— Давай вместе! — Хагар вдруг как-то странно затрясся и, к удивлению Фирдуна, остатки верёвок, связывавшие тело торговца, упали, как будто лопнули, и тот вскочил в седло. Фирдун последовал его примеру, но не успел даже подхватить узду Сансаха, когда кайогский жеребец прямо с места кинулся в галоп, а торговец, как будто его недавнее пленение было всего лишь сном, уже скакал на своей караковой лошадке далеко впереди. Теперь они точно приближались к краю бури. Ветер, бивший в спину, когда они оставляли Гребень, и понуждавший двигаться вперёд, стих, а ливень превратился просто в осенний дождик. Хагар, казалось, знал, куда направлялся, и Фирдун пока удовольствовался тем, что дозволил купцу поруководить.
Он всё еще продолжал спор с самим собой, надо ли ему посылать мысленное сообщение в Гнездо, когда торговец остановил коня, явно поджидая Фирдуна. Дождь стал простой моросью.
Но Фирдун пристально рассматривал человека, одетого теперь только в колючки и вывалянную в грязи одежду торговца из Пустыни. Будто помогая расследованию, незнакомец сбросил с головы обшитую кожей шляпу.
— Ты не Хагар!
В лице, повёрнутом к юноше, не было ни малейшего сходства с тощим и смуглым торговцем. Это был… Фирдун знал Силу в её человеческом воплощении. Он разделял дом с адептом, с которым у него не было ничего общего, кроме цели. В его собственных жилах только отчасти текла кровь человека.
Подобное признает подобное — вот только сравнивать собственный дар с Силой своего недавнего товарища по плену ему и в голову не пришло. Как все Древние, странник не выказывал никаких признаков возраста, и теперь выглядел как человек в расцвете сил, но вот глаза…
Вымазанные глиной пальцы Фирдуна поднялись в воздух, когда он чертил знакомый с самого детства знак.
Слабые следы символа повисли в воздухе и взметнулись вверх, исчезая во вспышке голубого света.
Странник улыбнулся улыбкой учителя, благосклонного к ученику.
— Нет, я не Хагар, хотя и принял на время его облик, так же, как и ты позаимствовал на время одежду кайога, ибо так никем не узнанный, я мог пробраться по неспокойному краю. И если бы не взрыв дикой магии, — тут он нахмурился, — древнейшей из Сил, пронёсшейся над нами, мне бы не пришлось оказаться в плену, да ещё в таком положении.
— Откуда пришла эта Сила? От Тьмы? — спросил Фирдун. Наверное, незнакомец, самый великий человек из всех, кого он прежде видел, мог дать ответ.
— Ни от Света, ни от Тьмы. Просто Сила, ни на мгновение не подчинившаяся тому, что хотело управлять ею. А что до того, откуда она, то этого и я не ведаю. Помимо прочего, её вызвало то, что было совсем рядом с нами. Всех, кто обладал даром и открылся для мысленного общения, должно быть, сразу же разнесло в клочки!
— Гарт-Хауэлл?
— Ах, да, Гарт-Хауэлл. Нет, сегодня там никого не удалось поджарить, хоть и нашлись новые таланты, желающие играть на стороне Тени и платить кровавые жертвы за знание. Ты — Фирдун, отпрыск племени Грифона, я же известен под многими именами. Когда мы встречаемся, твой отец зовёт меня Нивор. К нему-то мы и должны теперь поспешить, ибо тому, что имело место при нашем знакомстве, предстоит ещё сбыться.
Лошадь странника пошла ровным кентером, а потом и поскакала галопом с такой стремительностью, что кайогский жеребец со всей своей хвалёной силой, казалось, наконец-то нашёл вполне достойного соперника.
И они тут же повернули к Гнезду. Уже стало темнеть, когда они поднялись на покатый всход, который и вывел их к первому двору Кар-Гарудийна, где их ждали. Господин Керован, правитель Грифонии, первым подошёл помочь Нивору спешиться, исполняя закон вежливого гостеприимства. За ним стояла госпожа Джойсана с гостевой чашей, а Эйдрит несла поднос с хлебом, солью и горстью ягод, в знак родственного визита.
Фирдун спешился под укоризненным взором Гьюрета, командующего конницей, и взор этот упрекал юношу за состояние скакуна.
Они так беспокоились за Нивора, что не задавали вопросов, и Фирдун этим был вполне доволен. Он прошёл в собственную комнату и мылся некоторое время в бассейне, в воде, настоянной на душистых травах, потом переоделся. Но мысли его были заняты более, чем его руки.
Он преисполнился благодарности, видя Гнездо, где не было никакой дикой магии. С такой концентрацией дара внутри стен она могла породить серьёзные разрушения. Он никому не сообщил о собственных планах наблюдения за Гарт-Хауэллом, появившихся после того как он узнал от кайогских табунщиков, что какие-то отряды выехали из этого подозрительного логова, в общем, направляясь к его собственному дому.
Так что, если б случилась беда, то она случилась бы из-за его собственной нерадивости. Он остановился, приводя в порядок волосы, и посмотрел в зеркало, но то, что он видел, было не его собственным отражением, а скорее отражением другой сцены, произошедшей давным-давно, сцены, сделавшей его непохожим на других, за что он должен теперь расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
Он очень ясно видел маленького мальчика, поссорившегося с девушкой Эйдрит, решившей по дерзости своей его учить. А ещё он видел дверь, оплетённую шток-розой и вьюнком, расположенными и заклятыми таким образом, чтобы защитить рождение. И это были его руки, снявшие прочь предусмотрительную защиту, он хотел досадить только Эйдрит, а в действительности открыл дверь Злу, поселившемуся там на долгие годы, злу, которое повергло Джервона в безумие, заставило Эйдрит уйти за море, а его отцу угрожало смертью.
Нерадив и неразумен он оказался, и, может быть, это все ещё вредит ему, как бешеная скачка в этот день, чтобы выследить врага, сил которого никто из них не знал. Говорили, что Грифония обороняла Арвон от грядущего Зла. Он же был пришелец, он не мог слиться с ними. Любая Сила, вызванная им, была бы только его собственной. А теперь ещё и дикая магия. А если это только первая из бурь, разрушающих Свет и привносящих в него хаос?
Все собрались в большом зале, и Керован с поклоном указал Нивору на кресло господина в середине. Фирдун смотрел на лица, оказавшиеся перед ним. Тут были все: и Керован, и госпожа Джойсана, оба наделённые сильным даром, а Керован, к тому же, и странным наследством. А ещё — Алон, врождённый адепт, некогда обучавшийся у последнего из Древних адептов, Хилариона из Эскора. Рядом — его жена Эйдрит, Колдунья песни, а немного позади — её мать Элис, тоже от крови Колдуний, а позже женщина-воительница, пробудившая собственный дар; и Джервон, воитель, тот, кто добивался её и выиграл состязание. Потом — Гиана, лунная дева, и дар её развился и усилился уже в процессе обучения; и, последний из всех, Тревор, пока только дитя, но все вокруг уже уверены, что он средоточие всего, что могло быть вызвано — острие копья, поднятого в битве за Свет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
