— Проще? Я вам что? Транссибирская магистраль?
— Нет, — рассмеялся я. — Вы наш богатенький Самоотлор.
И угадал — про нефть. По утверждению моего нового заклятого друга, нынче возникла очередная «нефтяная война» между двумя крупнейшими финансовыми группировками, которые возглавляют с одной стороны наш покорный слуга господин Берековский, а с другой — Поханин, президент банковской империи ОАЭИЕБАКС.
— Поханин? ЕБАКС? Так-так, интересно, — задумался я и задал уточняющий вопрос о том, почему таки на моего уважаемого собеседника оказывался такой жесткий прессинг со стороны господина Лиськина? В чем дело?
— Ох, вы, Лопухин, режете без ножа?!
— Ножом, Маркович, ножом.
— Прекратите угрожать, в конце концов, — вспылил. — Я… я тоже человек с определенной гордостью!
— Верю, но мы отвлекаемся от существа дела.
— Я не знаю, что вам от меня?..
— Почему на вас, Марк Маркович, — был спокоен, как буддийский монах в горах Тибета, — наехали, прошу прощения за современный слоган. Мало того, что про вас, повторяю, кино ху-художественное отсняли, так ещё и подорвали… Плешь вон… подсмалили.
— Прекратите так со мной разговаривать! Ху-художественное кино? Это моя частная жизнь. Частная моя жизнь!
— Голубая как небо?
— Вы — мужик, Лопухин! Дурак! Быдло! Хамы!.. Да, я такой — у меня голубая кровь. И этим горжусь, да-с!
— Тьфу, — не выдержал я. — Голубая? Странно, мне показалось, что она цвета переходного знамени. А не проверить ли нам ещё разок?
— Не трогайте меня! — завопил магнат, пряча руки под свой беременный животик. — Убивают!.. Караул!
— Эй, генацвале, нельзя потише, — вскинулся задремавший за рулевым колесом Сосо. — Орет, как кастрируют, да? — и кинул голову на грудь.
Из темных глубины леса выступали несмелые химеры нового дня. Что он несет? Не будет ли последним для всех нас, актеришек Театра военных действий?.. Переведя дух, мы с банковским магнатом продолжили выяснение отношений. На пониженных тонах.
— Ну хорошо, Маркович, — согласился я. — Голубизна — это дело каждого, хотя казус этот собрал всех нас здесь, в этой глубинке…
— Я вас не понимаю? — снова вскричал вздорно. — Что вы от меня хотите? Не говорите загадками.
— Хорошо, — согласился. — Меня интересует программа «S». Что это такое?
— Не знаю ни какой программы, — поспешно ответил господин директор, вращая по сторонам лживыми выпуклыми зенками. — Клянусь мамой.
— А вот маму, мсье Берековский не трогайте, мама — это святое, — и напомнил его невнятный разговор с главным секьюрити Фирсовым. После того, как мы (как бы) журналисты, удалились прочь.
— Бог мой! В каком обществе живем! Всё слушают, всё вынюхивают, всё… не по-человечески… — захлюпал горбатеньким носом. — Не жизнь — мука!
— Марк Маркович, право, как баба!
— Я не баба… не баба я, — закатив глаза, пыхтел, как мужик на мужике на сеновале в тумане, который окутал наше авто и, казалось, мы плывем в облаках; потом признался: да, он, Берековский, слыхал о программе «S», но её цели и задачи ему неведомы, знает лишь то, что разработка проходит на самом высоком уровне и в совершенно секретных условиях. Ему предложили участвовать в этой программе, однако с одним ма-а-аленьким условием: внести вступительный взносец на сумму двести пятьдесят миллионов долларов.
— Зачем?
— Этот же вопрос я задал и господину Лиськину и что же я услышал?
— Что?
— Меня послали, куда подальше, — горько признался толстосум. — Плати, говорят, а ужо потом…
— И вы не заплатили? — догадался я. — Почему?
— Молодой человек, я похож на мудака? — был искренен.
— Все мы в какой-то степени, понимаешь…
— Я что — дойная бурена для всех этих молодых, блядь, выдвиженцев, да?
— Думаю, нет.
— Они же меняют правила игры каждый Божий день. В интересах, говорят, государства. Не смешите, господа, меня и людей. Знаем мы эти интересы. Я им говорю: четверть миллиарда, конечно, тю-тю для меня, но таки дайте ознакомиться хотя бы с основной, так сказать, идеей, а они смеются: утром деньги — днем идеи, днем деньги, вечером идеи. Они экспериментируют, а я плати? Спрашивается, нах… козе баян?
— История, — задумался я. — Пожадничали, Марк Маркович, пожадничали и стали жертвой обстоятельств.
