— О Боже! — воскликнула она, закрыв глаза и блуждая рукой в волосах Джеймса. Ноги ее чуть было не сомкнулись, когда он достиг самой сердцевины ее сладострастия.
По-видимому, ожидая именно такой реакции, Джеймс поймал ее бедра и не только не позволил им сомкнуться, но и раздвинул их еще больше. Закусив нижнюю губу, Мэгги откинулась назад — ее тело было ей теперь неподвластно. Страсть и наслаждение переполняли ее в те мгновения, когда голова Джеймса вновь исследовала ее самое потаенное.
Мысли исчезли. Чувства взяли верх, овладели Мэгги, не давая возможности думать и размышлять. Губы и зубы Джеймса посасывали и покусывали ее страждущую плоть. И когда он ввел в нее палец, он наверняка знал, что все ее существо жаждет именно этого. Мэгги содрогнулась. Способность говорить ушла в небытие, оставив ей лишь возгласы, стоны и безумные мольбы. Она хотела…
Она жаждала.
Мэгги содрогнулась, выгнула спину и всецело отдалась во власть Джеймса. Когда он внезапно выпрямился перед ней, ладонь его по-прежнему орудовала у нее между ног. Мэгги схватила его за волосы, притянула к себе и одарила жадным, порочным, отчаянным поцелуем. Она обняла его за плечи и прижала к себе — грудь к груди, кожа к коже. В голове мелькнуло воспоминание о том, как еще там, в Рэмзи, Джеймс положил ее руку на то место, где теперь царило жаркое, неистовое возбуждение. Возможно, теперь, если она сделает это опять, он все же даст ей то, чего она так ждет.
Мысль была сугубо эгоистичной, но Мэгги не думала сейчас об этом. Положив руку между его ног, она нащупала сквозь бриджи то, что искала. Джеймс содрогнулся, и, не отрываясь от его губ, она улыбнулась. Его рот и рука на мгновение замерли. Мэгги сжала эту твердь, а затем провела по ней рукой, по всей ее длине, и поцелуи Джеймса стали походить на ее собственные — жадные и прерывистые.
Мэгги не знала, что именно ей следует делать дальше, а потому испытала определенное облегчение, когда Джеймс отодвинул ее руку в сторону. Она чувствовала, что теперь уже его рука движется между ними, но не совсем понимала, что именно он делает, пока он не отступил назад и не взглянул вниз. Посмотрев туда же, Мэгги увидела, что он пытается расстегнуть пуговицы своих бриджей. Она хотела наклониться и помочь ему, но он в нетерпении резко рванул гульфик, оторвав тем самым большую часть пуговиц, так, что его мужское достоинство буквально выскочило наружу.
Мэгги испуганно расширила глаза, увидев, каких размеров был направленный на нее предмет, но тут Джеймс приблизился к ней, поцеловал ее в бровь, в щеку, затем вернулся к губам. Ответный ее поцелуй оказался чуть более вялым, нежели до того. Заметив это, Джеймс снова положил руку на ее промежность, очевидно, с тем, чтобы вернуть утраченное возбуждение. И это не заняло у него много времени: вскоре Мэгги опять стонала и изгибалась, как и прежде. Тогда он убрал руку, обхватил ее, усадил чуть глубже на стол и раздвинул ей ноги. Затем остановился.
Мэгги смутилась и, посмотрев на него, увидела в его глазах немой вопрос. Он ожидал ее позволения. Закусив нижнюю губу, она слегка кивнула. Большего ему и не требовалось. Придерживая ее за талию, он вошел в нее.
Оба застыли. Секунду единственным звуком было их прерывистое дыхание; затем Джеймс склонил голову и неуверенно спросил:
— С тобой все хорошо?
— Да. — Голос Мэгги был слегка напряженным, но в нем слышалось и понимание. В первую секунду, когда он вошел в нее, она ощутила странное, жесткое покалывание, однако длилось это всего несколько мгновений. Чувствуя исходящий от него жар, она хрипло спросила:
— А как ты?
На губах его мелькнула улыбка, Джеймс прислонился лбом к ее лбу и кивнул:
— Скажи мне, когда будешь готова продолжать.
Мэгги хотела было сказать: «Прямо сейчас», но решила, что, возможно, это будет не очень деликатно. А потому она сосчитала до двенадцати, после чего прошептала:
— Полагаю, теперь вы можете продолжать, милорд.
Она почувствовала, как Джеймс стал чуть покачиваться взад и вперед, и с удивлением заметила, что он смеется. Нахмурившись, она откинулась назад:
— Что тебя рассмешило?
— Ты. Я, — с улыбкой пояснил он, но затем улыбка исчезла, и его темные, бездонные глаза, казалось, поглотили ее. — Боже, ты сводишь меня с ума.
Мэгги почувствовала, что сгорает — она была готова расплавиться подобно восковой фигуре; затем губы Джеймса сомкнулись с ее губами. То был жаркий, жгучий поцелуй, и Джеймс начал двигаться вперед, потом назад и снова вперед. Поначалу такая скорость Мэгги не понравилась. Потом она показалась ей довольно приятной. По крайней мере это не было неприятно. Однако ее удивило, куда вдруг исчезла вся страсть, все возбуждение. Мысль эта едва не закрепилась в ее сознании, когда Джеймс положил руку на ее ягодицы, чтобы немного изменить положение бедер, и в то же время встал под другим углом, тем самым вызвав трение, которое до этого просто отсутствовало.
Мэгги вскрикнула. Прежние восхищение и радость вернулись к ней в тот же миг. Ногти ее вонзились в плечи Джеймса, которые она беспомощно обхватила, делая все, что было в ее власти, чтобы еще больше распалить бушевавшее в ней пламя. Чувствуя приближение той вершины блаженства, которая была ей еще неведома, Мэгги инстинктивно сомкнула ноги на бедрах Джеймса и уперлась пятками в его спину, словно подгоняя его.
— О Боже, Мэгги, я…
Не закончив начатой фразы, Джеймс замолчал, рука его скользнула меж их телами и, коснувшись эпицентра ее желаний, заставила Мэгги вскрикнуть. В ту же секунду она испытала наконец-то божественное и ранее неизведанное чувство, которого так долго ждала. Она была настолько переполнена своим новым, неземным открытием, что едва заметила, как Джеймс вдруг резко вошел в нее и как затем внезапно замер, издав протяжный стон; при этом лицо его исказилось словно от боли.
Первой пришлая себя Мэгги. Ощущая бешеную пульсацию во всем теле, она положила голову на грудь Джеймса, а руки ее нежно легли на его плечи. Он пробормотал нечто странное, чего Мэгги не смогла разобрать, затем повернул голову и прижался губами к ее шее, обхватив всю ее руками, подобно собственнику, держащемуся за дорогой, принадлежащий только ему одному предмет.
Когда же он выпрямился, Мэгги слегка встревожило суровое выражение его лица, явно осуждавшее то, что они осмелились себе позволить, не подумав о последствиях. Еще прежде чем Джеймс заговорил, Мэгги уже знала, — то, что он скажет, не понравится ей. Однако еще меньшее удовольствие она испытала, когда дверь библиотеки неожиданно открылась, так и не позволив Джеймсу высказать то, что он собирался.
— Простите, миледи! Мне действительно кажется, что сейчас… — раздался встревоженный голос слуги.
