Вы спросите: чем объяснить парадоксальное отношение к нам окружающего мира – чем больше мы отступаем, тем с большей враждебностью сталкиваемся?»
Пик признания и уважения к Израилю пришелся на тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год. С того момента, как мы начали отступать, неприязнь, враждебность и презрение к нам только усиливаются – как на Западе, так и среди арабов. Что касается европейцев, то, с точки зрения христианской доктрины, Израиль это помеха, так как после заключения Нового Завета евреи утратили свою избранность и право возвращения на Землю обетованную. Сегодняшний западный мир далеко ушел от христианства, но при этом христианский антисемитизм переплавился в антисемитизм светский. Здесь все закономерно.
«Еврейский путь представляется мне, – пишет ректор Еврейского университета в г. Москве А. Милитарев, – уникальным… но речь идет о “степени уникальности”. – И продолжает: – Создав на заре своей истории некий уникальный комплекс мифов – или один комплексный миф, – евреи… делали все, чтобы воплотить его в жизнь… Уникальная роль еврейства в человеческой цивилизации представляет собой серьезный вызов исторической науке».
Но на этом автор не останавливается: «…критика израильской политики… основана… на подсознательном идеалистическом подходе к еврейскому государству: от него ожидается та степень справедливости и гуманности, которая никак не ожидается не только от его противников, но и от других цивилизованных современных государств… Израиль и евреи не должны вести себя так, как вели, ведут или повели бы себя другие страны и народы в аналогичной ситуации: непримиримо отстаивая свои интересы, пользуясь правом сильного и находя всему этому массу благозвучных оправданий…»
* * *
В одном из рассказов Андрей Платонов описал еврейского мальчика, пережившего страшный погром. Этот мальчик в ужасе и смятении обратился к своему русскому соседу с вопросом: «Может быть, евреи действительно такие плохие люди, как о них говорят?» И получил ответ: «Не надо думать глупость».
Читатель, конечно же, помнит, как мы в первой части нашей книги говорили о теории Арнольда Дж. Тойнби, который считал, что древние евреи являлись частью сирийской цивилизации. Со временем эта цивилизация потеряла свое творческое начало, была сметена другими культурами и исчезла. Евреи сохранились в крушении своей цивилизации, но их выживание оказалось неполноценным. Тойнби даже подобрал для этого феномена название, заимствованное из палеонтологии, – окаменелость, т. е. их существование с трудом можно счесть жизнью. Политолог Эли Кедури, член Британской академии наук, в работе «Кто еврей?» отслеживает эволюцию взглядов Тойнби по данному вопросу.
Рассуждения Тойнби по поводу окаменелости очевидным образом повторяют, только в терминах современной науки, древнее обвинение христианских теологов, состоящее в том, что евреи, которые видели свет и отвергли его, были, в свою очередь, отвергнуты Богом – и обречены жить бездомными изгоями, причем их непрекращающееся жалкое бытие служит доказательством и свидетельством Божественной правды христианской религии.
Жан-Поль Сартр в 1946 г. (по следам Катастрофы и режима Виши – после тех лет, когда французские евреи были исключены из жизни общества, а французская полиция охотилась за своими и иностранными евреями и отправляла их в лагеря смерти) опубликовал эссе «Размышление о еврейском вопросе». По Сартру, в новое время и даже раньше, с разрушения древней еврейской государственности, еврейская община утратила какое бы то ни было историческое своеобразие – и национальное, и религиозное. Еврейская община, говорит Сартр, наименее историчное из обществ, ибо ее единственное наследие – память о длительных мучениях, «иначе говоря, длительной пассивности». Евреев объединяет не их религия, не их прошлое и не их земля, а, скорее, только общая участь.
Эта «общая участь», как она видится Сартру, есть «враждебное презрение» остальной части общества. Сам по себе еврей – ничто, он еврей потому, что окружающие считают его таковым.
Что сближает обе позиции – Тойнби и Сартра, так это полное отрицание еврейской истории с момента разрушения Второго Храма и триумфальной победы христианства.
