— Что ты имеешь в виду?
— Во–первых, надо заставить их поверить, что меня действительно вывели из игры. Поэтому я должен попасть в аэропорт бездыханным, на носилках в санитарной машине, но без участия здешних врачей. Во–вторых, надо оставить тут слушок, что Хасана ты прихватил с собой. Если этот слух дойдет до Пэнки, а дойти должен, старик будет сильно встревожен. Вообразит, что ты собираешь против него улики, станет осмотрительнее и, может быть, сговорчивее.
— Или наоборот, — возразил Цезарь.
— Во всяком случае, сильно призадумается, прежде чем предпринять что‑нибудь еще. А когда узнает, что я жив и здоров… — Стив сделал многозначительную паузу.
— Его, по–твоему, хватит паралич, — хмуро докончил Цезарь.
— На столь благоприятный вариант не рассчитываю, — отпарировал Стив, — но полетят головы тех, кому он поручил эту операцию.
— Если он поручил.
— Неужели сомневаешься?
— Но ведь все это только предположения, Стив.
— Нет, я убежден, что не ошибаюсь. Нити потянутся к нему. Слишком ловко задумано и оперативно проведено. Почерк специалиста…
Цезарь вздохнул, но промолчал.
Возвратился Тео и лаконично доложил: Хасан покинул гостиницу через черный выход у кухни, добрался до базара оливок в трех кварталах отсюда, переговорил с пожилым марокканцем — шофером небольшого автофургона, загруженного пустыми бочками из‑под оливок. Шофер, видимо, согласился довезти его, но посадил не рядом с собой, а в фургон, который запер снаружи на висячий замок. После этого сразу отъехал. Тео последовал за ним на такси и убедился, что фургон выехал за город и свернул на шоссе, ведущее на юг, в сторону Марракеша.
— Ну вот, пока я прав, — резюмировал Стив, — и выиграл бы пари, если бы ты решился принять его.
— И пошлешь ему в Марракеш обещанные двести долларов? — поинтересовался Цезарь.
— Разумеется. А ты оплатишь эти расходы.
— Но зачем?
— Считай, что я начал подбирать помощников для реализации нашей новой программы.
Цезарь внимательно посмотрел на Стива, усмехнулся, но ничего не сказал.
Вечером они были уже в Тегеране…
В аэропорт Касабланки Стива доставили в военном санитарном фургоне. Появление возле “Нуайо” ослепительно–белой санитарной машины с эмблемой королевских ВВС Марокко стало сенсацией квартала и сразу собрало группу зевак. А когда Стива, прикрытого белой простыней, выносили из отеля на носилках, узкая уличка была уже запружена толпой любопытных. Тео с плетеной корзинкой в руке, замыкавший корте ж, слышал, как в толпе говорили о кобре, укусившей американца в саду отеля, и о молодом парне — заклинателе змей, который упустил кобру и сбежал.
В самолет Стива тоже погрузили на носилках, а неподвижность простыни, прикрывавшей его длинную фигуру, и мрачные лица сопровождавших должны были убедить тех, кто мог наблюдать за отлетом, что из Касабланки увозят труп. Перед стартом четверо солдат с базы ВВС принесли к самолету большую плетеную корзину. Там находилось два десятка бутылок шампанского, но корзина была такого размера, что в ней мог бы уместиться и человек. Суонг руководил погрузкой корзины в самолет и обставил дело так, что погрузка превратилась в маленький спектакль и привлекла внимание многих, кто находился в это время невдалеке от “боинга”.
Стив поднялся с носилок после взлета, когда “боинг” уже набрал высоту. С интересом выслушав сообщения Тео и Суонга, он объявил, что мадам Лежан просто душка и что операция “Укус кобры” прошла успешно.
Когда они остались вдвоем с Цезарем в его салоне–кабинете, Стив сказал:
— Если не возражаешь, я попробую теперь нарисовать прогноз на ближайшие дни.
— Попробуй, — довольно равнодушно отозвался Цезарь.
