— Когда я выбрал, женщина подошла ко мне и потрепала меня по подбородку. Мы вошли в спальню. Я никогда не видел такой комнаты. Зеркала были повсюду. Наши изображения покрывали стены и потолок. Широкая кровать была убрана, как это принято у белых. Дальше стояла ширма, за которой имелось все необходимое для мытья. На моей женщине было длинное платье с множеством пуговиц спереди. Она была одного роста со мной и белая, как волоклюй. Ее волосы цвета маиса падали на плечи. Она, смеясь, назвала меня «цыпленочком». Кровь бросилась мне в лицо. Я вскочил. Она испуганно попятилась. Я спросил, почему она меня оскорбляет. Она засмеялась, извиваясь всем телом. Это еще больше рассердило меня. Мне хотелось дать ей здоровенную оплеуху, но я боялся, что меня разжалуют. Успокоившись, она объяснила, что и не думала меня оскорблять и что белые женщины называют так своих дружков. Она показала мне письмо, которое написала одному из своих дружков. И в самом деле, я прочел не то «обжаренный», не то «обожаемый цыпленочек», точно не помню. Я понял, что она говорит правду. А что произошло после!.. Но сначала надо удалить детей.
Детей прогнали, и они, недовольно бормоча, вышли из хижины.
— Дети ушли, — сказал Меконго. — Подойдите ближе, мне не хочется повышать голос. Я расскажу вам о том, о чем не принято рассказывать.
Мужчины тесным кольцом окружили Меконго.
— Счастливец ты, тебе пришлось воевать! — сказал кто-то.
Тут я ушел.
* * *
Вот уже две недели, как комендант уехал в командировку. Весь вечер госпожа не находила себе места. Она несколько раз спросила у меня, не заходил ли кто-нибудь. Позвала часового и задала ему тот же вопрос. Интересно, о ком идет речь?
Затем она принялась мерить шагами веранду. Госпожа скучает…
* * *
Портомой, которого я нашел для госпожи, смышленый парень. Он моложе меня и плохо говорит по-французски. Он служит в больнице. Он сказал мне, что исполняет там всякую работу — убирает с поденщиками двор, вырывает сорную траву, очищает мусорные ящики от грязной ваты и бинтов. Он помогает также санитарам держать за ноги строптивых больных, которых насильно привозят в больницу в санитарных машинах.
Я спросил, как он находит госпожу.
— Она такая же, как и все здешние белые, — ответил он.
— Но ведь она самая красивая? — настаивал я.
— Знаешь, — ответил он, пожимая плечами, — я не понимаю толка в красоте белых женщин…
Странный малый… Зовут его Баюпо.
Интересно, кого это госпожа ждала вчера…
* * *
Начальник тюрьмы пришел поболтать с госпожой. Не его ли она ждала вчера?..
* * *
Да, именно г-на Моро госпожа ожидала вчера. Как я не подумал о нем? Г-н Моро выделяется среди всех данганских белых: он настоящий мужчина. Негры прозвали его «Белым Слоном». Это один из тех мужчин, на которых невольно обращаешь внимание. Нельзя забыть его могучие плечи. В Дангане он всем внушает почтение, даже коменданту.
Интересно, почему он не пришел вместе с соплеменниками приветствовать госпожу по случаю ее приезда. Или, чтобы съесть овечку, лев ждал, когда не будет пастуха?
Сегодня утром стражник на цыпочках подошел ко мне, приложил к губам толстый указательный палец. Госпожа еще спала. Он опустил руки мне на плечи, и я почувствовал, что его влажные губы тянутся к моему уху. Я ничего не понимал во всей этой таинственности.
— Право, нельзя сказать, — проговорил он чуть слышно, — чтобы я не видел, как начальник тюрьмы прощался с госпожой после полуночи…
Стражник взял меня за руку и увел в дальний угол веранды.
— Дела обстоят так, как они обстоят, — продолжал он таинственно. — Все идет своим чередом. Ничто не случается без причины. Если я говорю, то потому, что у меня есть язык. Если я вижу, то потому, что у меня есть глаза. Глаз опережает язык и действует быстрее, так как ничто не задерживает его в пути… Итак, я говорю… — сказал он после паузы и провел широкой ладонью по губам. — Я говорю, что пантера кружит вокруг овцы. Я тут ни при чем, вот эти штуки (он указал двумя пальцами на свои глаза) все видели.
Стражник пристально смотрел на меня, словно чего-то ожидая.
— Счастье твое, что ты можешь потеть по такому холоду, — добавил он. — Сразу видно, что кровь у тебя молодая.
Я невольно дотронулся до своего носа. Он был влажен. Я сел на крыльцо. Я чувствовал какое-то странное оцепенение. Мне казалось, что ноги мои стали чужими.
