— Проклятье! — бросает Пол взгляд на бумаги на письменном столе.
— Уже переманивают персонал у других агентств. Набирают бывших полицейских из антикварного отдела. — В ее голосе слышится скрытый вопрос. — Любого с опытом работы детектива.
— Ну, по крайней мере, ко мне они не обращались.
Джейн снова замолкает. Интересно, поверила ли она ему?
— Пол, мы должны выиграть это дело. Надо показать, что мы лучшие из лучших. И именно к нам следует обращаться по вопросам розыска и возвращения пропавших ценностей.
— Я все понял, — говорит Пол.
— Вот и хорошо, — после очередной затянувшейся паузы небрежно бросает она и переходит к пустой болтовне о прошедшем уик-энде, о поездке к родителям, о свадьбе, на которую ее пригласили в Девоне.
Она очень долго мусолит тему свадьбы, и у него закрадывается подозрение, что она просто хочет набраться смелости пригласить его, тогда он резко меняет тему. Наконец она кладет трубку.
Пол включает музыку на полную громкость, чтобы заглушить жужжание транспорта за окном. Вообще-то, ему всегда нравился оживленный уличный гул, кипучая жизнь Вест-Энда, но с течением времени до него стало доходить, что если он не в том настроении, то шум большого города только усиливает непременную меланхолию воскресного вечера. Пол выключает громкость. Он понимает, почему ему грустно, но не хочет этого признавать. — Бессмысленно думать о том, чего не можешь изменить.
Он только-только заканчивает мыть голову, когда в Дверь кто-то звонит. Тихо выругавшись, Пол тянется за полотенцем и вытирает лицо. Он мог бы запросто спуститься вниз с полотенцем на бедрах, но у него есть нехорошее подозрение, что это Джейн. Крайне нежелательно, чтобы она восприняла это как приглашение.
Надев футболку прямо на мокрое тело, он на ходу прокручивает в голове варианты извинений.
«Прости, Джейн, но я как раз собирался уходить».
«Да-да. Обсудим это на работе. Надо собрать совещание, чтобы все приняли участие».
«Джейн, я действительно считаю, что ты супер! Но идея не слишком хорошая. Мне очень жаль».
Когда он открывает дверь, именно последняя фраза, как самая удачная, почти срывается у него с языка.
На тротуаре перед домом стоит Лив Халстон с дорожной сумкой в руках. Ночное небо над ее головой расцвечено праздничной иллюминацией. Она роняет вещи к ногам и поворачивает к нему очень бледное, серьезное лицо с таким видом, будто собиралась что-то сказать, но забыла что.
— Слушания по делу начинаются завтра, — увидев, что она упорно молчит, произносит он, не в силах оторвать от нее глаз.
— Я знаю.
— По идее, мы с тобой не должны общаться.
— Не должны.
— У нас у обоих могут быть большие проблемы.
Пол стоит перед дверью собственного дома и ждет. Ее лицо, в обрамлении поднятого воротника плотного черного пальто, выдает крайнее напряжение, глаза лихорадочно блестят, словно в ее душе идет тяжелая внутренняя борьба, о которой он не должен знать. Он начинает извиняться, но она его опережает:
— Послушай, я понимаю, что все это глупо, но давай на время забудем о деле. Хотя бы на один вечер, — неуверенно произносит она. — Давай станем просто обычными людьми.
В ее голосе есть нечто такое, что задевает его за живое. Пол Маккаферти собирается что-то сказать, но передумывает. Он молча поднимает ее сумку и заносит в прихожую. И, отрезав им обоим путь к отступлению, притягивает ее к себе, обнимает обеими руками и неожиданно осознает, что весь остальной мир перестает для него существовать.
— Эй, соня-засоня!
Она медленно садится, потихоньку начиная понимать, где находится. Пол наливает кружку кофе и протягивает ей. Он выглядит на удивление свежим. На часах 6.32.
— А еще я приготовил тебе тосты. Я тут подумал, что, может быть, ты захочешь заскочить домой до…
«До…»
Начала слушаний. У нее уходит секунда на то, чтобы переварить информацию. Он ждет, пока она не протрет глаза, наклоняется и нежно целует ее. Она машинально отмечает, что он уже успел почистить зубы, и вспоминает, что она еще нет.
— Я только не знал, что ты намазываешь на тост. Думаю, джем подойдет, — берет он с подноса тост. — Джейк любит именно так. Содержание сахара девяносто восемь процентов. Или типа того.
— Спасибо, — говорит она, прищурившись на тарелку у себя на колене. Она уж и забыла, когда в последний раз ей приносили кофе в постель.
Они пристально смотрят друг на друга. Ну и ну, думает она, вспоминая предыдущую ночь. И все, больше она ни о чем не в состоянии думать. Пол, словно читая ее мысли, улыбается одними глазами.
