Военные действия в это время года воленс-неволенс затихают. Тиха заполярная ночь, темна и таинственна. Только в полдень на несколько часов светлеет небо на юге, наступают светлые сумерки, подсвеченные отражённым светом от вездесущего льда и снега. Вот тогда и можно работать. Мы и работаем. Немчура тоже не спит.
Второй день их ловим. Однако впустую время не тратим. Две-три миномётные батареи вчера шмальнули по финским позициям и затихарились. Финны ударили ответным огнём. Мои козырные ребята, — да, выдернул их вместе с частью курсантов сюда, тут тоже нужно личный состав обучать, — внимательно отследили все огневые позиции, а затем разнесли в пыль шесть артиллерийских и миномётных батарей. По каждой ударили двумя-тремя. Да прошлись два раза. Известный и подлый террористический приём: спустя время противник начинает собирать раненых, оттаскивать пушки на ремонт, тут их и накрывает очередной залп.
— Они тут совсем непуганые! — восхитился Борька, а Яшка кровожадно ухмылялся во всё лицо. Он один за всех евреев, убитых в этой войне, отомстит.
Но это они вчера были непуганые, а сегодня финики молча проглотили все миномётные пилюли, прописанные Борькой. Сын сидит с разочарованным видом. Яшка спокоен, как сфинкс.
Вспоминаю карту. От Ленинграда через Волхов, Петрозаводск, Медвежьегорск и далее до самого Мурманска идёт железная дорога, как становая жила региона. Вот на какой линии было удобно оборону держать! Загнать с десяток тяжёлых бронепоездов, прикрыть их с воздуха и умылись бы финики кровью полновесно.
Но нет! Профукали. Нельзя теперь воспользоваться. Даже частично. Бронепоезд или пару можно к Олонецкой группировке подвести, но пробивать коридор напрямую будет крайне затратно. Не, мы умные, мы сквозь гору не пойдём, мы эту гору обойдём. Понарассказывали мне, какую оборону тут финики организовали. Они, как и мы, умеют в камни врастать, дотов понаставили, редутов понастроили. Прямо вторая линия Маннергейма. Ну-ну, попутного вам северного ветра в горбатую спину.
Прилетят они сегодня или нет⁈ Сколько можно отсиживаться, я же вас в покое не оставлю! Время идёт, ребята-лётчики заждались гостей. Ну, не хотят, как хотят. Эмоциями во все стороны пылить не собираюсь. Не надо пенять судьбе на неудачные обстоятельства, надо ими пользоваться. Дождь идёт и нельзя работать под открытым небом? Работай под закрытым, дома, в сарае или гараже всегда дело найдётся.
— Вызывай 31-ый и 147-ой! — командую связисту. — Пусть отработают фиников в режиме обучения. Как на полигоне. Пешки и чайки. Пешкам отработать бомбометание с полупикирования. Бомбы ФАБ-25. Чайки — на подавление зениток. Если отсутствуют, по любым целям, но с исполнением противозенитных манёвров.
Связист пишет текст, отдаёт шифровальщику, короче, всё по отработанной схеме.
Зачем зря класть бомбы и ракеты на учебных полигонах, когда рядом враг, любезно предоставивший себя в качестве мишеней?
Через четверть часа к передовой приближаются две эскадрильи. Комэски по радио докладывают о выходе на связь. Крот-1 это главная пешка, Зяблик-1 — командир чаек.
— По сигналу «Шершень» кроты немедленно уходят в нору, зяблики вступают в воздушный бой. Поэтому пушечно-пулемётный боезапас на наземные цели не тратить. Всё ясно? Приём…
Ребята подтверждают, что им всё понятно и принимаются за работу. Финские позиции, по большей части неудачно, накрывают бомбовые и ракетные разрывы. Не сплошной полосой, парни работают по очереди, набираясь навыков. Зенитки либо скромничают, либо их вообще нет. Это понятно, у нас тоже штатные зенитки на передовой не всегда бывают.
— Что? Ничего? — вопрошаю наблюдателя. Мотает головой. А время уходит, скоро совсем стемнеет. Тут два времени суток: короткое — светлые сумерки, длинное — глухая ночь. Ночью авиация летать не любит.
Ещё через полчаса уходим на посадку. Сегодня снова не дождались немецко-финских асов.
