– Да нет же, – сказал я, – я вовсе не собираюсь уезжать.
Рейчел и Арнольд расположились в креслах у меня в гостиной. Я сидел в кресле Джулиан у окна. Небо нахмурилось и потемнело, я включил свет. Это было в тот день, к вечеру.
– Так что же вы собираетесь делать? – спросил Арнольд. Сначала он позвонил по телефону, а потом приехал вместе с Рейчел. Они вступили – другого слова не подберешь – в гостиную и оккупировали ее. Встретиться с хорошо знакомыми людьми, которые вдруг перестали улыбаться, потрясены и напряжены, – очень страшно. Я испугался. Я знал, что они «придут в бешенство», но я не ожидал такого единства, такой мощной враждебности. Их полное нежелание – напускное или реальное – поверить в случившееся обескуражило меня, лишило дара речи. Я ничего не мог объяснить и чувствовал, что произвожу поэтому совершенно ложное впечатление. Кроме того, я не только выглядел, но и чувствовал себя ужасно виноватым.
– Остаться в Лондоне, – сказал я, – возможно, изредка видеться с Джулиан.
– И дальше завлекать ее? – сказала Рейчел.
– Что же тут такого… я хочу просто получше узнать ее… Ведь мы, кажется, любим друг друга… и…
– Брэдли, спуститесь-ка на землю, – сказал Арнольд. – Что вы мелете? Вы витаете в облаках. Вам под шестьдесят. Джулиан двадцать. Она заявила, что вы сказали ей, сколько вам лет, и что ей это безразлично, но не можете же вы воспользоваться тем, что сентиментальная школьница польщена вашим вниманием…
– Она не школьница, – сказал я.
– Она совершенный ребенок, – сказала Рейчел, – и ее очень легко обмануть и…
– Я не обманываю ее! Я говорил ей, что при такой разнице в возрасте все просто невозможно.
– Абсолютно невозможно, – сказал Арнольд.
– Она сегодня такое несла, – сказала Рейчел, – не могу себе представить, что вы ей напели.
– Я не хотел, чтобы она вам говорила.
– Значит, по-вашему, надо было обманывать родителей?
– Нет, нет, не то…
– Ничего не понимаю, – сказала Рейчел. – Вы что, вдруг почувствовали к ней влечение, или как там еще, и тут же сказали ей, что она вам нравится, и начали увиваться за ней, да? Что произошло? Все ведь, кажется, только что началось?
– Да, только что, – сказал я. – Но все очень серьезно. Я не предвидел, не хотел, это случилось. И потом, когда оказалось, что и она тоже…
– Брэдли, – сказал Арнольд, – ваши объяснения не имеют никакого отношения к действительности. Ну хорошо. Вы неожиданно обнаружили, что она привлекательная девушка. В Лондоне полно привлекательных девушек. И лето почти в разгаре, да и вы в таком возрасте, когда мужчины порой превращаются в полных идиотов. Я знал таких, которые в шестьдесят лет начинали вытворять черт-те что: как говорится, седина в бороду, бес в ребро. Тут нет ничего необычного. Но даже если вы распалились по поводу моей дочери, какого черта, вместо того чтоб помалкивать, вы стали докучать ей, расстраивать ее и смущать…
– Я вовсе ей не докучаю, и нисколько она не расстроена.
– Нет, мы оставили ее именно в таком состоянии.
– Значит, это вы ее и расстроили…
– Неужели вы не могли вести себя как порядочный человек?..
– И она гораздо меньше смущена, чем я сам. Простите, но ваши определения совершенно не подходят. Тут действуют космические силы. Вы, наверно, просто не имеете о них понятия. Кстати, Арнольд, вы ведь никогда, ни в одной книге не описали настоящей влюбленности…
Рейчел сказала:
– Вы рассуждаете, как мальчишка. Каждый знает, что такое влюбленность. Дело не в этом. Подробности ваших так называемых «переживаний» никого не волнуют. Это еще скучнее, чем слушать про чужие сны. Джулиан, во всяком случае, не «влюблена» в вас, что бы вы под этим ни подразумевали. В ней нет никакой извращенности, и ей просто интересно и лестно, что пожилой друг ее отца оказал ей такого рода внимание. Если бы вы видели ее сегодня, когда она рассказывала нам обо всем и смеялась, смеялась. Она была похожа на ребенка, которому дали игрушку.
– Но вы же говорите, она расстроена…
– Потому что мы сказали ей, что это неудачная шутка.
Я думал: «Любимая, я верю тебе, верю тебе, и я знаю тебя. Я буду верить так же, как веришь ты». Но тут же мне стало больно и страшно. Неужели после того, что было, я могу поставить теперь все под сомнение? Она так молода. И верно они говорят, это едва началось. Так недавно, что я даже поразился, откуда у меня такая уверенность. И все же, преобладая над всеми сомнениями, эта уверенность у меня была.
– Наконец-то я вижу, вы начали нас слушать, – сказал Арнольд. – Брэдли, вы приличный, разумный и вполне порядочный человек. Неужели вы всерьез намерены переживать вместе с Джулиан сердечные бури? Я говорю: «сердечные бури», но, слава богу, до этого еще не дошло и никогда не дойдет. Я не допущу.