— Следовало подумать о друге, а не напиваться в одиночку! — воскликнул стражник, тяжело опускаясь рядом со мной. — Мог бы принести мне малую толику для согревания нутра!
Он зевнул.
— Скажи, они всю ночь разговаривали? — услышал я собственный вопрос.
— Кто они? — спросил озадаченный стражник.
— Как кто? — возмутился я. — Госпожа и…
— Ааааа!.. — воскликнул он. — Все так и начинается — вопросы и вопросы, которым нет конца! Я не понимаю вас, детей сегодняшнего дня. Во времена немцев нас не интересовали истории белых. Я не понимаю, я не понимаю, почему ты задаешь мне этот вопрос…
Он вздохнул.
— Я не сказал тебе, что я их слушал… Я сказал тебе, что их слова достигли моего слуха. Я тут ни при чем…
— Доброе утро, друзья! Хорошо спали?
Это сказал, подходя к нам, Баклю. Он сел между стражником и мною. Стражник что-то пробурчал.
— У вас обоих какой-то чудной вид! — заметил Баклю.
Он внимательно посмотрел на нас. Стражник хотел было встать. Баклю удержал его за штанину. Стражник покорно опустился на прежнее место.
— Не моя это вина, — сказал стражник с дрожью в голосе. — Язык всегда опережает меня самого…
Он сжал губы.
— Я был тем, кто видел и слышал, сам того не желая.
— Что ты тянешь? Можно подумать, что в задницу тебе вцепился скорпион! — воскликнул Баклю. — Со мной тебе нечего бояться: ухо мое — могила. Ты не откажешь в этом брату, настоящему… — взмолился он.
— Понятно, понятно, — сказал стражник, медленно-медленно качая головой.
Он развел руками, как священник, провозглашающий: «Dominus vobiscum!»[32]
— Слушай же, брат, мои слова изменят твои мысли. Я рассказал Тунди о том, что достигло моего слуха, о том, что произошло перед моими глазами. Белый Слон, которого ты знаешь, наведался в поле коменданта во время его отсутствия…
— А вам какое дело до этого? — спросил Баклю в недоумении.
— Никакого, ровно никакого, — поспешно ответил стражник. — Это я и говорил Тунди…
Баклю повернулся ко мне. Он долго пристально смотрел на меня, затем отвел глаза. Он сделал недовольную гримасу, почесал у себя в затылке и кашлянул.
— Тунди, брат мой, любимый брат мой, — начал он, — если бы ты знал, как ты меня беспокоишь… Чего ты, в сущности, добиваешься? С каких это пор глиняный горшок водит компанию с дубиной? Чего ты хочешь?
— Ты говоришь, как старейший, — сказал часовой, шумно проявляя свое одобрение. — Это утешает меня; не все нынешние юноши сумасшедшие…
В военном лагере проиграли зорю, было восемь часов.
— За работу! — сказал Баклю, вставая. — Мы пришли сюда работать, только работать.
— Все же мне больно подумать, что госпожа может сделать такое коменданту, — заметил стражник. — Ведь она только что приехала из Франции…
— Заткни лучше глотку! — крикнул Баклю. — Тебе уже сказали, что эта история нас не касается, а ты продолжаешь говорить!
— Знаешь, сын мой, — сказал стражник, — нет ничего хуже мыслей… Я тут ни при чем… Только мне хотелось бы знать, случилось это или не случилось… Ты моешь белье, ты увидишь по простыням…
— Как я не подумал об этом! — воскликнул Баклю. — Ты мудрее старой черепахи.
Они засмеялись, перемигиваясь. Я ушел, чтобы приготовить душ для госпожи.
Баклю ждал у дверей прачечной. В девять часов госпожа еще не вставала. Стражник присоединился к Баклю. До меня долетели обрывки их разговора. Речь шла по-прежнему о том, произошло это или не произошло. Мысли вихрем кружились в моей голове. Я уже не раз спрашивал себя, как может госпожа, настоящая женщина, довольствоваться мужем… Начальник тюрьмы — один из тех мужчин, которые не ухаживают за женщинами. Он знает, чего хочет, и, чтобы съесть плод, не ждет, пока тот упадет с дерева.
* * *
Свершилось. Бедный комендант!
В одиннадцать часов госпожа еще спала. Понимаю теперь почему. Около полудня она позвала Баклю. Я видел из кухни, как он, посмеиваясь, направился в прачечную. Оттуда он стал что-то жестами объяснять стражнику, который расхохотался. Затем сделал мне знак следовать за ним. Я вылил таз горячей воды в ванну и бегом присоединился к Баклю и стражнику в прачечной. Нет никакого сомнения — все свершилось этой ночью… Бедный комендант!
Господин Моро опять приехал в четыре часа. Госпожа была счастлива. Она пела и, как козочка, прыгала по дому.
