — нет.
До домика я еле дополз и рухнул на свою лежанку. А утром даже не встал завтракать. Если откровенно, меня так вообще никогда не лупили. Ни на футболе, ни на районе.
Сделал все Сирдар искусно, ничего не сломал, только оставил после своей «учебы» многочисленные кровоподтеки. Но это оказалось лишь началом.
На следующий день мое обучение продолжилось. Ну, или так, по крайней мере, показалось. Мне придавали сил несколько факторов. Первый — я сам напросился на это. Второй — не мог же я дать слабину при Изольде. Последний — если Сирдар говорит, что подобное мероприятие — единственный способ войти в Поток, то так оно и есть.
На третий день число зрителей увеличилось. Хотя я понимал Шаби, интересного тут немного. Поэтому кинокартина «Садо-Кулик» нашла своего зрителя. Жалко, что сюжет был один и тот же.
Он повторился и на третий, и на пятый, и на десятый день. Зато через две недели почти весь остров приходил смотреть на мою «учебу». Некоторые являлись с едой (спасибо, что не с попкорном) другие спорили за места, даже парочка Сирдаров захаживала, неодобрительно покачивая головой.
Я не знаю, сколько это длилось. По ощущениям — вечность. Боль стала моим постоянным спутником. Когда я начинал ее чувствовать, это значило, что наступило утро и пора вставать. Мне даже представлялось, что вечерняя экзекуция лишь продолжение этого бесконечного ужаса, но никак не апогей. Только мрачная и привычная реальность, в которой приходится жить.
И в то мгновение, когда все случилось, я даже не понял этого. Увидел лицо Сирдара, которому мое наказание тоже, наверное, уже стало надоедать. Разглядел палку в бурых пятнах от моей крови. Казалось, даже почувствовал ее запах. Услышал ропот толпы, почти не обращающих на меня внимания.
В этот момент я оказался в другом месте. Как и предупреждал наставник. Не захотел, а именно оказался.
Я сидел на том же самом берегу, а вокруг меня раскинул свои линии-волны Поток.
Глава 14
Только теперь, оказавшись в Потоке полноценно, а не забежав впопыхах на пару минуток, я понял, насколько он многогранен.
Если коротко и обыденно, то его можно было бы назвать миром ассоциаций. Линии-волны будто несли запахи, звуки, ощущение физических оболочек и мыслей. Я слышал в них аромат дешевых отварных сосисок, которые ел, прибежав с тренировок, креозота метро, горячую сдобу пекарен с Авроры, жженую резину грузовиков, проезжающих по Волгина.
За короткие мгновения перед глазами пролетело множество образов, устоявшихся, знакомых и еле различимых. Была там и вредная географичка, словно через Поток грозящая пальцем, и мужик с остановки, которого я видел единственный раз.
Мне позволили разложить свою жизнь на множество мелких мозаичных кусочков, чтобы остановиться у каждого из них и внимательно осмотреть. Развернуть, исследовать с разных сторон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Своими водами меня омывала сама Вселенная, одновременно сошедшаяся в одной точке — Куликове Николае, и необъятная из-за наличия бесчисленного множества подобных точек.
Я видел тысячи и тысячи путей: узких парковых тропинок между густыми кустарниками, широких шестиполосных пустых магистралей, изломанных поворотами лестниц, заросших травой и луговыми цветами пологих спусков, и иллюзорных, точно виртуальных направлений, существующих лишь в воображении.
От попытки осознать Поток, тщетного усилия дотянуться до недосягаемого, меня била крупная дрожь, а по спине тек пот. Хотя я не мог сказать, что здесь было жарко. Собственно, тут оказалось и не особо холодно. Скорее, никак.
Я не знаю, сколько времени провел здесь. Наверное, именно теперь до меня стало доходить, что время может быть другой величиной. Не такой понятной и линейной, к которой привыкли в моем мире.
Уходить не хотелось. Я с трудом вспомнил, зачем мне вообще стоит возвращаться в обыденный, полный глупости и противоречий мир. К тому же, было невероятно страшно. Что, если в следующий раз я не смогу вернуться сюда?
Однако в какой-то момент я решился. Нашел среди множества дорог извилистую каменистую тропинку, ведущую на остров, и ступил на нее. Тут же меня подхватила чья-то крепкая рука. Вглядевшись в ее обладателя, я узнал плешивого Сирдара, который будто все это время стоял рядом, ожидая, когда мне потребуется поддержка.
Мы все еще находились в Потоке. Только теперь он был другим. И мир оказался иным. Он все больше походил на тот, к которому привык я — неровность острова, разные по архитектуре причудливые домики, Шаби и Сирдары, и… линии-волны, мягко окутывающие все окружающее.
Теперь я увидел, что физически, если расценивать происходящее с точки зрения оболочки, я никуда не уходил. Более того, большая часть Шаби не поняла, что именно произошло. Кроме Изольды и еще парочки послушников. Зато все Сирдары сверлили нас взглядами.
— Выходи медленно, — прошептал наставник. — Иначе…
Но было уже поздно. Я вывалился из Потока как куль с навозом. Рухнул на каменистую землю в жесточайшей панике. На меня будто обрушился сразу весь этот мир. В носу засвербило от запаха кожи, пота, еды, водной тины и соли. Перешептывание послушников, шепот волн, шорох прибрежной травы, всплески рыб в воде — все ударило по барабанным перепонкам громовыми раскатами и продолжало бить.
И вместе с тем самое мерзкое случилось с телом. Оно не просто казалось чужим, оно таким было.
Будто поднявшееся на дрожжах тесто насильно засунули в крохотную, не подходящую ему по размерам кадку. И продолжали мять, чтобы оно не поднялось.
Я жадно дышал, и вечерний воздух резал легкие обжигающей болью. Диафрагма поднималась тяжело, словно все ребра были переломаны, с моей головы не капал — лил пот.
То, что случилось позже — было вполне естественным. С тем лишь уточнением, что я не блевал, а пытался выплюнуть все свои внутренности. К огромному счастью, не получилось.
Именно тогда Шаби и замолчали. Видимо, поняли, что произошло что-то необычное. А Сирдар подошел ко мне и помог подняться.
— Я же сказал, чтобы ты выходил медленно. Пойдем.
И мы, если это так можно было назвать — пошли. Точнее, я волочил ноги, а всю основную работу выполнял наставник. Он довел меня до домика и бережно, как ребенка, уложил на лежанку. Затем принес толстую рогожу и прикрыл сверху.
Рогожа так сильно пахла каким-то животным, что я снова стал рыгать, но блевать уже было нечем. Грубый материал впился в меня тысячами мелких ворсинок. Будто наждачной бумагой укрыли.
Но убрать накидку я не смог. Тело совершенно не слушалось, словно я по ошибке вернулся в чужую оболочку. Раздражало все — звуки, запахи, даже собственные мысли. Хотелось погрузиться в черное ничто, забыться, уйти и больше никогда не возвращаться.