На земле работы хоть отбавляй. Проследить, чтобы лётчики провели разбор полётов, курсанты-корректировщики позанимались с Борькой и Яковым. После ужина неторопливо совещаюсь с комкором (генерал-майор Морозов Степан Ильич) и комдивом-122 (полковник Мещеряков Николай Николаевич**)
— Товарищи военачальники, мне надоело ждать, — прихлёбываю горячий чай. Мы на окраине Мурманска в штабном подвале. Корпусной штаб здесь.
— Не понимаю, что происходит, — разводит руками полковник. — Каждый день ведь раньше летали…
— Возможно, разгром Плоешти… это нефтеносный район в Румынии, — поясняю для тех, кто не в курсе, — сказался. Топлива стало не хватать.
А что? Должно же как-то отозваться отсутствие поставок из Румынии. Ещё мои генералы должны потоптаться крупнокалиберными бомбами по военным предприятиям Германии. По всяким авиазаводам. Согласно утверждённому графику и спискам.
Вытаскиваю папиросину, с наслаждением закуриваю. С курением стараюсь себя придерживать, а иногда приходится воздерживаться. В самолёте, к примеру, строго воспрещено. Даже маршалам.
— Завтра сделаем так. У тебя же найдётся рота Т-34? — Мещеряков кивает. — С утра начнём артподготовку и до её завершения предпримем танковую атаку при поддержке пехоты. Все разбитые сегодня батареи они не смогут заменить. Да ничего не успеют заменить. За пехотой пусть сапёры идут, что-то наверняка подрывать придётся…
Комдив подзывает начальника связи, разведки и прочих нужных департаментов. На столе расстилается карта. Начинается обычная командирская работа. К завтрашнему авиационному дежурству добавляем наземную операцию. Многого не жду, но взлом первой линии обороны практически неизбежен. Надо наметить рубежи и направление атаки, с утра двое моих ребят дадут установочные данные… стоп, а чего тянуть?
Отсылаю за ними Сашу.
— Выдвижение танков начнём до конца артподготовки, а когда она завершится, за ними и под прикрытием их огня пойдёт пехота…
— Артиллерия своих не накроет? — комдив сомневается.
— Ты же видел сегодняшнюю стрельбу? Риск минимален, танки не будут заходить в зону естественного разлёта. Это метров сто пятьдесят, не больше. Скорее, пятьдесят, так что пусть танки подходят и с сотни метров давят все огневые точки.
Приходят парни, Борис с Яковым. Почти мгновенно дают установки на все цели. Комкор с комдивом глядят уважительно и даже с долей недоверия.
— На вторую линию обороны уже сверху данные дадим, — рву паузу, — как она проявится. Рабочие и резервные частоты те же самые.
— А почему восьмая батарея не отвечала? — вдруг спрашивает Борис. Взгляды всех концентрируются на комдиве. Тот смущённо откашливается.
— Радиостанция не работала. Сейчас всё в порядке.
30 декабря, вторник, время 11:20
Воздушный КП маршала Павлова, небо над 122-ой дивизией.
— Товарищ маршал! Авиагруппа с запада в количестве примерно тридцати машин! Расстояние двадцать километров!
Есть! Дождались!
— Сигнал «Сирена»! Продублировать сообщение наблюдателя! — это я связисту.
Проснулись наконец-то! На земле доблестный комдив Мещеряков уже давит с помощью моей козырной пары вторую линию обороны. Вся дивизия приходит в движение, смещаясь на запад.
Всё прошло, как по маслу. С учётом неизбежности, конечно. Пару раз промахнулись, несколько раз приходилось концентрировать огонь корпусной артиллерии на особо защищённых точках. Применяли и дымовые завесы, отлично работающие при таком слабом освещении. Про потери на земле уточню. Навскидку они не велики. Вижу только пару подбитых танков, но они не горят, вокруг них суетятся. Скорее всего, просто «разули».
Через три-четыре минуты подлетевшие юнкерсы разворачиваются для атаки.
— Стрелкам! В гондолах! Шуганите их! — так-то не стоило бы себя обнаруживать, но оставить своих без поддержки? Не поймут. А наша авиагруппа подоспеет не раньше, чем через пару минут.
Туда одновременно срываются Борька с Яшкой. Вот засранцы! Притормозил бы их, да с подзатыльниками, но пока в небе «юнкерсы» артиллерии себя лучше не обнаруживать.
