дождь, небо заволокли тучи, повеяло зябким ветром, но Елизавета решила не откладывать зрелище: помимо любви к театру, причиной этого было желание поговорить с сэром Джоном.
Елизавета Тюдор в юности.
Неизвестный художник.
– Нет, не сюда, – сказала она слугам, которые хотели поставить ее кресло спереди, – поставьте сзади, наверху. И рядом кресло для сэра Джона, – я так давно его не видела, что мне хочется с ним поболтать.
– А мы не промокнем? – сэр Джон взглянул на небо. – В моем возрасте самое опасное – это простуда; остальное все неважно. Что за погода, – когда я ехал к вам, солнце светило, как летом, и ничто не предвещало дождя.
– Что толку сетовать на то, что мы не можем изменить? – заметила Елизавета. – Я прикажу подать вам горячий грог – пейте, сколько хотите. А сверху мы накинем толстенную дерюгу, получится что-то вроде шатра. Вы помните, как однажды мы нашли вас в таком шатре с одной из моих фрейлин? Ее звали Рэчел.
– У вас поразительная память, ваше высочество, – закашлялся сэр Джон. – Кстати, а Рэчел все еще при вас?
– Нет, милорд. Всех моих старых друзей удалили от меня. Я окружена теми, кто угоден моей сестре-королеве, а точнее говоря, сэру Стивену. Но не будем об этом… Эй, скажите актерам, чтобы они начинали! – крикнула она. – Мы не лягушки, чтобы дожидаться хорошего дождя!
Забили барабаны, тонко пискнула свирель. Из-за декораций с нарисованными на них египетскими пирамидами и верблюдами выскочил актер, одетый шутом. Кувыркаясь, он колесом прошелся по сцене, совершил головокружительный прыжок и встал, как вкопанный, перед зрителями. Барабаны замолчали.
– Смотрите прекраснейшую пантомиму! Исключительно для вашего удовольствия и чтобы порадовать ее высочество! – закричал шут. – «Антоний и Клеопатра» – древняя история любви! Лучшее исполнение, какого вы не увидите даже при дворе короля Франции!
Он убежал за декорации: зрители похлопали ему. Мелкие капли дождя застучали по дощатому настилу сцены; на ней появилась Клеопатра в легком одеянии и с бумажной золотой короной на голове. Молодой актер, исполнявший роль египетской царицы, делал вид, что ему жарко, и обмахивался веером. Сэр Джон поежился.
– Выпейте грогу, милорд, – сказала ему Елизавета. – Я бы могла разделить с вами мой плащ, но боюсь, что это будет дурно истолковано. Давайте я накрою вас дерюгой.
– О, ваше высочество, мне до сих пор никогда не приходилось сидеть с наследницей престола под одной дерюгой! – улыбнулся сэр Джон.
– Вы ошиблись, милорд, я не наследница, – возразила Елизавета, – и не стану ею, если моя сестра Мария родит сына или дочь.
– Учитывая ее лета и то, что она не замужем, шансы ее невелики.
– Но они сохраняются, и до тех пор я никто: незаконнорожденная дочь, которую отец признал лишь под конец жизни и которую он поставил на последнее место в списке претендентов на корону. Принцессой меня называют исключительно из приличия, а вы говорите – наследница! Вы шутите, милорд, – с горечью произнесла Елизавета.
– Однако все может перемениться, – флегматично пробурчал сэр Джон. – Жизнь делает порой неожиданные повороты.
– Да? – Елизавета взглянула ему в лицо. – На нас смотрят, к нам прислушиваются, – вдруг шепнула она и, повысив голос, спросила: – Почему вы не пьете, милорд? Вам не по вкусу наш грог?
– Ах, ваше высочество, он превосходен, но я слишком много пил в последние три дня, – также громко отвечал сэр Джон. – Видите ли, у моего приятеля были именины, и он, чтобы никого не обидеть, отмечал их сначала по католическому образцу, потом – по протестантскому, а затем совместно, в знак примирения обеих религий. Из-за этой веротерпимости мне пришлось столько пить, что больше в меня не лезет. Я и не знал, что толерантность приводит к пьянству.
– Ох, сэр Джон, сэр Джон! – Елизавета, смеясь, хлопнула его по руке. – Вы неисправимый вольнодумец и циник! Помню, когда я была девочкой, вы так смешно рассказывали мне про чудеса святого Игнатия, что со мною чуть не случилась маленькая неприятность… Ладно, давайте смотреть пантомиму, – актеры из кожи вон лезут, чтобы нам понравилось.
* * *
На сцене Клеопатра безутешно убивалась, получив известие о гибели Цезаря. Простирая руки то к небесам, то к пирамидам, то, почему-то, к верблюдам, Клеопатра отчаянно рыдала, дергала себя за волосы, била в грудь, а закончила тем, что достала громадный пузырек с большой, видной всем надписью «яд» и собралась опорожнить его. Однако появившийся на сцене Антоний, красавец в богатых латах, успел предотвратить эту попытку и после недолгой борьбы отнял пузырек у Клеопатры. Затем он упал на колени перед царицей и принялся объясняться в любви. Шут, стоявший в дальнем углу сцены, прокричал: «Объясняется в любви» – чтобы ни у кого не оставалось сомнений.
Клеопатра стала потихоньку сдаваться, и, в конце концов, Антоний заключил ее в объятия.
Между тем, пошел сильный дождь, актеры и зрители начали мокнуть, но принцесса Елизавета весело захлопала в ладоши, придворные – вслед за ней, и представление продолжалось.
– Вот вы говорите, что у моей августейшей сестры мало шансов выйти замуж, – шептала Елизавета сэру Джону, – однако у нее были женихи, как вам известно. В первый раз ее сосватали в двухлетнем возрасте за французского дофина, сына короля Франциска; потом, в шестилетнем возрасте, она была помолвлена с императором Карлом, – а когда ей исполнилось одиннадцать, наш отец Генрих вновь решил выдать ее замуж за французского дофина или за самого короля Франциска, овдовевшего к тому времени. Только после того как Генрих развелся с королевой Екатериной, матерью Марии, и женился на моей матери, он перестал сватать Марию к европейским королям, надеясь на рождение наследника английского престола от собственного брака.
О том, что произошло с моей матерью, вы знаете, но Генрих все-таки добился своего – его третья жена, леди Сеймур родила ему Эдуарда, нашего покойного короля. Милый мальчик, я любила его всем сердцем, и он отвечал мне любовью! Богу было угодно рано забрать его к себе, – и моя сестрица теперь королева Англии. Но тем более важно для тех, кто служит ей, не
