Семейство Шатт было из тех, к кому Генри и Герберт относились с одобрением. Это была уже "семья с тремя автомобилями", поскольку Заводила приобрел быстроходную машину, в которой он разъезжал с револьвером в кармане, улаживая всевозможные затруднения своего босса. Шатты вот-вот должны были стать "семьей с четырьмя автомобилями", так как Томми считал, что центру нападения как-то не к лицу ездить в школу на велосипеде.
Но в первый год царствования "Великого инженера" на небе вдруг появилось облачко. Небольшое, разумеется, и оно не обеспокоило малосведущего Эбнера; он даже обрадовался ему, наученный своим хозяином остерегаться Уолл-стрит и "международных банкиров" — в большинстве своем евреев. Когда Эбнер прочел в вечерней газете о панике на бирже и о том, как миллиардные ценности в несколько часов превратились в ничто, он сказал: "Так им и надо. Не своим трудом эти молодчики заработали деньги!"
Может быть, так оно и было, но это не меняло того факта, что именно эти молодчики тратили деньги, а теперь тратить стало нечего. Этими молодчиками были не только спекулянты с Уолл-стрит, но и мелкие городские лавочники; даже чистильщики сапог, продавцы содовой и фермеры звонили по телефону в местные филиалы маклерских контор и играли на повышении. Биржевая лихорадка охватила всю Америку, и это было неизбежным следствием тех теорий о вечном и общедоступном благополучии, которые проповедовали газеты. Нажива тут под рукой, и если это такое верное дело, то почему маленьким людям не получить своей доли? Зачем оставлять все Уолл-стрит?
Так рассуждали маленькие люди, и вот теперь они остались на мели. Не на что было купить новый форд, о котором они мечтали, если же автомобиль уже был куплен, нечем было погашать платежи. Это печальное открытие, сделанное миллионами людей от Бэнгора до Сан-Диего, явилось новым экономическим фактором, который далеко не сразу был обнаружен и понят крупными дельцами, их экономистами и редакторами их газет.
Первая паника продолжалась несколько дней; затем она кончилась, и наступило полное тревоги затишье. Президент Гувер пригласил на совещание самых крупных предпринимателей, чтобы обсудить необходимые меры, и эти почтенные лекари собрались и порешили, что Америка должна иметь доверие, и они велели Америке иметь его. Генри Форд участвовал в совещании, и когда оно закончилось, он всем показал пример: сообщил журналистам, что Фордовская автомобильная компания так уверена в будущем Америки, что повышает на своих заводах минимум заработной платы до семи долларов в день.
Широкий жест, которым Генри снова заслужил громкие аплодисменты, уже не раз использованные им для увеличения сбыта своих автомобилей. Нашлось, правда, несколько нытиков, которые заявили, что, с тех пор как шестнадцать лет назад Генри установил пятидолларовый минимум заработной платы, стоимость жизни в районе Детройта почти удвоилась и, следовательно, новая, семидолларовая заработная плата гораздо ниже старой. Кроме того, Генри ни словом не обмолвился, сколько рабочих будет получать новую заработную плату; ничто не мешало ему увольнять рабочих, к чему он немедленно и приступил. До своего заявления Генри выплачивал шестидолларовый минимум двумстам тысячам рабочих; сразу после него он стал выплачивать семидолларовый минимум ста сорока пяти тысячам рабочих. Умножьте и вычтите, и вы увидите сами, как Генри содействовал повышению покупательной способности американских рабочих!
55
Джон Крок Шатт теперь был специалистом по сварке сопротивлением в огромном инструментальном цехе завода Ривер-Руж. Это был новый и совершенно изумительный способ, который превращал различные автомобильные части в сплошные куски стали. Джон весь был погружен в процесс сварки и в рабочие часы ни о чем другом не думал; в свободное время он любил поговорить о своей работе или почитать в технических журналах о стали. Каждый день изготовлялись новые сорта, и чем больше будешь знать, тем выше будет жалованье.
Джон был круглолицый, румяный, всем довольный, он так и сиял от благополучия. Он был женат на элегантной молодой леди, которая окончила среднюю школу, где принадлежала к тайному обществу, что оградило ее от контакта с нежелательными соученицами. Молодые супруги приобрели дом в районе, доступном только избранным, и это избавило их от общения с людьми, которым не по средствам заплатить за свое жилище восемь тысяч долларов. Джон и Аннабел ежемесячно выплачивали семьдесят пять долларов плюс проценты; "вилла" была нарядная, но построена на скорую руку, и в будущем ее владельцев ожидали солидные счета за ремонт. Но они не тревожились, ибо были уверены, что, пока люди ездят в автомобилях, специальность Джона себя оправдает.