— Так не делают в цивилизованном обществе, — дамским движением пригладил опаленную плешь. — И вы тоже хороши, молодые люди. Резать живого человека.
— А вы взяли заложницу, — отмел все притязания. — Находчиво, нечего говорить. Думали заполучить идею на блюдце с голубой, тьфу ты, господи, что ж это такое, каемочке? Кто такой большой оригинал?
— Не я.
— Кто же?
— Кто-кто? Сами догадайтесь.
— Фирсов?
— И я хорош таки: доверился. И кому? И вот результат…
— Результат может быть плачевным, — передал в уцелевшую руку собеседника сотовый телефончик. — Для вас, Марк Маркович. Надеюсь, вы это понимаете?
— А что не понимать, — сварливо пробубнил. — Я его удушу… своими руками. — Сигнал, запущенный из областного предутреннего лесочка, ушел в космос, отразился о невидимую, блесткую звезду и вернулся на голубую (в смысле цвета) планету. — Фирсов?! Ах, ты сука!.. — завизжал не своим голосом. — Ах, ты мудила… блядина… педрила!
— И горилла, — подсказал я.
— И горилла! — увлекся Марк Маркович; это было последнее слово, которое я бы осмелился повторить вслух. Более мутного потока из всевозможных словосочетаний, обозначающих известные части человеческого тела, физические действия, химические реакции, породы животных и так далее, я никогда в жизни не слышал. Это была такая виртуозная игра великим и могучим русским словом, что все живое в округе встрепенулось ото сна: бойцы, подхихикивая, ушли в серебристые от росы кусты, а невидимые птахи затёхали песнь во славу новому дню.
Если перевести с русского на общепринятый, то смысл высказываний господина Берековского был следующий: что же ты, Игорек-херок, делаешь, нехорошо так поступать с хозяином, кой тебе полностью доверился, некрасивая получилась история: мало того, что его, хозяина, хотели отправить известно куда, туда-сюда, так теперь он находится в заложниках, лишившись при этом части собственного тела. Нет, пока обрезанный поц не отчленили, но дело идет к тому. Полное, так сказать, СО и СН на дорогах жизни. А это дело политическое! Политическое это дело, блядь! Ты меня понял, козел? Осел! И косолапый мишка!..
Признаться, экспрессивная речь господина банкира мне понравилась, я понял, что с этим затейным словесником можно найти общий язык и договориться. Странно, что молодые выдвиженцы не смогли с ним прийти к общему знаменателю. Ах, да, простите-простите, они у нас выражаются исключительно на древнеславянской, понимаешь, вязе или на англо-немецо-французском-сейшельском фуй-фуй. Глухой, как говорится в таких клинических случаях, слепого не уразумеет.
Наконец и я получил возможность продемонстрировать миру свои лингвистические способности и возможности.
— Ах, ты мудила… блядина… педрила!.. — не был оригинальным, это правда.
— И горилла! — подсказал любезный донельзя г-н Берековский.
Я это повторил и высказал ряд своих претензий к службе безопасности банка «Дельта» и главную: зачем уничтожили Костьку Славича?
— Это не мы, — уверенно заявил Фирсов. — Зачем? Какая такая нужда. Для нас, во всяком случае.
— А нужда выбрасывать людишек из окошек?
— Люди — не птицы, но иногда им надо помогать… летать.
— Кого-то искали через них?
— Какая теперь разница?
— Не Осю ли Трахберга, всем известного?
— Ося-Мося… А почему я, собственно, должен отвечать на все эти вопросы?
— Потому, что у нас общие проблемы.
— Согласен, есть одна проблема: получить хозяина. И не более того.
— А не связана ли эта цепочка полетов с кино-фото, где ваш хозяин и покойный Жохов?
— Вы навязчивы, Иван Павлович, — начал раздражаться главный секьюрити «Дельта-банка». — Может быть, вы сексот?
— Я — порнограф, — честно признался. — И не более того.
— И я, конечно, поверил, — засмеялся Фирсов. — Чтобы нас так сделать, этим самым… порнографом… мало быть. На кого работаете, мальчишки-кибальчишки?
— У нас частная компания, — ответил я, тоже раздражаясь. Как можно говаривать с тем, кто тебе не верит. — ЕБАКС называется. Какие ещё вопросы?
— Вопросов нет, кроме одного: это правда, что нашему хозяину оттяпали палец?
— Истинная правда.
— Плохо. Этот пальчик-с-пальчик дорогого будет стоить. Вам, кибальчиши.
— Не пугай, дядя хранитель. Будешь грозиться — хозяин ещё конечности лишится, — предупредил в рифму. — Маркович, дай-ка другую ручку.
— Что?! — заблажил не своим голосом банкир, вырывая телефончик — и новый мутный поток заполнил все космическое пространство от Альфы до Центавры.
