— Да. Когда он остался в нашем доме на ночь, мы вторглись в его сны. Ничего особенного, только…
— Что только?
— Ничего. Вот именно: ничего. Огромная пустота. Ни мыслей, ни чувств, ни реакции на наше появление. Это походило на заброшенный дом без жильцов, без жизни…
— Очень странно, — его собеседник задумался. — Но я не думаю, что этому стоит придавать значение. Быть может, это кататонический ступор.
— Или он располагает необычайно сильными защитными механизмами.
— Возможно… Но нас это не касается, хотя за ним стоит понаблюдать. — Он поднял на собеседника скучающий взгляд. — Речь идет о второстепенной фигуре… Если потребуется, можем ее и вовсе удалить.
33
Севилья, 1559 год
Диего Рамирес шел по коридору, привычно пряча сложенные перед собой руки в широких рукавах сутаны. Его взгляд, как всегда, был устремлен в пол, не столько для показной сосредоточенности, сколько для того, чтобы избежать ненужных приветствий и не интересующих его разговоров. Немногие решались заговорить с ним, однако всегда находился кто-то, кто считал, что идиотскими вопросами может заслужить его благосклонность.
По этой же причине Рамирес всегда ходил очень быстро, от чего всем, кто его видел, казалось, что он спешит по очень важному делу.
Но сегодня он, погруженный в свои мысли, против обыкновения шел медленно. Он шел из своего кабинета в подземелье, обдумывая содержимое оставшейся на его столе папки. Папки с материалами на Бартоломе де Каррансу.
Архиепископа арестовали по обвинению в ереси 22 августа в Торрелагуне, когда тот направлялся в Вальядолид. Рамиресу стоило больших усилий сохранить спокойствие и даже напустить на себя безразличный вид, когда эта новость дошла до него. Он поспешил под каким-то вымышленным предлогом расстаться с принесшим известие собеседником и уединился в отведенных ему комнатах. Подойдя к зеркалу, он позволил проявиться обитающей в его теле сущности, всмотрелся в свое лицо и, вскинув руки в ликующем жесте, издал хриплый победный клич.
Подобный исход дела превзошел все его ожидания. Дело Каррансы было открыто чуть больше года назад, вскоре после назначения его архиепископом, и вот уже примас Испании должен был предстать перед судом по обвинению в ереси — глумлении над верой и дискредитации католической церкви.
Но через два дня после ареста архиепископа радость доминиканца, приложившего руку к тому, чтобы падение Каррансы стало свершившимся фактом, омрачило известие, что фрагмент подвески, который Рамирес рассчитывал изъять у опального примаса, бесследно исчез.
Севильский инквизитор лично позаботился о том, чтобы двое его людей присутствовали при аресте Каррансы и попытались завладеть осколком ожерелья Сатанеля. Однако ни у самого архиепископа, ни в его вещах, ни у сопровождавших его людей не было ничего похожего на то, что они искали. Ошибки быть не могло: близость любого из фрагментов подвески обостряла все чувства последователей Сатанеля.
К счастью, Рамирес всегда был крайне скрупулезен — оставлял себе пути для отступления. Теперь он рассчитывал извлечь информацию из этого ничтожного ювелира, ожидающего своей участи в камере подземелья.
Если же этого не произойдет, тоже ничего страшного. Рано или поздно местоположение фрагмента будет обнаружено. Так гласило пророчество. Цикл должен завершиться. Но Диего Рамирес стремился завершить и свой собственный цикл — ему хотелось стать тем, кто обнаружит драгоценный предмет.
Перебирая в памяти события, приведшие к падению Каррансы, инквизитор продолжал свой путь в подземелье дворца Трианы. В его памяти еще свежи были воспоминания о визите Фернандо де Вальдеса в тот самый кабинет, который он только что покинул…
— А как обстоят дела с его высокопреосвященством?.. Что-нибудь слышно? — поинтересовался Вальдес, не отводя глаз от застекленной двери на маленький балкон. Он стоял к доминиканцу спиной и задал этот вопрос как бы между прочим, мимоходом.
Диего Рамирес, воспользовавшись тем, что собеседник его не видит, позволил себе улыбку. Еще час назад, в начале разговора, он понял, как важна для великого инквизитора эта тема, но выжидал, пока шеф сам задаст интересующий его вопрос.
Они обсуждали дела, которые предстояло рассматривать севильскому трибуналу, пока Вальдес не встал, чтобы размять ноги, и не подошел к выходящему на площадь балкону.
Прежде чем ответить, Рамирес несколько секунд разглядывал четкие очертания фигуры инквизитора на фоне окна.
— Ну конечно, монсеньор, — проговорил он, зная, как нравится Вальдесу это обращение. — Я и сам хотел вам все рассказать после того, как мы покончим с делами. Но если хотите, мы можем поговорить об этом прямо сейчас.
— Отлично! — Вальдес развернулся и снова подошел к столу. — Вы могли бы вкратце рассказать мне все, что вам известно. Я полагаю, вы уже в курсе того, что он заявил у смертного ложа императора, — добавил он, усаживаясь в кресло.
Рамирес коротко кивнул и сделал вид, что разыскивает папку с делом Каррансы, хотя отлично знал, где она находится. Услышав слова Вальдеса, он опять улыбнулся, на этот раз про себя. Как объяснить этому человеку, что он знал обо всем задолго до того, как эта информация попала к нему? Как сообщить о том, что один из свидетелей упомянутого события, а именно камердинер императора, на самом деле работает на него, Диего Рамиреса? И что в тот день в Юсте было явление масштаба, далеко выходящего за рамки восприятия великого инквизитора?
— Да. Вот копия показаний аббата монастыря в Юсте. — Доминиканец извлек дело Каррансы из-под кипы папок, громоздившихся на этажерке позади стола. — «Вам незачем каяться в грехах, — открыв папку, прочитал он, — Все наши прегрешения искупил Христос своими страданиями на кресте». — Рамирес знал, что действительные слова Каррансы звучали несколько иначе. Однако для его целей подобная интерпретация подходила как нельзя лучше. Он обратил к своему собеседнику бесстрастное лицо и добавил: — Камердинер был свидетелем этой сцены. Он все подтверждает.
— Вы отдаете себе отчет в том, что это означает? Он отрицает существование ада! И чистилища! Он утверждает, что исповедь — это… это…
— Утешение для слабых духом?
Вальдес уставился на него, сдвинув брови.
— Э-э… ну да, что-то в этом роде. Как бы то ни было, это совершенно неприемлемо. Это чистейшей воды лютеранизм. Что там у вас еще?
— Да вы все это уже знаете, монсеньор. Мнение Педро де Кастро относительно «Комментариев», заявление брата Доминго де Куэваса, акты трибунала в Вальядолиде, которые вы мне прислали, с результатами допроса Карлоса де Сесо, Педро Касальи…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