— Сенсацией завтрашних утренних газет в Касабланке и Рабате станут сообщения о смерти богатого американца, укушенного коброй, л об исчезновении “заклинателя змей”, которого начнет разыскивать полиция…
Стив сделал многозначительную паузу.
— Ну и что дальше? — поинтересовался Цезарь, не глядя па него.
— Дальше возможно следующее… Кто‑нибудь из местных журналистов наверняка наблюдал наш отлет и видел, как грузили корзину с шампанским. Он подольет масла в огонь, раструбив, что “заклинателя змей” американцы захватили с собой в большой плетеной корзине. Полицейские обратятся на базу ВВС. Военные поднимут их на смех и заявят, что в корзине было шампанское, подаренное комендантом базы капитану “боинга”. В полиции, разумеется, не поверят. Шум в местных газетах будет продолжаться с неделю, пока не появится какая‑нибудь новая сенсация… Как ты это находишь?.. — Стив замолчал и вопросительно посмотрел на Цезаря.
— Ты хочешь сказать, — лениво протянул тот, — что газетная болтовня окончательно убедит наших оппонентов, что их замысел удался.
— Хочу сказать, — жестко отчеканил Стив, — что Пэнки поверит на какое‑то время, что ему удалось избавиться от меня или, если угодно, избавить тебя от меня…
— Пэнки, Пэнки, — вздохнул Цезарь, — дался он тебе… Повторяю, я не убежден, что инициатором операции “Кобра” был он.
— Тогда кто?
— Не знаю…
— Плохо, что мы не успели проверить этого типа из отеля, который справлялся о тебе, Цезарь.
— Суонг успел кое‑что разузнать: он выехал из отеля утром, когда я был в банке, то есть еще до появления Хасана с его приятелем.
— А как его звали?
— Рунге — коммерсант из Роттердама.
— Тоже немец?
— Вероятно.
— Может, кто‑нибудь из твоей “империи”?
— Не знаю… Фамилия мне неизвестна…
— Кто‑нибудь из агентов Пэнки?
Цезарь презрительно усмехнулся:
— Осторожнее, Стив… По–моему, у тебя начинается мания преследования.
Снова недовольные друг другом, они на том прервали разговор…
Только в Тегеране, в огромном холле отеля “Хилтон”, перед тем как разойтись по номерам, Цезарь вдруг взял Стива под руку и, покусывая губы, тихо сказал:
— Извини, дружище. Вероятно, ты все‑таки прав… Прямых улик мы, конечно, не имеем, но твои подозрения о причастности Пэнки небезосновательны…
— Возникло что‑нибудь новое? — поинтересовался Стив.
— Нет… Пока нет… Просто во время полета я мысленно еще раз восстановил весь наш с ним последний разговор. Я, вероятно, недооценил кое‑что из сказанного им. А была и прямая угроза… Если не уступлю…
— Угроза мне… или тебе?
— Мне, но… через тебя.
— Ты помнишь его слова?
— Да, в общем, да… — Цезарь вздохнул.
— И можешь повторить их мне?
— Ну разумеется… Это было перед самым его отлетом. Он уже ступил на трап. Мы говорили о Линстере, о возможностях УЛАКов… Он вдруг сказал: “Линстер — бесценный капитал, в отличие от твоего Роулинга–Эспинозы, хоть он и спас тебе жизнь… Но что такое жизнь каждого из нас — твоя, моя, я уже не говорю о Роулинге — в той машине, которая создана нами. Мы все — лишь винтики. Теперь машина будет продолжать раскручиваться сама, если любой из нас или даже все мы уйдем… Выбыл из дела твой отец, а что изменилось? Так же будет и дальше. А с Роулингом совсем просто. Гораздо проще, чем ты воображаешь. Поэтому не тяни, Цезарь. Это может стать очень опасным…” И, вдруг резко изменив тему, он снова вернулся к Линстеру, УЛАКам, подготовке пилотов и еще каким‑то делам бразильского полигона…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