— Ты не хочешь… обратно в постель? — спрашивает она.
Тогда он ложится рядом, его ноги, теплые и сильные, переплетаются с ее. Она слегка приподнимается, чтобы он мог обнять ее за плечи, а затем льнет к нему, наслаждаясь близостью его крепкого тела. И пахнет от него чем-то сонно-сладким. Ей хочется просто лежать, уткнувшись ему в грудь, вдыхать запах его кожи, вбирать его в себя, пока не заболят легкие. И Лив внезапно вспоминает о мальчике, с которым встречалась еще подростком. Она тогда была влюблена по уши, но, когда они наконец поцеловались, ее неприятно удивило, что от его кожи, волос, от него самого пахло как-то не так. Словно химический состав его тела имел специфическое свойство отпугивать ее. А аромат кожи Пола, совсем как запах хороших духов, она может вдыхать бесконечно.
— Ты в порядке?
— И даже лучше, — отвечает она, делая глоток кофе.
— Я снова полюбил воскресные вечера. И с чего бы это?
— Все потому, что воскресные вечера явно недооценивают.
— Так же как и нежданных гостей. А я было подумал, что ты свидетель Иеговы. Хотя если бы вся женская половина свидетелей Иеговы вытворяли то же, что и ты прошлой ночью, они, несомненно, встречали бы более радушный прием.
— Тебе стоит им это посоветовать.
— Что я непременно и сделаю.
А потом они в уютной тишине молча едят тосты, прислушиваясь к урчанию мотора мусоровоза и приглушенному стуку переворачиваемых мусорных баков.
— Лив, я скучал по тебе, — говорит он.
Она склоняет голову и еще крепче прижимается к нему. На улице кто-то громко беседует по-итальянски. У нее приятно болит все тело, словно она, сама того не зная, долго находилась в состоянии напряжения, от которого наконец избавилась. Она сама себе удивляется. Интересно, что сказала бы сейчас Мо? Хотя Лив и так знает ответ.
А затем тишину нарушает голос Пола.
— Лив… боюсь, это дело тебя разорит, — говорит он и, увидев, что она сидит, уставившись на кружку с кофе, тихо повторяет: — Лив…
— Не желаю говорить об этом деле.
— Но я и не собираюсь обсуждать… подробности. Просто хочу сказать, что беспокоюсь за тебя.
— Не стоит, — вымученно улыбается она. — Ведь ты еще не выиграл.
— Но даже если дело выиграешь ты, это колоссальные судебные издержки. Я уже несколько раз участвовал в подобных процессах и представляю, во что они обходятся. — Пол ставит кружку, берет ее за руку. — Послушай, на прошлой неделе у меня состоялась приватная беседа с семьей Лефевр. Джейн, наш второй директор, об этом даже не знает. Я вкратце обрисовал им твою ситуацию, рассказал, как тебе дорога картина и как тяжело с ней расставаться. И заставил их согласиться на достойную компенсацию. Цифра вполне серьезная, шестизначная. Это покроет судебные издержки, и кое-что останется.
Лив смотрит на свои руки, покоящиеся в его широких ладонях. И хорошее настроение в одночасье испаряется.
— Ты что, хочешь… уговорить меня пойти на попятную?
— Но вовсе не потому, почему ты думаешь.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Я нашел доказательства. — Он смотрит не на нее, а прямо перед собой.
— Во Франции? — холодея, спрашивает она.
Он упрямо сжимает губы, словно не знает, как много имеет право сказать.
— Я нашел старую газетную статью, написанную американской журналисткой, которой принадлежала твоя картина. В статье она рассказывает, как получала картину на складе краденых произведений искусства неподалеку от Дахау.
— И что?
— А то, что все эти работы были крадеными. И с нашей стороны это веский довод в пользу того, что картина незаконно поступила в собственность немецких оккупантов.
— Но это всего лишь предположение.
— Но оно ставит под сомнение легальность владения картиной всех ее последующих хозяев.
— Это ты так считаешь.
— Лив, я хорошо знаю свое дело. Мы уже на полпути. И если имеются дополнительные доказательства, можешь не сомневаться, я обязательно их найду.
Она чувствует, что начинает каменеть.
— Мне кажется, ключевое слово здесь «если», — выдергивает она руку.
Пол резко поворачивается и смотрит ей в глаза:
— Ну, хорошо. Я только одного понять не могу. Ладно, отбросим в сторону высокие слова относительно того, что нравственно, а что безнравственно. Нет, я не могу понять, почему такая умная женщина, как ты, цепляется за картину, которая досталась ей почти даром, и не соглашается отдать ее за кучу денег. За хренову кучу денег, гораздо больше, чем она за нее заплатила.
