Компьютер смело можно было назвать живым существом, хотя у него и не было никаких телесных отправлений, если не считать случайных и необъяснимых электрических выбросов. В своей земной жизни он встречался с сэром Исааком Ньютоном. В 1718 году, когда они увиделись впервые, Ньютон был уже признан самым выдающимся ученым Англии. Тихий, скромный человек, вполне удовлетворенный почестями, возданными его достижениям, Ньютон решил утаить свои открытия в области магии от суеверной знати, среди которой он жил. Мир, по его мнению, не сможет правильно воспринять такое знание, пока человечество не достигнет гораздо более высокого уровня научного и нравственного развития. Ньютон хранил свои оккультные познания в тайне, лишь намеком коснувшись их в своем многотомном труде о магии, который писал в последние годы жизни. Но он не видел вреда в откровенных беседах со странным, блестящего ума латышским беженцем, зарабатывавшим себе на жизнь шлифовкой линз для Левенгука.
В свою очередь компьютер посвятил в тайны Ньютона Отто, хотя и не считал их заслуживающими интереса. Компьютер интересовали люди — он находил их более занятными и менее предсказуемыми, нежели субатомные частицы, чьи свойства и конфигурации он изучал раньше. Когда его просили объяснить непоследовательность, алогизм и даже прямые противоречия в его поведении, компьютер отвечал, что он учится быть человеком. Собственная история компьютера — кем он был изготовлен, как попал в Лондон восемнадцатого века, каким ветром его занесло в числе других военных трофеев на Ванир, — хоть и по-своему интересная, к нашему повествованию отношения не имеет.
Взяв компьютер в наставники и почти не показываясь на люди, Отто углубился в постижение вещей необычайных и заумных. У него оказался выдающийся талант к магическому искусству. Компьютер частенько повторял, что Отто превосходит всех известных ему магов, в том числе Альберта Великого, Парацельса и даже Раймунда Луллия, энциклопедически образованного эрудита с Майорки. Больше всего Отто напоминает ему, говорил компьютер, одного землянина по имени доктор Фаустус, великого мага, плохо, впрочем, кончившего, чья история изложена во множестве искаженных версий.
Настоящие маги, как правило, люди в высшей степени практические. По сути дела они не что иное, как биржевые маклеры духа, старающиеся заполучить монополию на самый драгоценный из товаров — на долгожительство. Жизнь лежит в основании любого предприятия, а, стало быть, приобретение ее — самое основательное из занятий. Маг, провидец, шаман или мистик стремится обрести вечную молодость в астральных путешествиях. Длительные упражнения в трансе наделяют его способностью отделять сознание от тела и проецировать свою сущность в другие места и времена. Личность мага способна пережить его телесную оболочку, по крайней мере на время. Сколь долгое — зависит от его власти над теми силами, что он сможет привлечь, взнуздать и направлять. Жизнь — это вопрос энергии и власти.
Современные маги могут обойтись без утомительных ритуалов прошлого, черпая энергию из непосредственных источников, таких, как взрывы атомов или разрывание молекулярных связей. Контролируя эти силы с помощью линий мандалы, маги способны проецировать себя в другой мир и другую реальность.
Путешествие между реальностями есть путь к жизни вечной.
Обо всем об этом говорил Отто своему двадцатилетнему сыну Драмоклу перед полетом в лабораторию на Глиз — самый мелкий из трех спутников Глорма, — взрыв которого, как считалось, разнес в клочья и самого короля.
На самом деле Отто не погиб. Взрыв был им запланирован. Направляя его, оседлав его, слившись с ним, Отто унесся в другое измерение по червоточине в космической пене. Там, куда он прибыл, существовала планета под названием Земля с историей, отличной от истории Земли в реальности Отто. Но в этой реальности не существовало Глорма.
В своей последней беседе Отто поведал Драмоклу и о его судьбе. Юный Драмокл был ошеломлен своим грядущим величием, ибо Отто намеревался сделать бессмертным не только себя, но и сына, чтобы оба они жили в космосе как боги, независимые и не связанные абсолютно ничем. Драмокл согласился с утверждением отца, что знание о судьбе необходимо на время стереть из его памяти. Отто положил себе тридцать лет на завоевание Земли. Драмокл в этот период должен был править Глормом тихо, пассивно и бессознательно. Ему оставалось только ждать, и для его же блага лучше было не знать, чего он ждет.
* * *
— Но теперь, — сказал Отто, — сдернут последний покров. Мы снова вместе дорогой мой сын, и судьба твоя вот-вот сбудется. Приближается последний акт.
— Какой последний акт? — спросил Драмокл.
— Я говорю о тотальной войне, которая начнется вскоре: ты вместе с Руфусом против Джона с Хальдемаром. Так я запланировал, а значит, так тому и быть. Нам нужно грандиозное атомное всесожжение, способное снабдить нас энергией, которая открыла бы червоточину между Землей и Глормом и держала бы ее открытой. Тогда мы сможем путешествовать между реальностями сколько душе угодно, пользуясь своей властью для обретения власти еще большей. Я и ты, Драмокл, и наши друзья — мы будем контролировать доступ к другим измерениям. Мы станем бессмертными и заживем как боги.
— А цена вас не смущает? — спросил Драмокл. — Разрушения будут невообразимыми, особенно на Глорме.
— Да, конечно, — сказал Отто. — И никто не сожалеет об этом больше, чем я. Если бы существовал какой-нибудь другой способ, я непременно прибегнул бы к нему.
— Войну еще можно остановить.
— И тем самым положить конец нашим мечтам, нашему бессмертию, нашей богоравности! Все эти люди так и так умрут через несколько десятилетий. Мы же с тобой можем жить вечно! Твоя судьба, Драмокл, в твоих руках. Решайся. Что ты выбираешь?
Глава 40
Мгновение выбора! Долгие годы ожидания наконец позади. Теперь Драмокл узнал, какова его судьба и какой чудовищный выбор предстоит ему сделать, чтобы она сбылась. Знание подавило его своей тяжестью, требуя принять мучительное решение. Все, бывшие в Военной палате, смотрели на Драмокла, кто затаив дыхание, а кто и не затаив. И каждое мгновение, казалось, тянулось все дольше и дольше, словно время само, замедляя свой ход, ожидало завершения Драмокловых раздумий.
Сорочка пыталась прочесть выражение желтых глаз Драмокла. К чему он склоняется? Испытывает ли он сочувствие к миру смертных, к которому, пусть временно, но все-таки принадлежал? Или же колдовскому красноречию Отто удалось заворожить вообще-то добрую, однако такую переменчивую душу короля?
Губы Драмокла дрогнули, но, хотя окружающие прислушивались очень напряженно, никто не услыхал ни слова — ничего, кроме слабого выдоха, который, несмотря на очевидное отсутствие в нем смысла, каждый принялся толковать по-своему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