Путь избавления еврея и евреев от «бремени еврейства» заключается в том, чтобы осознать подлинный смысл последних столетий и исчезнуть как общность и как личность, свободно избрав и приняв новую, совершенно нееврейскую самоидентификацию. Это решение предложено Артуром Кестлером тем евреям, которые продолжают жить в диаспоре после образования Государства Израиль.
Однако мы подошли к тому, из-за чего я напомнил читателю о Тойнби. В кратком изложении своей «Истории», которое вышло в 1972 г., Тойнби делает сальто. Он, который в течение двадцати лет утверждал, что живущие ныне евреи – окаменелость, ископаемые свидетельства древней цивилизации, теперь приветствует их как посланцев будущего, что необъяснимо в рамках предложенной им концепции. Причину столь неожиданного заявления следует искать в другой доктрине Тойнби, в соответствии с которой в мире современных связей и экономических систем наилучшей формой социальной и экономической организации являются группы людей, рассредоточенные на больших территориях, но объединенные языком и культурой, иначе говоря, – диаспора. А так как после разрушения Второго храма евреи превратились в народ диаспоры в чистом виде и дожили в этом состоянии до настоящего времени, то они служат образцом и моделью для будущего. У престарелого Тойнби (он умер в 1975 г.) были основания поразиться собственному открытию. Значение еврейской диаспоры заключается в том, что группа, лишенная политической власти и собственной территории, сохранила свою общность в течение двух тысячелетий, под разными политическими режимами, среди различных культур и цивилизаций, разбросанная по многим странам и континентам, в условиях жестких ограничений и порой кровопролитных преследований.
Система общин, составляющая диаспору, сумела наладить отношения и плодотворно взаимодействовать с огромным разнообразием культур и обществ, внутри которых евреям приходилось жить.
Здесь проявилось их отличие от народов, исповедующих ислам. Когда мусульмане стали влиятельной силой в мире, они начали контактировать с более сложными и развитыми цивилизациями: византийской, сасанидской, индийской – и довольно быстро впитали те черты, которые можно было у них позаимствовать. Но для мусульман этот первый взрыв интеллектуального заимствования оказался и последним. Исламской цивилизации как религиозной общности и как определенному стилю жизни оказалось не под силу приспособиться к сосуществованию с современными цивилизациями и понять управляющие ими законы. И сейчас культура стран ислама, арабских в особенности, производит грустное впечатление, поскольку опирается на политические, социальные и экономические стандарты древности и обречена на бесплодную конфронтацию со значительно лучше адаптированными к действительности концепциями современного мира.
Однако в том, что касается арабов, нам предстоят еще долгие размышления. А что до остального мира – так после открытия Тойнби можно предположить, что замечательная ненависть к евреям есть не что иное, как страх перед собственной окаменелостью в недалеком будущем.
Но мы несколько отвлеклись от течения исторических событий, которые на этот раз будут носить очередное собственное имя «Интифада Аль-Акса».
40. Интифада «Аль-Акса»
И опять очевидный самообман – вернее, аберрация памяти. Так же, как с названиями войн: еще одно название войны, еще одно название интифады. А ведь нет ни новой войны, ни новой интифады. Продолжается одна и та же война (она же интифада), которая не прекращалась ни на сутки, ни на час, ни на минуту. Что же было на самом деле?
В обычный будний день (в скобках заметим, даже в четверг, а не в пятницу – святую для арабов), 28 сентября 2000 г., Ариэль Шарон с приближенными поднялся на Храмовую гору. Храмовая гора – самое святое для евреев место, которое, кстати, находится на израильской территории. Для удовлетворения арабской прихоти оно запрещено для посещения религиозным евреям. Молиться на Храмовой горе имеют право только арабы, которые все время только и делают, что уничтожают здесь следы тысячелетнего еврейского присутствия. Более того, арабы Храмовую гору объявили своим святым местом, хотя читатель знает, что они на это не имеют никаких оснований. Таким же образом евреи могли бы объявить, скажем, Мекку своим святым городом и грозить священной войной каждому мусульманину, который собирается совершить в этот город хадж. Хотя Шарон и не молился на Храмовой горе, арабы сочли его поступок великим кощунством – и назавтра в Старом городе вспыхнули волнения, мгновенно распространившиеся на весь Израиль.
