Несмотря на страшную боль, он не выпустил из рук тормоза, но удержать сани уже не мог и лишь в последний момент также успел одернуть собак в сторону от несущегося воза. Сани, как с трамплина, низринулись с уступа и, увлекая за собой собак, свалились набок. Ездок благополучно упал на спину.
— Всякое видел, а вот летающих собак увидел впервые, — изрек охотник, поднимаясь и морщась от боли.
Охотник шутил — значит, все сошло благополучно. У меня отлегло от сердца. По всегдашней привычке, Журавлев прикрыл шуткой смущение, чтобы не выдать свое ущемленное самолюбие профессионального охотника и ездока на собаках. Только вечером, сидя в палатке, мы признались друг другу, что перед спуском в речку у обоих было желание отпрячь собак и скатиться на санях, как это делают ребятишки при катании с гор, или просто спустить сани на веревках. Эта мысль осталась невысказанной ни тем, ни другим. Почему промолчали, каждому было понятно. Помешало самолюбие, нежелание уступить перед опасностью.
Речка повела нас на северо-восток. По своему характеру она не отличалась от той, по которой мы поднимались на водораздел. По существу, это был хотя и значительно мощнее, но такой же сезонный горный поток, бурный в период таяния снега, мелеющий по мере исчезновения снежных запасов и, наконец, к осени пересыхающий или превращающийся в небольшой ручей.
Причудливые складки образовывали необычайно эффектные скалы.
Необычайно интересными были обрывы берегов. Спокойное залегание красноцветных песчаников, характерных для западной части Земли, кончилось. Их заменили известняки и другие породы. Причудливые складки образовывали необычайно эффектные скалы. Рядом с ними лежало беспорядочное месиво, где отличить одну породу от другой было почти невозможно. Здесь складки были раздроблены, а сами породы искромсаны и перетерты. Все это говорило о каких-то мощных геологических процессах, некогда протекавших здесь.
Русло речки, постепенно расширяясь, достигло 100 метров. Снег лежал плотным слоем. Путь был хорош, и мы, довольные, шли вперед, любуясь редкостными по сложению скалами. Но вдруг русло, приняв справа большой приток, сузилось сразу до 20 метров, а скалистые берега поднялись еще выше.
Мы невольно остановились перед этими мрачными воротами.
Мы невольно остановились перед этими мрачными воротами. Темная, почти черная 80-метровая скала нависла над ущельем. Наверху с нее свешивался многометровый снежный козырек. Как затаившийся, готовый к прыжку огромный хищник, скала охраняла вход в ущелье. Казалось, что многие тысячелетия она поджидала жертву и каждое мгновение была готова сбросить сотни тысяч тонн камня и тысячи тонн снега на первого смельчака, попытавшегося проникнуть в глубь дикого прохода. Мертвая тишина, царившая вокруг, еще больше усиливала тягостное впечатление.
Решили сделать разведку. Стали лагерем, освободили одни сани и, оставив половину собак на месте, на пустых санях нырнули под нависшую скалу.
Мрачный каменный коридор тянулся почти шесть километров. Местами стены его немного понижались, русло расширялось, но потом стены вновь росли ввысь, достигая 100 метров, и угрожающе сближались. Самое неприятное впечатление вызывали висевшие над головой огромные снежные наддувы. Несколько из них не так давно обрушились и теперь лежали беспорядочными глыбами на дне ущелья. Глядя на другие наддувы, можно было только удивляться, как они до сих пор удерживаются. Под некоторыми из них мы не решались проскочить с ходу. Останавливались, стреляли из карабина, чтобы вызвать воздушную волну. Когда замолкал гул выстрелов, повторяемый эхом, и снова воцарялась тишина, гнали собак дальше.
Обследовав ущелье, мы убедились в его проходимости, хотя и с опасностью для жизни. Но те или иные опасности мы встречали в каждой своей поездке и как бы сжились с ними. Здесь, в ущелье, возможность попасть под снежный обвал и быть заживо похороненным была очень наглядной. Однако уклониться было нельзя. Приходилось принять решение.
Назавтра, 8 апреля, весь день стояла пасмурная погода, а вечером надвинулся туман. За день прошли 34 километра. Первые шесть шли по ущелью. Накануне оно было тщательно осмотрено. Путь как будто знаком. И все же, надо признаться, мы по-настоящему боялись. Опасность была новая, непривычная и особенная. Мы не могли уклониться от нее, и в то же время у нас не было никаких средств для борьбы с ней. Единственно, что мы могли сделать, — это по возможности быстрее миновать грозные места. На всякий случай, шли на расстоянии 250–300 метров друг от друга, чтобы одновременно не попасть под обвал. Снежные козырьки в тысячи тонн, висевшие над головой, как бы гипнотизировали. Когда они свалятся вниз? Через час, через одну минуту, или продержатся еще месяцы? Случись самая невероятная вещь — повстречайся нам здесь человек, — и то, вероятно, мы бы сказали:
— Давай, минуем это место, а потом уже будем знакомиться.
В середине ущелья, в самом узком месте, увидели картину, которая никак не могла изменить к лучшему нашего настроения. Громадный кусок снежного козырька, протяжением свыше ста метров, который еще накануне свисал с выдвинувшейся скалы (мы это видели вчера своими глазами!), прошедшей ночью свалился вниз. Сплошной четырехметровый сугроб из огромных глыб крепко смерзшегося снега перегородил ущелье и похоронил наш вчерашний след. «Наш час еще не наступил», — невольно думали мы, глядя на обвал. Смешались радость и страх. Радовались мы тому, что обвал произошел несколькими часами раньше, а боялись таких же снежных наддувов впереди. Пропустят или похоронят?.. Перебравшись через завал, погнали собак дальше. В одном месте, где козырек особенно угрожающе обвис, мы, как и накануне, не решились проскочить с ходу. Остановили собак и, не доходя до опасного участка, выпустили по обойме патронов. Сотрясение воздуха не вызвало обвала. Это вселило в нас некоторую уверенность, что громада, висевшая над нами, достаточно прочна. Вновь пустились в путь. Взгляды невольно тянулись вверх, словно они могли подпереть тысячетонную массу.
Наконец ущелье осталось позади. Река, вырвавшаяся из каменных тисков, тоже точно обрадовалась простору. Она залила долину и образовала озеро. По ровному льду, почти не меняя курса, покатили на северо-восток.
Только перед концом перехода нам стала ясна причина образования озера. Долину сначала перегородила гряда небольших островков — по форме ярко выраженных «бараньих лбов», обращенных крутой стороной к северо-востоку. Тут же за островками, с северной стороны долины сползал широкий язык ледника. Он перегородил долину и русло речки.