Молодые супруги были воспитаны при системе промышленного феодализма. Джон и Аннабел сочли бы за оскорбление, если бы кто-нибудь сказал им об этом; но в действительности их ум был отштампован для восприятия нескольких идей с такой же точностью и неумолимостью, как стальные детали, которые миллионами выпускались фордовскими заводами. Существовала особая иерархия, в основу которой был положен доход. Аннабел общалась с женами людей своего ранга, заботливо избегала тех, кто стоял ниже, и открыто и настойчиво искала доступа к тем, кто был рангом выше. Ниже ее были рабы промышленности, полчища наемников; над нею — высокое начальство, а на вершине — хозяева, неисповедимые, богоподобные, о ком постоянно говорили, подбирая крохи сплетен и радуясь им, как сокровищам.
"Фордовская империя" была не метафора, а факт, не издевка, а социологическое определение. Генри значил больше, чем любой феодальный владыка, потому что он обладал не только силой кошелька, но и силой печати и радио; для своих вассалов он был вездесущ, он был владыкой не только их хлеба и масла, но и их мыслей и идеалов. Джона обучили делать сталь для Генри, а также восхищаться им и почитать его. Чем больше Джон это делал, тем больше он преуспевал, а чем больше он преуспевал, тем больше он восхищался своим хозяином и почитал его. С точки зрения Джона и Аннабел, это был высоконравственный круг.
Так же обстояло дело и с остальными членами семейства Шатт, пробивавшими себе путь в мире, который существовал для автомобильных и финансовых королей Детройта и по их милости. Эбнер и Милли были самыми презренными из рабов, на стене у них висели портреты их владыки, вырезанные из воскресных приложений, выполняя то же назначение, что и православные иконы. Они испытывали блаженство от сознания, что их старший сын завоевывает положение на службе у Генри и что за их Дэйзи ухаживает подающий надежды молодой бухгалтер из конторы Генри. Они надеялись, что юношеское бунтарство Томми пройдет и что он также станет приверженцем Генри; все, что было плохого, они относили за счет его порочных подчиненных, злоупотреблявших доверием великого и доброго господина, который был строг, но справедлив, милостив, но мудр.
Впрочем, верно и то, что служишь ли ты хозяину, или бунтуешь против него, все равно он распоряжается твоей жизнью. Это относилось и к Генри Форду Шатту, который был как бы вне закона, некий Робин Гуд, скрывающийся в Шервудском лесу. Генри, совращенный с пути истинного, глумился над всеми великими мира сего и утверждал, что все они жулики и взяточники почище его. Но даже и так, разве не пускался он в опасный путь для того, чтобы они могли приготовить коктейли для своих попоек? Разве не рисковал он много раз своей жизнью, защищая их собственность? Генри Форд не пил и не угощал вином в своем доме; но большинство его высших служащих делали и то и другое, да и сам Генри нуждался в кое-каких услугах, которые мог оказать Генри Шатт. И ему суждено было порадовать отцовское сердце, встав под знамя автомобильного короля.
56
На бирже снова произошла паника; затем еще и еще — через длинные и короткие промежутки. Деловая жизнь Америки замерла. Затем она стала чахнуть и, наконец, скончалась. Сбыт падал, торговые агенты аннулировали заказы; страх пополз от розничных торговцев к оптовикам, затем к транспортным конторам и промышленникам, затем к первоисточникам сырья и энергии. Прибыли иссякали, и акции падали. "У рынка провалилось дно", говорили маклеры, увольняли своих служащих, закрывали конторы и шли на пристань Ист-Ривер и бросались в воду или подымались в лифте на крыши зданий, в которых помещались их конторы, и летели через перила вниз головой.
От первого краха и до кульминационного пункта кризиса прошло три с половиной года — почти все царствование "Великого инженера". Кризис отравил жизнь бедняги Герберта, потому что он не видел за собой вины и все же принужден был принимать упреки. Все, что он мог придумать, это заставить конгресс утвердить огромные субсидии его друзьям и благодетелям, крупным банкам и трестам, которые дали денег на предвыборную кампанию. Предполагалось, что эти субсидии просочатся к потребителю и будут содействовать оживлению торговли. Но случилось так, что деньги застряли в банках; банки не могли открывать кредит, если не рассчитывали на прибыль, а как мог предприниматель гарантировать прибыль, когда не было никого, кто бы мог тратить деньги? Это был конец эры процветания.
