— Простите, синьорина? — не понял Конте. — За что?
— Ну, за то, что вы подвезли меня до Дамограна, — объяснила она, вновь устраиваясь на диване. — Это было очень мило с вашей стороны.
— Не стоит благодарности, — вежливо ответил он. — Вы уже сполна отблагодарили меня и весь экипаж одним своим присутствием на корабле. Это заметно скрасило наши серые будни.
Улыбка Виктории из приветливой сделалась чуточку лукавой:
— Держу пари, иногда вам казалось, что я их чересчур скрашиваю. Временами, особенно на первых порах, вы вообще жалели, что взяли меня на корабль.
— Ладно, — отозвалась Ева. — Вы тут развлекайте друг друга, а я побежала на кухню помогать маме. Скоро придут остальные гости, пора уже накрывать стол.
Конте провёл её долгим взглядом, пока она не скрылась за дверью, затем снова повернулся к Виктории.
— Вы поселились у Евы? — спросил он, усевшись в соседнее кресло.
— Да. Мы с вами по-прежнему будем часто видеться.
В её голосе явственно прозвучали кокетливые нотки, и Конте уже в который раз задумался о том магическом действии, которое оказывает на мужчин женская красота, особенно такая утончённая, как у Виктории. Как и все члены экипажа, он тоже не остался равнодушен к ней, и если бы она остановила свой выбор на нём, а не на Мишеле Тьерри, у него вряд ли хватило бы сил противостоять её чарам. И это при том, что он вовсе не был влюблён в неё, да и вообще не питал к ней каких-либо глубоких чувств. Она просто вызывала в нём желание — банальное и естественное желание, целиком и полностью продиктованное инстинктами.
«Всё-таки мы, мужчины, похотливые животные, — размышлял Конте. — Нам следует брать пример с женщин — с их требовательностью, с их разборчивостью, с их глубиной чувств. Если бы в этом отношении мы были похожи на них, мир был бы гораздо лучше… Хотя нет — тогда бы человеческий род прекратил своё существование. А если бы, не дай Бог, женщины реагировали на мужчин так же, как мы на них, то у человечества, всецело поглощённого сексом, не оставалось бы ни сил, ни времени, ни желания развивать цивилизацию…»
Виктория проницательно смотрела на него, словно читая все его мысли. Наконец она произнесла:
— Извините, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, коммодор, но мне кажется, что в последнее время вы слишком озабочены.
— Чем?
— Мной. С некоторых пор вас неотступно преследует желание завалить меня в постель. Только не говорите, что я ошибаюсь.
Конте почувствовал, как на его лицо набегает краска. Справившись с секундным замешательством, он спросил:
— Вы считаете, что это плохо?
— Вовсе нет. Само по себе это нормально. У каждого взрослого гетеросексуального мужчины моя внешность вызывает вполне однозначную реакцию, и я давно к этому привыкла. Однако в вашем случае присутствует один момент, который мне очень не нравится.
— Какой же?
— Вы хотите меня назло Еве. Вроде как для того, чтобы отомстить ей за её холодность и безразличие. Вы смотрите на меня как на запасную утешительницу — а я не привыкла выступать в таком амплуа. Это сильно уязвляет моё самолюбие.
По своему обыкновению, Конте не стал сходу возражать, а сначала хорошенько обдумал слова Виктории. И честно вынужден был признать, что она не так уж далека от истины. А вернее — попала в самую точку.
— Я должен попросить у вас прощения, — сказал он. — Вы совершенно правы. Сам я не догадывался об этом, пока вы не открыли мне глаза.
Она кивнула:
— Порой наше подсознание выкидывает и не такие штучки. Например, вы искренне убеждены, что Ева недолюбливает вас, и наотрез отказываетесь замечать очевидное — а именно, что она только притворяется, притом очень неумело. Чтобы понять это, не нужно обладать какой-то особой проницательностью, достаточно быть лишь самую малость наблюдательным. Однако вы предпочитаете оставаться слепым.
Конте внимательно поглядел на неё:
— Зачем вы об этом говорите?
— Да затем, что Ева моя подруга, и мне надоело смотреть, как она мается. Ваше с ней поведение недостойно взрослых, здравомыслящих людей.
— А если так надо? — спросил он. — Если иначе нельзя? Между мной и Евой всё равно ничего быть не может — и вовсе не потому, что я старше её на пятнадцать лет. Есть причины и посерьёзнее.
— Да, знаю. Но, по-моему, всё это глупости. Ева только по крови принадлежит к Семье Трапани, а по воспитанию она одна из вас. Она выросла в офицерской среде, здесь сформировалась как личность; её взгляды, система ценностей, убеждения полностью чужды жизненному укладу сицилианских Семей. Она даже разделяет ваше презрительное отношение к ним. Настоящая семья для неё — это вы, ваш Корпус.
Конте с трудом удержался от горького вздоха.
— К сожалению, это ничего не меняет, синьорина. Совсем ничего. Для наших Ева всё равно остаётся внучатой племянницей дона Трапани. И будет оставаться ею всегда.
— А вы, стало быть, не собираетесь портить себе карьеру?
— Вот именно, — сухо ответил он. — Можете считать меня чёрствым и бездушным солдафоном, но без жены я смогу прожить, а без флота — нет.
— Нет, вы не чёрствый, — мягко произнесла Виктория. — И не бездушный. И уж тем более не солдафон. Просто вы одержимы своей работой.
Дальнейшему разговору помешал приход нескольких офицеров, которых адмирал также пригласил к себе на ужин. Среди них были начальник штаба эскадры, коммодор Валенти, и капитан Романо, шеф местного отделения Службы Безопасности. Когда Конте обменялся любезностями со всеми новоприбывшими гостями, Романо, улучив момент, отвёл его в сторону и спросил:
— Вы разговаривали недавно с адмиралом, коммодор?
— После представления в штабе, нет. А что случилось?
— Несколько часов назад, анализируя полученные от вас материалы, мы открыли кое-что любопытное, даже интригующее. Я сразу передал эту информацию адмиралу, а он приказал произвести повторную проверку, после чего доложить обо всём вам.
— Да, — сказал Конте, — я слушаю вас.
— Только не здесь, коммодор. Лучше пройдём в библиотеку, это рядом. Там нам никто не помешает.
Они так и сделали. Закрыв дверь и включив звукоизоляцию, капитан Романо подошёл к столу, где располагался компьютерный терминал, и вставил в считывающее устройство пластиковую карточку.
— Нам удалось идентифицировать фотоснимки и отпечатки пальцев трупа, найденного старшим лейтенантом Костелло, — сообщил он, однако в голосе его не слышалось удовлетворения проделанной работой; скорее он был озадачен.
Помимо тона, каким это было сказано, Конте также насторожила сама формулировка капитана — слишком сдержанная и обтекаемая. Обычно в таких случаях говорят «опознать труп» или «установить личность», а выражение «идентифицировать» оставляют для официальных документов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