– Я пока сам ничего не знаю, – сказал я. – Я согласен: все совершенно невероятно. Джулиан любит меня – просто не верится. Немыслимо. Я сам потрясен. Но теперь я, естественно, не отступлюсь. Не уберусь потихоньку прочь, как вы предложили, не прекращу свиданий с Джулиан, я просто не могу, я должен понять, любит она меня или нет. А если любит, то я еще и сам не знаю, что из этого следует. Возможно, ничего. Все слишком необычно и может обернуться мукой, особенно для меня. Ей я не причиню мук. Надеюсь, я ей не поврежу. Но сейчас мы оба не можем остановиться. Вот и все.
– Она может остановиться и остановится, – сказал Арнольд. – Пусть даже мне придется запереть ее в комнате.
– И вы прекрасно можете остановиться, – сказала Рейчел. – Будьте честным! И перестаньте говорить «мы». Вы не можете отвечать за Джулиан. Вы ведь не спали с ней, правда?
– О господи, господи, – сказал Арнольд, – конечно, нет. Он же не преступник.
– Правда.
– И не собираетесь?
– Рейчел, я не знаю! Поймите, перед вами безумный.
– Значит, вы признаете, что вы невменяемы, не отвечаете за свои поступки и опасны для окружающих!
– Арнольд, пожалуйста, не горячитесь, не выходите из себя. Вы оба пугаете меня, сбиваете с толку, зачем? Когда я сказал: «Я сумасшедший», – я не имел в виду, что не отвечаю за свои поступки. Я чувствую ответственность, как если бы… мне вручили… ну… не знаю что… чашу Грааля. Клянусь, я не буду давить на Джулиан, приставать к ней… я дам ей полную свободу, она и так совершенно свободна…
– Вы отлично понимаете, что несете чушь, – сказал Арнольд, – во всяком случае, вы сами себе противоречите. Если вы сейчас не оставите ее, то подогреете ее чувства, создадите определенные отношения между вами. Естественно, вам того и надо. Разумеется, у нее к вам нет ничего серьезного, вы понимаете, надеюсь, что сами все сочинили. Подумайте, она же еще ребенок! И поймите раз и навсегда: я не допущу, чтобы между вами и моей дочерью возникли какие бы то ни было «отношения». Не будет ни свиданий, ни волнующих бесед, копания в чувствах – ничего. Пожалуйста, поймите. Поймите, что в данной ситуации вы для меня ничем не лучше грязного, похотливого старика, который пристал к ней на улице. Я буду беспощаден, Брэдли. Иного выхода у меня нет. Оставьте Джулиан в покое. Я запру ее, увезу, а если понадобится, прибегну к закону, к полиции, к грубой физической силе. Вы и писать ей не сможете, не надейтесь, я полностью огражу ее от вас. Вы не пробьетесь к ней, я не допущу, чтобы между вами хоть что-то началось. Господи, ну поставьте себя на мое место. Решитесь же, поступите честно и разумно и немедленно уезжайте из Лондона. Вы ведь собирались. Пожалуйста, уезжайте. Уверяю вас, все пройдет, я не говорю, что вы никогда больше не увидитесь с ней и с нами, ничего подобного. Но мне ясно, что сейчас на вас нашла дурь, а я не допущу, чтобы моя дочь связывалась как угодно – пусть даже поверхностно, в шутку или неосознанно – с пожилым мужчиной. Одна эта мысль внушает мне отвращение. Я не допущу этого.
Наступило минутное молчание. Я пристально смотрел на Арнольда. Он сидел неподвижно, говорил спокойно, но отрывисто и внушительно, в голосе его слышалась угроза. Лицо под бесцветными волосами пылало, как у девушки. Я хотел победить свой страх гневом, но не смог. Я проговорил глухо:
– Ваше красноречие только доказывает, что Джулиан в конце концов убедила вас обоих, что она действительно в меня влюблена.
– Она не отдает себе отчета в своих чувствах…
– Мы не в восемнадцатом веке…
– Пошли. – Арнольд поднялся, кивнул Рейчел, она тоже поднялась. – Мы сказали все, что собирались… Ваше дело… это переварить… поймите, выбора нет…
Я открыл дверь гостиной. И сказал:
– Арнольд, пожалуйста, не сердитесь, я не сделал ничего плохого.
– Сделали, – сказала Рейчел. – Вы сказали ей о своих чувствах.
– Верно. Не надо было говорить. Но любить – не преступление, вот увидите… все будет хорошо… Я не буду надоедать ей… если хотите, не буду с ней видеться целую неделю… пусть все обдумает…
– Не выйдет, – сказал Арнольд мягче. – Полумеры только ухудшат положение. Поймите, Брэдли. Господи, вам ведь тоже ни к чему вся эта каша. Уезжайте. Если вы увидите ее, вы только разведете драму. Лучше тотчас решительно все оборвать. Поймите же. И не обижайтесь.
